Джульетта вспомнила молодую девушку в светло-голубом комбинезоне, которая обогнала ее на сороковом. Легко было забыть, что у Лукаса везде есть глаза и уши. Он открыл дверь, и Джульетта вошла на уровень, наполненный противоречивыми воспоминаниями и чувствами. Здесь погиб Нокс. Здесь отравили мэра Янса. Здесь она была обречена на смерть, и здесь врачи наложили на нее латки.
Она посмотрела в сторону зала заседаний и вспомнила, как ей сказали, что она мэр. Именно здесь она предложила Питеру и Лукасу рассказать всем правду о том, что они не одни в этом мире. Она все еще считала это хорошей идеей, несмотря на их протесты. Но, возможно, лучше было бы не рассказать, а показать. Она представила себе, как семьи отправляются в грандиозное путешествие в Глубину, подобно тому, как они когда-то поднимались, чтобы посмотреть на экран. Они отправятся в ее мир, тысячи людей, которые никогда там не были, которые не имели ни малейшего представления о том, как выглядят машины, поддерживающие жизнь. Они спустились бы в Механический, чтобы затем пройти по туннелю и увидеть другую шахту. По пути они могли бы полюбоваться главным генератором, который теперь гудел, идеально сбалансированный. Они могли бы полюбоваться на отверстие в земле, которое проделали ее друзья. А потом они могли бы поразмыслить о том, как захватывающе заполнить пустой мир, так похожий на их собственный, и переделать его по своему усмотрению.
Ворота охраны пискнули, когда Лукас просканировал свой пропуск, и Джульетта вернулась из своих мечтаний. Охранник за воротами помахал ей рукой, и Джульетта помахала в ответ. За его спиной в коридорах IT-отдела было тихо и пусто. Большинство сотрудников разошлись по домам. Когда никого не было, Джульетте вспомнилось здание Хранилища-17. Она представила, как Соло выходит из-за угла, держит в руке полбуханки хлеба, крошки попадают ему в бороду, на лице появляется довольная ухмылка, когда он замечает ее. Тот зал выглядел точно так же, как и этот, за исключением разбитого светильника, который болтался на проводах в Хранилище-17.
Эти два набора воспоминаний перемешались в ее голове, пока она шла за Лукасом к его личной резиденции. Два мира с одинаковой планировкой, две прожитые жизни — одна здесь, другая там. Недели, проведенные с Соло, показались ей целой жизнью, настолько сильна была связь между двумя людьми, находящимися в напряжении. Элиза могла выскочить из кабинета, где дети устроили свой дом, и вцепиться в ногу Джульетты. Близнецы будут спорить о найденных за поворотом трофеях. Риксон и Ханна украдкой целовались в темноте и шептались о другом ребенке.
«— Но только если ты согласишься».
Джульетта повернулась к Лукасу. «Что? О, да. Это прекрасно».
«Ты не слышала ни слова об этом, не так ли?» Они подошли к его двери, и он проверил свой пропуск. «Иногда ты как будто в другом мире».
Джульетта услышала в его голосе беспокойство, а не гнев. Она взяла у него свою сумку и вошла внутрь. Лукас включил свет и бросил свое удостоверение на комод у кровати. «Ты хорошо себя чувствуешь?» — спросил он.
«Просто устала после подъема». Джульетта села на край кровати и развязала шнурки. Она сняла ботинки и оставила их на прежнем месте. Квартира Лукаса была для нее как второй дом, знакомый и уютный. Ее собственная квартира на шестом уровне была чужой. Она видела ее дважды, но ни разу не ночевала в ней. Это означало бы, что она полностью смирилась со своей ролью мэра.
«Я думал о том, чтобы доставить поздний ужин». Лукас порылся в шкафу и достал мягкий тканевый халат, который Джульетта любила надевать после горячего душа. Он повесил его на крючок на двери ванной комнаты. «Хочешь, я приготовлю тебе ванну?»
Джульетта тяжело вздохнула. «От меня воняет, да?» Она понюхала тыльную сторону ладони и попыталась уловить запах жира. Здесь был кислый привкус ее резака, острый запах выхлопных газов от экскаватора — духи, вытатуированные на ее плоти так же, как метки, которые нефтяники вырезали и набивали на своих руках. И все это несмотря на то, что перед уходом из Механического она приняла душ.
«Нет…» Лукас выглядел обиженным. «Я просто подумал, что тебе будет приятно принять ванну».
«Утром, может быть. А ужин я, пожалуй, пропущу. Я весь день перекусывала». Она разгладила простыни рядом с собой. Лукас улыбнулся и сел рядом с ней на кровать. На его лице была ожидаемая ухмылка, в глазах светился огонек, который она видела после того, как они занимались любовью, но этот взгляд рассеялся при ее следующих словах: «Нам нужно поговорить».
Его лицо осунулось. Плечи опустились. «Мы не собираемся регистрироваться, не так ли?»
Джульетта схватила его за руку. «Нет, дело не в этом. Конечно, будем. Конечно». Она прижала его руку к своей груди, вспоминая о любви, которую она когда-то скрывала от Пакта, и о том, как это разорвало ее пополам. Она больше никогда не допустит такой ошибки. «Дело в раскопках», — сказала она.
Лукас сделал глубокий вдох, задержал его на мгновение, а затем рассмеялся. «Только это», — сказал он, улыбаясь. «Удивительно, что твои раскопки могут оказаться меньшим из двух зол».
«Я хочу сделать кое-что еще, что тебе не понравится».
Он поднял бровь. «Если речь идет о попытке распространить новости о других хранилищах, о том, чтобы рассказать людям, что там есть, то ты знаешь, как мы с Питером относимся к этому. Я не думаю, что эти слова безопасны. Люди не поверят тебе, а те, кто поверит, захотят причинить неприятности».
Джульетта подумала об отце Венделе и о том, как люди могут поверить в удивительные вещи, созданные из одних только слов, как убеждения могут сформироваться из книг. Но, возможно, они должны сами захотеть поверить в это. И, возможно, Лукас был прав, что не все захотят верить в правду.
«Я не собираюсь им ничего рассказывать», — сказала она Лукасу. «Я хочу показать им. Я хочу кое-что сделать наверху, но для этого нужна помощь от тебя и твоего отдела. Мне понадобятся некоторые из твоих людей».
Лукас нахмурился. «Мне не нравится, как это звучит». Он погладил ее по руке. «Почему бы нам не обсудить это завтра? Я просто хочу насладиться тем, что ты сегодня здесь, со мной. Одна ночь, когда мы не работаем. Я могу притвориться, что всего лишь техник сервера, а ты можешь быть… не мэром».
Джульетта сжала его руку. «Ты прав. Конечно. И, может быть, мне стоит поскорее пойти в душ…»
«Нет, останься». Он поцеловал ее в шею. «Ты пахнешь собой. Прими душ утром».
Она согласилась. Лукас снова поцеловал ее в шею, но когда он двинулся расстегивать молнию на комбинезоне, она попросила его погасить свет. В этот раз он не стал жаловаться, как это часто бывало, на то, что не может ее видеть. Вместо этого он оставил свет в ванной и закрыл дверь, оставив лишь слабое свечение. Как бы ей ни нравилось быть с ним обнаженной, она не любила, чтобы ее видели. Лоскутное одеяло шрамов делало ее похожей на срезы шахты, прорезавшей гранит: паутина белой породы, выделяющаяся на фоне остальных.
Но как ни непривлекательны они были для глаз, они чувствовались на ощупь. Каждый шрам был похож на нервное окончание, поднимающееся из ее собственной глубины. Когда Лукас провел по ним пальцами — как электрик по схеме проводов, — то везде, где он прикасался, оказывался гаечный ключ на двух клеммах аккумулятора. Электричество трепетало в ее теле, когда они обнимали друг друга в темноте, а он исследовал ее руками. Джульетта чувствовала, как ее кожа становится все теплее. Это не будет ночь, когда они быстро уснут. Ее замыслы и опасные планы начали исчезать под нежным давлением его мягких прикосновений. Это будет ночь путешествия в юность, в чувства, а не в мысли, в более простые времена…
«Странно», — сказал Лукас, прекратив свое занятие.
Джульетта не стала спрашивать, что именно странно, надеясь, что он забудет об этом. Она была слишком горда, чтобы запретить ему прикасаться к ней подобным образом.
«Мой любимый маленький шрам исчез», — сказал он, потирая место на ее руке.
У Джульетты поднялась температура. Она снова оказалась в воздушном шлюзе, так было жарко. Одно дело — молча прикасаться к своим ранам, другое — называть их. Она отдернула руку и перевернулась на спину, решив, что эта ночь все-таки будет для сна.
«Нет, дай мне посмотреть», — умолял он.
«Ты жестокий», — сказала ему Джульетта.
Лукас погладил ее по спине. «Нет, клянусь. Можно, я посмотрю твою руку?»
Джульетта села в кровати и натянула простыню на колени. Она обхватила себя руками. «Мне не нравится, что ты упоминаешь о них», — сказала она. «И у тебя не должно быть любимчиков». Она кивнула в сторону ванной комнаты, куда через приоткрытую дверь просачивался слабый свет. «Мы можем, пожалуйста, закрыть ее или выключить свет?»
«Джулс, клянусь тебе, я люблю тебя такой, какая ты есть. Я никогда не видел тебя другой».
Она поняла это так, что он никогда не видел ее обнаженной до ранения, а не то, что она всегда казалась ему красивой. Встав с кровати, она направилась в ванную, чтобы погасить свет. Она потянула за собой простыню, оставив Лукаса одного и голого на кровати.
«Это было на сгибе твоей правой руки», — сказал Лукас. «Три из них перекрещивались и образовывали маленькую звездочку. Я целовал ее сотни раз».
Джульетта погасила свет и осталась одна в темноте. Она все еще чувствовала, как Лукас смотрит на нее. Она чувствовала, как люди глазеют на ее шрамы, даже когда она была полностью одета. Она подумала о том, что Джордж видит ее в таком виде, и в горле встал комок.
Лукас появился рядом с ней в кромешной тьме, обнял ее, поцеловал в плечо. «Возвращайся в постель», — сказал он. «Прости. Мы можем не включать свет».
Джульетта колебалась. «Мне не нравится, что ты так хорошо их знаешь», — сказала она. «Я не хочу быть одной из твоих звездных карт».
«Я знаю», — сказал он. «Ничего не могу с этим поделать. Они — часть тебя, единственной тебя, которую я когда-либо знал. Может быть, нам стоит попросить твоего отца взглянуть…?»