[4].
Ночь Булат провёл кошмарную. Стоило уезжать из Тбилиси, чтобы здесь сразу влипнуть в такую неприятную историю! Утром начнут разбираться, пошлют запрос в Грузию, узнают, что он сын «врагов народа» и в университете дружил с такими же…
Да и сам он, положа руку на сердце, хорош был. Уж больно пижонский подозрительный вид — чубчик кучерявый, усики, шикарный светлый пиджак (он его получил в Тбилиси в военкомате из американских подарков как участник войны). И ликёр же ещё пил при этом — нет чтоб, как все нормальные люди, водку пить! Ну, хотелось ему соответствовать такому образу. И если всмотреться в юношеские его фотографии, можно увидеть, какое большое значение он тогда придавал своей внешности. Тогда, а может, и потом. Забегая вперёд, отметим, что костюм этот лендлизовский, наверное, действительно был какой-то особый — он потом своим ученикам про него рассказывал, что вот-де встречался как-то в Тбилиси с иностранцами и они интересовались, сколько стоит его костюм. Впрочем, это он не о костюме своём рассказывал, а пример меркантильности иностранцев приводил.
…В шесть утра его вызвал из камеры новый, сменившийся, милиционер и, вернув документы, отпустил на все четыре стороны. Но Булат таких страхов натерпелся за ночь в камере, что и думать забыл, зачем приехал. Тут же купил билет на ближайший поезд до Москвы, дождался его, не выходя из вокзала, и был таков. А в Москве снова пошёл в министерство и попросил сменить ему Владимирскую область на какую-нибудь другую.
Так он и попал в Калужскую. Здесь ему придётся прожить долгие шесть лет. А случай на владимирском вокзале Окуджава опишет в одном из автобиографических рассказов тридцать пять лет спустя. Правда, в рассказе действие будет происходить не во Владимире, а в Калуге и при совсем других обстоятельствах.
В Калугу он поехал уже не один, а сразу вместе с женой и братом — здесь было где остановиться: на перекрёстке улиц Красная (сейчас — Маршала Жукова) и Горького в собственном доме жили родственники Галины.
…Утром 11 августа 1950 года молодой специалист сидел в приёмной заведующего областным отделом народного образования Ивана Ивановича Сочилина. Тридцатисемилетний заведующий облоно был приветлив и доброжелателен. Это посеяло в душе молодого специалиста какие-то надежды. На груди его горел новенький университетский значок. Вот-вот перед ним откроются самые радужные горизонты. Впоследствии Булат Шалвович с самоиронией описывал этот момент:
Гость предполагал, что ему поручат по меньшей мере заведование кафедрой в маленьком пединституте (к слову сказать, пединститута в Калуге тогда ещё не было. — М.Г.) этого захудалого городка. Но об этом не было ни слова. Он ждал, что ему предложат быть хотя бы директором самой показательной школы города, но и этого не произошло. Вместо всего этого заведующий облоно сказал, что самое замечательное, если уважаемый филолог отправится в далёкую сельскую школу и поработает там учителем, неся свет в массы и приобщая местных учителей к большой университетской науке[5].
Через тридцать пять лет легко было с улыбкой вспоминать об этом, а тогда — можно представить, как обескуражен был Булат таким предложением — ему, городскому человеку, ехать в какую-то богом и людьми забытую деревню без всяких удобств! Он попытался в доходчивой форме объяснить собеседнику, что это никак невозможно, что ему крайне необходимо остаться в городе, он даже придумал на ходу, что пишет диссертацию и для её завершения ему нужна городская библиотека. Такая тяга к научной работе очень обрадовала заведующего облоно, и он предложил Булату работу не просто в сельской школе, а в деревне Шамордино Перемышльского района, где раньше был женский монастырь и где более двадцати лет жила сестра Льва Толстого Мария. Лев Николаевич несколько раз навещал её там, последний раз уже после своего ухода из дома, незадолго до смерти. Вот где простор для научных изысканий!
— …Вы представляете, какой материал?.. Тайна ухода Толстого в ваших руках![6]
Спорить было бесполезно. Булат сдался и согласился ехать в деревню со странным названием. Кстати, о названии. Мой знакомый, учёный-химик, топонимист и вообще энциклопедически образованный человек Алексей Львович Шилов, ныне, к сожалению, покойный, предположил, что оно как-то связано с носителем фамилии «Шамардин», которая, в свою очередь, происходит от старинного имени «Шахмардан», означающего в переводе с татарского «царь храбрых». Оказывается, название это действительно происходит от фамилии старинных калужских землевладельцев Шамординых, коим принадлежали многие имения и поместья.
Сочилин написал записку заведующему районо в Перемышле, чтобы тот оказал содействие в устройстве семьи нового учителя, и на том они расстались. Знал бы Иван Иванович, сколько крови ему попортит в ближайшие год-полтора этот скромный деревенский учитель, может, и не стал бы настаивать, чтобы тот ехал в деревню.
Мне было 26 лет, когда в 1950 году с дипломом филолога в кармане и университетским значком на лацкане пиджака я очутился после шумного Тбилиси в Калужской области, в тихом Шамордино, известном своим женским монастырём, куда приезжал к сестре Лев Толстой[7].
Здесь, кстати, придётся поспорить с одним популярным в Калужской области мифом. Не раз приходилось слышать от тамошних собеседников, и даже в областных газетах такая мысль встречалась неоднократно, что, мол, в деревню, «за сто первый километр» его загнали из-за родителей — чуть ли не репрессировали. Это преувеличение: а как же остальные тысячи выпускников с «чистой» биографией, которых распределяли в деревню? И оценки в дипломе у многих были получше. Кому-то ведь надо было работать и в деревне…
Он, конечно, не скрывал неприглядные факты из своей жизни — это было бы просто опасно. Всё равно правда вылезла бы наружу, и он навлёк бы на себя лишние подозрения. Вот его автобиография, написанная в день поступления на работу в Шамордино:
Родился 9 мая 1924 года в г. Москве.
С 1934–1937 годы жил в г. Н-Тагил.
Отец Окуджава Шалва Степанович, в 1937 г. органами НКВД был арестован.
С 1937 г. по 1941 г. проживал и учился в Москве.
В 1941 г. эвакуировался с семьей в г. Тбилиси.
В 1942 г., окончив 9 классов, ушел добровольцем в Красную Армию.
В 1944 г. ввиду ранения и болезни был демобилизован.
В Тбилиси окончил вечернюю школу и поступил в Гос. университет на филологический факультет. Окончил в 1950 году.
Посмотрим ещё один документ, заполненный в этот день, — личный листок учёта кадров. Из этого документа видно, что отец «враг народа» — не единственный изъян в биографии будущего учителя. Есть и личные грехи — он не член комсомола! Это очень серьёзный недостаток, хотя некомсомольство его было как раз следствием того, что отец арестован.
11/VIII–50 г. Окуджава Булат Шалвович.
Грузин, родители из рабочих, до Октябрьской революции учащиеся, после служащие.
Б/партийный, в комсомоле не состоял.
Паспорт выдан 06.08.1949 (почему-то всего на один год. — М.Г.)
С 1946 года состоит членом профсоюза работников высшей школы.
В рядах РККА находился с августа 1942 по 1944 годы рядовым в качестве миномётчика Северо-Кавказского фронта. В настоящее время рядовой запаса 1 категории, военно-учётная специальность № 134[8].
На вопрос анкеты: Состояние здоровья (имеет ли ранения, контузии, какие и когда получил) вписан ответ: ранен и контужен в декабре 1942 г.
И ещё одна графа:
Знание иностранных языков: немецкий и английский — слабо. Знание языков народностей СССР: грузинский — тоже слабо.
Пусть не торопится читатель кидать в меня камень за термин «народности» — это в типовом бланке листка учёта кадров так написано. То есть в СССР был один народ, причём великий — русский, остальные же так, не нации даже, а народности. Это отступление от темы для тех, кому по сей день мерещится якобы существовавшая в той стране дружба равноправных народов, а не колониальное иго.
Дальше стандартные прочерки: не участвовал, не привлекался…
Из родственников названы двое — жена Смольянинова Галина Васильевна и брат — Окуджава Виктор Шалвович.
Домашний адрес указан тбилисский, где они жили с родителями жены: ул. Бараташвили, д. 8, кв. 7.
Ну и последний документ, относящийся к началу трудовой деятельности Булата Окуджава в Калужской области:
ПРИКАЗ
по Калужскому областному отделу народного образования
№ 672-к от 11 августа 1950 г.
ОКУДЖАВА Булата Шалвовича, окончившего филологический факультет Тбилисского государственного университета, назначить преподавателем русского языка и литературы в Шамординскую среднюю школу Перемышльского района.
Окуджава прожил в Шамордине всего один год, однако этот год оставил большой след в его жизни, в его сердце — недаром из полутора десятков автобиографических прозаических произведений три связаны с пребыванием автора в этой деревне. Повесть «Новенький как с иголочки»[9] он написал спустя десять лет, в 1962 году, а ещё через четырнадцать лет появился рассказ «Частная жизнь Александра Пушкина, или Именительный падеж в творчестве Лермонтова», и, наконец, ещё через девять лет, в 1985-м, вышел последний рассказ на эту тему: «Искусство кройки и житья». Вспоминал он Шамордино и в разных интервью, а однажды в «Литературке» даже опубликовал статью[10]