Я тут пообщался кое с кем из Якутска и понял: один там хочет стать президентом, другой министром иностранных дел, чтобы иметь представительства в Париже и Лондоне и летать туда за государственный счет. Третий хочет ртать министром обороны и защищать ее, например, одним танком от Хакасии. Всем остальным людям такие «государства» даром не нужны.
Недавно мне позвонили и попросили дать в синагоге концерт, посвященный Дню независимости Израиля. Я сказал: «Ребята, вы что? Я — гражданин России. Я мог бы дать концерт на Дне независимости Израиля, но в Израиле». Они есть везде — те самые, которые кричат о великорусскости, о великоказахскости, о великоеврейскости и так далее, — болтуны, которые хотят дешевого политического капитала.
Я по-прежнему живу в СССР. Дело не в аббревиатуре, не в этих четырех буквах. Расшифровывайте их как хотите, меня это не волнует. Я считаю — осталась эта великая страна как единое геополитическое пространство. Никто никуда не делся, не уплыл за океан, и все эти игры в суверенитет — нечто надуманное, фальшивое. И я по-прежнему живу в Ленинграде. Город этот — велик, и Петербург — лишь часть его… Красивейшая, центральная, главная — но часть. Я питерский в четвертом колене — по линии матери. История города — это история и нашей семьи. Мои родные были тут в блокаду: кто пережил ее, а кого и на Пискаревку свезли.
О так называемых странах «ближнего зарубежья»… В Киеве на концерте я сказал: «Ну, наконец-то я за границей!» И весь зал засмеялся как сумасшедший. Какая тут может быть заграница — для народа это просто цирк. Любой человек, даже не филолог, вам в течение минуты придумает множество вариантов расшифровки СССР — Содружество Свободных Суверенных Республик, Союз Стихийных Сексуальных Реформ… Так и с СНГ. Эс-Эн-Гхе! — хочется сказать одно слово.
Я никогда не верил политикам. Никогда я не был и «шестидесятником»: мне было четырнадцать лет, когда они цвели. Конечно, все их песни я знаю, сам пел, но осознанным, идеологическим «шестидесятником» я не был никогда. Я не Буковский и не Новодворская. Не могу сказать, что я «сильно окреп государственным умом» и в семидесятые годы, потому что тогда еще учился в институте, жил обычной жизнью.
Но могу сказать, что я полностью созрел для понимания своей страны в начале восьмидесятых. Когда в восемьдесят пятом году Горбачев приехал в Ленинград и, выйдя на улицу у Московского вокзала, начал свое: «Ну, понимаете, как дела? Надо, понимаете, трудиться, да. Нужно это делать так, понимаете, потому что это так и сказано и нужно так и делать, понимаете… И мы для этого перестраивались, понимаете…»
Тут-то я четко понял — все, кранты. Все — то же самое. И когда пришел Ельцин, я знал, что он — продукт той же системы. Я к тому времени уже давно был врачом и знал, что если человек на протяжении многих лет гробил религию, а на пятьдесят шестом году начинает вдруг креститься, то… Я знал, что так не бывает. Член ЦК партии, первый секретарь Московского городского комитета партии, бывший секретарь обкома Свердловского, человек, разрушивший Ипатьевский дом, снеся его в одну ночь, вдруг становится лучшим другом семьи Романовых…
Я не склонен происшедшие в стране изменения ставить в заслугу Горбачеву. Это, скорее, заслуга времени. Хрущев был по уши в той же крови, что и Сталин. Но пришло время, и ему просто некуда было деваться — Сталина надо было развенчивать. Похожее произошло и с Горбачевым — он оказался ко времени. Был бы Сидоров, может быть, плюс-минус год, два, но все равно бы это свершилось. Потому что даже хулиганить нельзя бесконечно. Помните, как в «Двенадцати стульях» Васисуалия Лоханкина высекли его соседи по коммуналке за то, что тот не выключил после себя свет? Терпели, терпели, а потом взяли и отстегали.
Поэтому у меня никогда не было никакого ажиотажа ни от этой свободы, ни от этих благих дел.
А тройка этих ребят — вечная им память, — погибших у Белого дома… Но погибли они по неосторожности — бах, трах, толпа, танк башню крутанул… Они не совершали подвига Александра Матросова… А этих несчастных ребят, погибших при массовых беспорядках, взяли, вознесли. И тут же, тут же забыли, естественно. Это настолько наше, родное, советско-российское, коммунистическое… Как вознесли Пашу Ангелину в свое время, как вознесли Стаханова. Так же и этих несчастных парней… Да простят меня их родители, мне очень жалко этих ребят — вечная им память и царствие им небесное, — но никакие они не герои. На их месте могли оказаться сотни других. Раввин молитву пропел, православный священник панихиду отслужил — все в демократических рамках.
Так что 21 августа 1991 года не был самым радостным днем в моей жизни. У меня было два радостных, по-настоящему радостных дня. Второй — это когда родилась моя день. А первая эйфория была 12 апреля 1961 года, когда полетел Юрий Алексеевич Гагарин. И я участвовал в огромном всенародном празднике. Мне было тогда десять лет, и я помню, как огромные толпы людей сразу выскочили на улицу. Наш в космосе! Советский Союз — первый!.. Это был класс!
Я старше стал. Никакого слюнтяйства по отношению к прошедшим временам во мне нет. Но приятно детство вспомнить — в нем было хорошо. Потрясающее это время было: абсолютная вера, абсолютная беззаботность, абсолютно ясный завтрашний день. Мы ходили в школу, знали, что летом будет пионерский лагерь, что у нас счастливое детство: кружки авиамодельные, судостроительные, кружки иностранных языков, секции бокса…
Испытываю ностальгию по той поре и по тогдашним мечтам тоже. По отношениям между простыми, рядовыми людьми, которые тогда были. По времени, когда можно было гулять и ничего не бояться: мальчишка максимум мог схлопотать по роже — и то до первой крови. По огромному количеству детей во дворах, по каткам, горкам, на которых прошло все детство. По утренникам в кинотеатрах, на которые спозаранку каждое воскресенье летел, хотя в школу вставал очень тяжело. По сбору металлолома, по «дням здоровья», когда всей школой ехали на корабле в Сосновку, по урокам географии и литературы, которые я очень любил…
«Те» времена — оцениваю их и лучше, и хуже. Так же, как и сегодняшние. Говорят, мы плохо живем! Да на улицах машин стало в 3–4 раза больше. Очереди стоят в фирменные магазины, где товаров дешевле 200 баксов просто не бывает. И стоит в этих очередях средний класс, поскольку богатым все на дом возят.
Я уже не говорю о том, что сейчас не проехать по улице. Все «хреново» живут, а студенты в университет через одного на машинах подъезжают. Сколько машин стоит у любого учебного заведения? Раньше пара профессоров на тачках приезжали. А сейчас? Во дворах от машин некуда деваться, по улице не проехать. Что, их владельцы — все бандюганы? Да половина рабочих заводских — служащие, инженеры — на машинах.
Так что не надо себя и других обманывать. Все гораздо лучше, чем они вопят. Они снова хотят «железную руку»?
В моральном смысле нужно иначе. Это мораль в стране нужно восстанавливать железной рукой, порядок, власть в стране нужно устанавливать, потому что сейчас мы страна безвластная.
Но все это нужно делать по-умному, спокойно.
А то, что сегодня происходит, вся эта агитация за правых и за левых — это пустые хлопоты. Да, надо спорить с теми, кто хочет возврата в прошлое. Но спорить надо умным людям, с умными по-умному.
Всегда говорю, что в нашем времени есть и масса хорошего. Но сегодня деньги победили все. И мораль соответственно опустилась ниже нулевой отметки. Разговорами тут не поможешь. Я, как артист, могу лишь частично изменить подвластную мне аудиторию, по крайней мере, сдерживать ее. А ход событий можно изменить, ужесточив информационную политику, прекратив восхвалять и романтизировать дешевый криминал, хотя дорогого-то и не бывает. Тогда, по крайней мере, дети перестанут играть в киллеров и настраиваться на эту престижную ныне профессию.
И еще надо работать. Я девять месяцев в году при своем кажущемся благополучии нахожусь вне дома — на гастролях, в поездках. Девять месяцев в году! Приезжаю домой, захожу в свою красивую ванную и думаю: «Какой номер красивый! Задержаться бы здесь еще на пару дней…» Клянусь, ловил себя на этой мысли.
Мои друзья-врачи, которые стараются жить прилично, работают на пяти работах. А те, кто хотят обратно в лагерь, не желают работать. Они хотят иметь пятичасовой рабочий день, пять дней в неделю. Из этих пяти часов рабочего времени два часа устраивать перекур, три часа пить кофе. И ездить отдыхать на Гавайские острова.
В прежнем нашем с вами советском бытии существовало огромное количество приличных людей. Я вовсе не тоскую о пустых прилавках, запретах на зарубежный выезд, об идиотских вывертах коммунистов всех мастей — у меня ностальгия по человеческой морали, которая сегодня отсутствует. Наша страна скатилась на жутчайший уровень неуважения к себе, ведь нас бьют, а мы еще больше подставляемся.
Кто выбрал теперешнее руководство государства? Сами и выбрали. И еще навыбирают. Повторю Михаила Жванецкого: «Каждый народ имеет то правительство, которое его имеет». Так что ищи виноватого в зеркале. Голова мыслить должна, а уже потом служить вешалкой для шапки. Ну откуда эта дурь — всяческие суверенитеты, развал единой великой страны? Даже Благовещенск, я слышал, хотят «отделить», «освободить»… На Урале собирались вводить какие-то «свои» деньги…
Мое мнение — все это задумали несостоявшиеся люди в погоне за дешевой популярностью. И что характерно: все эти горлопаны и рвутся к власти, раздают направо и налево пустые обещания. А вы лучше мастеров ищите. Тех, кто на своем месте честно, без взяток, делает свою работу…
Имеем же право избирать достойных, профессионалов. В общем, всем подумать надо. Не бросаться из крайности в крайность. Помнить имя свое, историю своей страны. И спрашивать за все прежде всего с себя! Мол, чья эта дурь, как не моя? И не надо лезть с косой и секирой на рядом стоящего человека только потому, что тебя дурят власть имущие, которых ты же сам и выбрал.
Надо выждать, какой-то переходный период перетерпеть. Я уверен — все пройдет. Надо трудиться, хотя с каждым днем все тяжелее это делать, с каждым днем все тяжелее верить обществу за окнами.