ром, компьютер ответил двумя: красным и зелёным. Зелёный подмигнул Степану, радуясь возвращению к жизни.
Наскоро почистив зубы и умывшись, Степан поглядел в зеркало. "Красавчик!", -- подмигнул отражению. Вспомнил было, что хотел принять душ, но сразу же забыл. Вернулся в комнату, где уже закипал чайник.
Щедрой рукой высыпал в чашку кофе, сахар и залил кипятком. Кофе поднял не только настроение, но и кое-что ещё. И тогда Степан вспомнил о своём желании что-нибудь поменять в своей жизни.
"Да! Именно сегодня! -- возликовал он. -- Именно сегодня я коренным образом изменю что-то в своей жизни!".
Онанировал Степан с этого утра левой рукой.
Глупость человеческая
-- Ну, всё, как полагается: поляну накрыл, попрощался, сказал, что никого никогда не забудет и скрылся в неизвестном направлении.
-- Так просто? А чем мотивировал?
-- Переездом в другой город.
-- Обалдеть! Работа же у него была, как говорится, "не бей лежачего", квартира, авто, бабы, все дела... И куда он переехал?
-- В какой-то Мухосранск.
-- А что там? Родина его, что ли? Предки?
-- Родина его -- город-герой Москва.
***
Самым сложным было изобразить восторженный голос:
-- Мама! Можешь меня поздравить! Я -- студентка!
Конечно, мама не сдержалась и заревела от счастья прямо в трубку:
-- Доченька, умница ты моя, надежда и опора...
Конечно. Всегда была отличницей, любимицей преподавателей, и путь её, казалось, будет светлым. Все знали, что Настя будет учиться в Москве. А где же ещё? Мать взяла кредит в банке, "чтобы было, на что Настеньке до Москвы добраться, и на первое время, на учебники те же..." Сбережений в семье никогда не было. Отец лет восемь лет назад утонул, с тех пор мать тянула и Настю, и полоумного Колю.
-- ...Учись хорошо, лекции не пропускай, допоздна не гуляй... -- мама всё говорила и говорила.
Настя поддакивала и с трудом сдерживала ком в горле. В институт она не поступила: не хватило пары баллов. Хорошо хотя бы, что за квартиру заплатила за два месяца вперед: как раз время найти работу.
-- ... А там, глядишь, и нас с Колей к себе заберёшь... -- понадеялась мама.
Прошло полтора месяца. Настя устроилась официанткой в забегаловке. Проснуться в пять утра, привести себя в порядок, сорок минут на электричке, ещё час в метро и на автобусе. И к девяти надо быть на работе. Двенадцать часов на ногах. Не дай Бог, что-то разбить или обидеть клиента. Ноги опухли, на них проступила венозная сетка.
После вычета штрафов из зарплаты осталось сто девяносто пять рублей. Меньше, чем ушло на проезд. И осень уже. И хозяин квартиры "тактично" намекнул на приближающийся срок квартплаты: "Настя, ты учти, день просрочки -- вылетишь сразу же..." Колготки порвал, гад.
***
Тишина и неяркий свет. Тишина сменила привычный перестук колес поезда. Фонарь на перроне осветил половину купе. Мирон проснулся и взглянул на часы: четверть четвёртого.
На верхней полке обеспокоено завозился попутчик. Мирон выглянул в окно и чертыхнулся: это была его станция.
В дверь постучали:
-- Ясный, стоянка -- три минуты.
Мирон накинул куртку, взял собранную с вечера сумку, мысленно попрощался с соседями по купе и направился к выходу. В тамбуре кивнул зевающему проводнику:
-- Счастливо.
-- Счастливо.
Всегда так. Какой фразой прощаешься, той и ответят. То ли ленятся, то ли... Чёрт их знает.
Ясный встретил его прохладным ветром. Мирон поёжился и закурил.
-- Такси надо? -- спросил невысокий плотный кавказец.
-- Надо. В гостиницу. Ближайшую.
-- А у нас всего одна, -- усмехнулся таксист. -- Поехали.
В салоне "Волги" тепло и уютно. Фонари не горели, так что единственным освещением в городке были мелькавшие окна маленьких одноэтажных домиков.
Через пять минут они подъехали к трёхэтажному зданию. Небольшая потёртая вывеска гласила: "Центральная гостиниця N 1". Оказалась она на перекрёстке улиц им. Маресьева и Чехова. Чуть ниже по Чехова виднелись огни таверны "Очаг". Судя по припаркованным машинам, "Очаг" ещё работал.
Мирон расплатился, вытащил сумку и подошёл к дверям гостиницы. Закрыто. Мирон постучался. "Жрать и спать", -- мелькнуло в голове.
Дверь открыл охранник с сонным, опухшим лицом и слипшимися глазами:
-- Чего?
-- Мне нужен номер.
-- На час -- двести, до восьми утра -- пятьсот, -- оживился охранник. -- Деньги вперёд.
-- А на сутки? -- спросил Мирон.
-- А... -- протянул охранник. -- Ты один, что ли? Приезжий?
-- Типа того. Войти можно? Холодно.
Разочарованный охранник впустил его внутрь, выглянул на улицу, огляделся и запер дверь.
Сняв одноместный номер и получив ключи, Мирон поднялся на второй этаж. Покрытые протёртой дорожкой деревянные полы кряхтели под ногами, скрипы кроватей и женские стоны, доносившиеся сквозь фанерные стены, сопровождали его всю дорогу до номера. Запахи пота и несвежего белья были повсюду. Из какого-то номера слышалась гортанная ругань горцев, прерывавшаяся женским смехом.
"Отличная гостиница, -- подумал Мирон. -- "Центральный бордель N 1"".
***
Новое место работы найти оказалось проще простого. "Блины" возле вокзала, десять минут ходьбы от дома. "Нэт прапыски? Аставышь паспарт в залох, -- коверкая слова, обрадовал Джавад, то ли хозяин, то ли управляющий ларька. -- Прайдош мэдасмотэр и выхады на работы".
Доходы не увеличились, зато уменьшились расходы. Появилось свободное время. Ленка -- сменщица -- познакомила со своими однокурсниками.
Вместе гуляли, пили пиво, промывали все косточки преподов. Некоторые начали ухаживать за Настей. Особенно старался Мирон: вихрастый, тощий, офигенно талантливый. Дарил цветы, потом стрелял сигареты.
Настя на его ухаживания поначалу не отвечала, уж больно какой-то мальчик неприметный. Но мальчик был настойчив, и она ответила. Так Мирон потерял девственность.
А через год они поженились.
***
Сквозь занавески видны невзрачные пятиэтажки, на перекрёстке мигают светофоры. Пустынно. Мирон с трудом открыл неподдающуюся форточку, в комнату ворвался влажный ветер. Мирон поёжился.
Распаковав сумку, вытащил остатки съестного на стол: колбасу, сыр, хлеб, упаковку яблочного сока. Сделал бутерброды, налил сок в кружку. Нормально. Всё путём. Перекусить, лечь спать: утром рано вставать, соскучился сильно.
А завтра на первое время, пока не уладится, лучше найти квартиру: и дешевле, и спокойнее. Трескуче зазвонил телефон. Подняв трубку, Мирон услышал женский голос:
-- Желаете приятно провести время?
-- Нет, спасибо.
Раздались гудки. Мирон сел за стол. Бутерброды чуть подсохли, но он не обращал на это внимания. Откусывал, пережёвывал, запивал соком. Раскрыл газету.
В дверь постучали. Кто там ещё? Мирон отворил дверь. За порогом, опираясь рукой о косяк, чуть пошатываясь, стояла и улыбалась женщина в короткой юбке, кофточке и с запахом перегара.
Икнув, она сказала:
-- Я -- Валя. Скучаешь?
-- Нет, веселюсь. Я ложусь спать, Валя, так что извини.
-- Ты же командировочный, да? -- Валя сделала шаг вперёд. -- Может, впустишь даму?
-- Э-э-э...
-- Спасибо.
Валя зашла, прикрыв за собой дверь.
-- Откуда приехал?
-- Из Москвы. Это вы звонили?
-- Может, и я. А что?
-- Я же сказал: нет. Не нуждаюсь в ваших услугах.
-- Без услуг пообщаемся. Такой мужчина интересный.
Мирон сдался. Общались всю ночь. Всё, как есть, ей рассказал: психолог тот ещё оказалась девка, да и понятливая.
***
Не успев поступить в институт, Настя вынужденно взяла академ -- залетела. Первый курс доучилась -- и всё. К тому времени Мирон уже заканчивал институт и проходил преддипломную практику. Ни о каком аборте Настя и не думала: только рожать!
Может, это было и неумно. Напряги с бюджетом: работала только Настя. Мирона надо было красиво одевать, обстирывать, кормить, набирать его отчёты, глотать его сперму и выделять ему деньги на пиво и сигареты ("Парламент", не иначе). "Ты же понимаешь, мне надо держать марку", -- объяснял он. Настя стала работать в две смены.
Её мать продала дом и выслала часть денег дочке. Так у Мирона появился первый мобильный.
Жили они в той же Настиной съёмной квартире. Родители Мирона им не помогали, да и ничем помочь не могли, сами перебивались от зарплаты к зарплате. Свекровь, Людмила Петровна, сразу невзлюбила невестку. Какая-то приезжая, продавщица в ларьке, захомутала её мальчика, такого умного и перспективного. "Передком заманила", -- жаловалась свекровь подружкам.
Никакой свадьбы, просто расписались. Мирон тогда на радостях хорошо выпил, вёл себя возбуждённо, даже как-то агрессивно. А потом уснул. Настя проводила гостей, убралась, вымыла посуду. Светало. Она села на кровать рядом с Мироном и, разглядывая его спящее умиротворённое лицо, представляла, как скоро всё будет замечательно.
Всё стало замечательно настолько, что в роддом Настя поехала одна, жутко стесняясь синяков на теле. "Муж в командировке", -- отличная отмазка. "Золотое руно" -- отличная командировка. Ресторан-казино, всё в одном. Шлюхи рядом, только свистни.
"Мирон после свадьбы" -- это было совсем не то, что "Мирон в период ухаживаний -- мой милый и скромный, моя опора и надежда". На работе Мирон (версия 2.0, "Послесвадебный релиз") продвигался настолько же быстро, насколько быстро менялся сам.
Успешно прошёл стажировку и был принят в штат. А жене: "На, получай, сука!". Сама виновата, нечего улыбаться всем подряд! Хорошо, что всего лишь пощёчина. Не переставая улыбаться, Настя думала: "Пусть все решат, что это шутка... Да, да, шутка. И ничего более. Но как же горит щека..." Сомнамбулой дошла до ресторанной уборной и лишь там разрыдалась.
Стал заместителем руководителя департамента. А с левой ещё не пробовали? Всё бывает в первый раз, крошка, лови! Походя, ногой. Ну, и кулаком в живот, он же так соблазнительно выпирает. Конечно, в тот момент Настя испугалась не за себя.