н уже принимает успокоительное. Вот он уже на приеме у медика. Вот он уже просит меня стоять вахту с ним вместе, за что впоследствии, по прибытии в пункт назначения — кажется, это была система Шератан… или федеральный форпост Шедар… определенно что-то шипящее… — вот там-то он всемерно меня отблагодарит. Я же, будучи по молодости особой крайне любопытной, вполне созрела, чтобы посмотреть на живое, с позволения сказать, привидение собственными глазами… А вот интересно, что в этом сундуке под тобой? Вдруг старый мамин скафандр с регалиями Звездного Патруля! Или чей-то скелет!..» Мне было положительно наплевать, что хранилось в сундуке под моим задом. Я сидел перед ней, уставясь на ее круглые коленки, краснел, бледнел, шел пятнами, потел и не мог собраться с мыслями. Мне хотелось одновременно нескольких вещей. Во-первых, немедленно уйти отсюда, чтобы не выглядеть таким круглым дуралеем и дальше. Во-вторых, чтобы ушла она со своими коленками, ногами, руками… духами. В-третьих, чтобы я не уходил, чтобы она не уходила, а вместо этого избавилась бы от своего платья в дурацкий горошек, которое все равно ничего толком не скрывало. Единственное, что мне сейчас было по-настоящему интересно, так это как она устроена под этим платьем.
В довершение ко всему, в моем затуманенном сознании неоновой вывеской вспыхнула мысль: «Когда я вырасту, она станет моей женой!..»
— Эй! — тетя Оля пощелкала пальцами у меня перед носом.
— Что? — встрепенулся я.
— Ты знаешь, какое прозвище было у твоей мамочки в Звездном Патруле?
— Нет. Я… я даже не знал, что она была «патрульником».
— Восхитительно! И так похоже на нашу Елену Прекрасную… Титания — вот как ее называли. И если кто-то думает, что в честь сказочной королевы эльфов, то трагически заблуждается.
— Не думал, что у юфмангов когда-то была королева! — фыркнул я. — Даже сказочная! С их-то замшелым патриархатом…
— Что, историю Великого Разделения уже преподают в школах?!
— Угу… Да, сударыня, — поправился я и хихикнул.
— А Шекспира?
— Конечно!
— Но уж никак не «Сон в летнюю ночь»… Так вот, малыш, Титания была супругой Оберона, а он был королем наших эльфов, из наших сказок, и к юфмангам они не имеют почти никакого касательства. То есть, разумеется, имеют, но находятся в том же соответствии, что мифические драконы и вполне реальные неодинозавры. Если уж на то пошло, то юфманги вообще гномы, а не эльфы!.. В нашем случае действовала нелинейная ассоциативная цепь: имелся в виду одноименный третий спутник планеты Уран… диаметр… диаметр… черт, не помню уже ни шиша… примерно тысяча шестьсот километров, масса — три с половиной квинтиллиона тонн, среднее расстояние от поверхности планеты — четыреста тридцать шесть тысяч километров, период обращения вокруг Урана — без малого девять земных дней, что совпадает с периодом обращения вокруг собственной оси, из чего следует что?
— А… что?..
— Нет, астрономию ты в своем колледже явно прогуливал. Из этого следует, что у Титании, как и у Луны, есть своя невидимая с поверхности главной планеты сторона, с которой связана старая неприятная история. В двадцать четвертом году о поверхность Титании разбился пассажирский трамп. Отказала автоматика наведения, выдала ошибочный курс. Такое раньше бывало… Погибло триста человек — весь сменный персонал местной станции слежения. Перед тем, как связь прервалась, первый навигатор трампа Билл Сми мрачно пошутил: «Не знал, что окажусь капитаном „Титаника“!» — «А на что ты рассчитывал, с такой фамилией?» — подыграл ему напоследок оператор связи. Билл оценил шутку, засмеялся… и все кончилось.
— Не понял прикола, — сказал я.
— Это потому что ты неграмотный и нелюбопытный.
«Что верно, то верно», — вынужден был мысленно согласиться я.
— Был такой океанский лайнер «Титаник»…
— Про это я слыхал.
— А его капитана звали Эдвард Джон Смит.
— Теперь понятно… Но мама-то при чем?
— А при том, что сколько она разбила мужских сердец, знает один Господь. Не триста, конечно, но не намного меньше, поверь мне. И даже Консул, олицетворение железной выдержки и неподдельной отваги… да и ловелас порядочный… и его, ходят легенды, во время оно не минула чаша сия. Кроме того, спутник Урана в естественном своем виде представляет холодную глыбу камня пополам со льдом. И если бы ты встретил свою маму в пике формы, то. согласился бы, что именно из перечисленных ингредиентов она и состоит, с явным преобладанием самого морозного льда, какой только можно себе вообразить. Так что никак иначе твою маму было не назвать, кроме как Титанией…
— Но ведь у нее в этом самом Патруле… все получалось?
— Получалось? — оживленно переспросила тетя Оля. — Уой, насмешил! Да она была одним из лучших командоров во всей человеческой Галактике! Еще немного — и она вошла бы в фольклор, как тот же Консул, а он-то как раз вошел, и стал его неотъемлемым персонажем, и о нем рассказывают легенды и травят анекдоты приблизительно в равной дозе.
— Почему же тогда она все бросила и ушла?
— Да потому что появился ты, глупый.
— Допустим. Но почему тогда она пряталась и хотела спрятать меня?
— Боялась, что тебя отнимут, — просто сказала тетя Оля. Я не успел сформулировать следующий естественный вопрос: кому и зачем я понадобился в монопольное владение… тоже мне, сокровище!.. как она продолжила в том же беззаботном тоне: — Теперь-то уже все позади. Если Консул вмешался — считай, что ваш дом огородили крепостной стеной, выставили дозоры и пустили боевые машины шагать по периметру. Для начала, он не слишком-то любит все эти дела…
— Какие дела? — все же ухитрился вклиниться я.
— Всякие эти… оборонные проекты. Потом, он до сих пор очень и очень неплохо относится к Титании. Ему осталось только уговорить ее принять его помощь. Леночка… твоя мама может думать о себе все, что угодно, но без влиятельных друзей ее в покое не оставят. То, что она обратилась к нему, — самое умное, что она сделала за последние двенадцать лет.
— Маму довольно трудно уговорить, — заметил я.
— Он и не таких уговаривал, — пожала плечами тетя Оля. — Ты его как-нибудь порасспроси, он тебе порасскажет. Я со своими байками по сравнению с ним — жалкая курортная анекдотчица.
«Ничего, — подумал я почти спокойно, насколько это понятие было применимо к моему отравленному тестостероном мыслительному аппарату. — Я скоро вырасту. Еще до того, как ты состаришься. Я успею». На более здравые рассуждения меня уже не хватало. Мне и в голову тогда не приходило, что у нее прямо сейчас мог быть абсолютно другой мужчина. Что у нее могли быть дети. И, может быть, даже моих лет. И что уже поэтому в ее глазах я навсегда останусь обычным переростком-несмышленышем.
Похоже, я влюбился в некрасивую гнусавую женщину, которая годилась мне в тети и по возрасту вполне могла быть моей матерью. Поздравьте меня с такой радостью.
— Так вуот, возвращаясь к нашей леди в биелом… — сказала она.
Но тут нас позвали за стол.
7. Точки над «и»
Мы явились с чердака по внутренней лестнице, чем всех привели в замешательство. Хотя, по правде сказать, мы лишь добавили им стресса. Мама сидела прямо, будто аршин проглотила. Она была бледна, как лунный свет, лишь губы выделялись на помертвевшем лице двумя алыми кляксами. Дядя же Костя, напротив, спиной был согбен, ликом темен, мрачен и напряжен. Между его кулаками валялись осколки фарфоровой чашки, которую он, по всей видимости, раздавил в пылу полемики. При виде тети Оли, что от уха до уха сияла самой лучезарной улыбкой, какую только способно вместить человеческое лицо, на его пасмурную физиономию тоже невольно наползло некое подобие добродушия. Вслух же он строго осведомился:
— Ольга, ты опять хулиганишь?
— Ну разве что чуть-чуть, — хихикнула великанша. — Леночка, твой птенчик такой смешнуой! Я просто влюбилась в него…
От этих ни к чему не обязывающих слов сердце мое сладко екнуло. Я обогнул стол и сел на свободный стул рядом с мамой и напротив тети Оли, которая подтащила пустовавшее кресло и взгромоздилась в него с ногами. Поймав мой ошалелый взгляд, она скорчила мне потешную гримаску.
— Так, — сипло сказал дядя Костя и шумно прочистил горло. — Сева… Мы с твоей мамой все обсудили и решили расставить все точки над «и». В конце концов, ты уже довольно большой мальчик и все поймешь. Ну, почти все.
— Кругом только и твердят: большой, большой… — проворчал я.
— Помолчи, — сказал дядя Костя. — Большой — это значит крупный, а не взрослый. Когда мне захочется выслушать твое мнение и ответить на вопросы, я дам тебе знак.
— Oui, monseigneur,[8] — смиренно произнес я.
— Ольга, — сказал дядя Костя укоризненно.
— Чуть что, сразу Ольга! — с готовностью парировала та, и теперь уже на мамино лицо нашла тень озабоченности.
— Так, — повторил дядя Костя звучным баритоном. — Нужно как-то начать излагать эту длинную историю… Лена, у тебя есть что-нибудь выпить?
— Водка, вино, пиво, — сказала мама.
— Выноси все.
Мама ушла на кухню, а дядя Костя посмотрел на тетю Олю совершенно неподобающим его стати затравленным взглядом и спросил:
— Чего вы там делали, на чердаке?
— Цаловались да обнимались! — объявила моя прекрасная великанша и захохотала.
Дядя Костя переместил взор на меня, и я, в сотый уже раз за день залившись краской, поспешно ответил:
— Тетя Оля рассказывала мне историю про привидение.
— Помнишь тот случай с Диомидовым, на «Кракене» в сто тридцать девятом? — спросила тетушка.
— А-а, — протянул дядя Костя. — Мне, кстати, так и не доложили, чем закончилось.
— Мне тоже, — буркнул я.
— Все потому, что Шахразаде никак не дают закончить дозволенные речи, — кротко заметила великанша. — Все перебивают…
Мама вернулась, катя перед собой столик с бутылками, бокалами и огородной зеленью в маленькой корзинке.