Роман вдруг замолчал.
– И что? – спросил Андрей. – Ты мне сам говорил: человеку семь душ от рождения даётся. Как-нибудь без одной можно протянуть…
– Всё в руках Нум Торыма…. Если бы ты родился на нашей земле, то мог бы стать хорошим охотником. Наш род мог бы тобой гордиться. Но ты родился среди людей, которые потеряли связь с землей своих предков. Они живут в каменных стойбищах, окружив себя железом. Такой человек без своей ильт долго прожить не может. В ней вся его жизненная сила. Очень плохо ему будет, если ильт не сможет удержать. Страдать будет. Болеть будет долго. Пока одна Тень от него не останется. У тебя нет выбора, Андрейка. Ты уцепился за тонкую лёгкую паутинку, один конец которой в руках Лунги. Он может тебя удержать, но только на землях нашего рода. Ты не сможешь вернуться в каменное стойбище. Там Лунги совсем ослабнет. Камень и железо во власти Учи.
– Понятно, – кивнул Андрей. – Значит, я должен спрятаться?
– Не надо так думать… – нахмурился Роман. – Разве тебе здесь плохо?
– Хорошо.
– Вот видишь! Не надо прятаться. Надо просто жить. Роман, хоть и старый, но не слепой. Я вижу, тебе нравится дочь Ефрема. Я вижу, и ты ей нравишься. Женись. Рожай детей. Нашему роду не помешают хорошие охотники. И Ефрем, думаю, возражать не станет.
Андрей почувствовал, как краснеют щёки, и осторожно покосился на Агафью. Она сидела неподалёку, но тихо напевала, поглощенная своими делами, и едва ли могла слышать разговор.
– Пора уходить. – Роман поднялся. – Подумай над моими словами, Андрейка. Я тебе только добра желаю.
Когда маленький хант спустился по склону гривы и пропал из виду на повороте тропинки, Андрей понял, что снова ни о чем не успел его спросить. Все вопросы появлялись слишком поздно…
Несколько дней Андрей ходил задумчивый. С утра уходил на сор и часами сидел, глядя на его просторы. Мрачная непроходимая топь, без единого деревца тянулась на восток до самого горизонта. Ему иногда казалось, что если край земли существует, то он должен выглядеть именно так – ровное болото, уходящее в бесконечность.
Вечером приходила Агафья. Осторожно гладила его по голове, и, взяв за руку, как маленького мальчика, настойчиво уводила в дом.
Многое обдумал Андрей за эти дни. Сначала было тяжело, но вскоре мысли опять научились выстраиваться в логические цепочки, и дело сдвинулось. Еще год назад он бы искренне посмеялся над словами Романа. Крепкое атеистическое воспитание давало большой запас прочности. Он и сейчас не воспринимал их буквально. Просто пришло время сделать выбор. Нелёгкий выбор между тем, что оставил в прошлом, и тем, что приобрёл здесь.
От неподвижности и унылого пейзажа он словно погружался в полудрёму, а перед глазами калейдоскопом проносились яркие картинки детства. Тёплые руки матери, запах разогретого солнцем асфальта, заросли сирени и таинственный мир городской окраины, постичь который никак не хватало сил; друзья, книги, первый поцелуй, щемящая радость от удачной рифмы, футбол во дворе с разбитыми коленями…
И обратная сторона, где действует неумолимая логика государственной машины, где глухая тоска сменяется отчаянием, а жизнь человека измеряется килограммами ценного меха. Из-за чего погиб безобидный балагур Кукиш? Был это злой дух Учи или просто коварный зверь, против которого оказались бессильны и вчерашний студент-филолог, и работяга с завода «Полёт» – не суть важно.
Андрей не искал оправданий. И с себя вины не снимал…
…Он очнулся, когда боли еще не было. И Кукиш был еще жив. Андрей из последних сил закинул его на спину и пытался выйти к людям. Он не терял надежды, даже когда не смог идти. Он его не бросил. Он полз сам и упрямо тащил товарища, не замечая, что Кукиш уже перестал дышать…
Кукиша похоронил Ефрем. Вернулся на следующий день и похоронил. Со всеми почестями, как и подобает охотнику. Андрей узнал об этом только через месяц, когда первый раз пришел в сознание. Агафья, Ефрем и Роман сделали всё, что могли. Андрей выжил. И отвечает теперь не только за себя, но и за них. И еще за маленькую девочку, фотография которой выпала у Кукиша из бушлата…
…Родился Содани на Средней Земле – матери. Смешался с её водами и деревьями. С её сочными травами. Кедры – деревья её блестели, как молодая шерсть осеннего оленя. Сосенки – деревья её росли, как хвост рыжей белки…
Был у него брат – Иркиничэн. Такой человек, что, поравнявшись с бегущим лосем-самцом, хватал его за задние ноги, как паука. Даже силач из Верхнего мира, лучший из чужеродцев в одежде из серебра, сын Солнца, не мог сравниться в богатырской славе с братьями, чей отец Коколдокон Среднего мира и девушкой, их сестрой, имеющими три полных имени во всех трех мирах.
Пришел к ним Бурундук – авахи Нижнего мира Деге, родившийся в стране, где град с косулю.
– Нужда у нас в девушке для нашего брата Буруннюка – богатыря, отдайте вашу сестру, оставляющую следы, словно ниточки, Инмэкен – красавицу. По доброму ли, по худому, всё равно её возьму, ибо нет мне равного из родившихся в Девяти Племенах Нижнего мира.
Отвечал ему Содани:
– Прими низкий поклон! Бурундук – авахи Деге именуемый. После этого по настоящему пойдёт разговор. Если спросишь меня: «Кто ты богатырь, по роду-крови?» – то отвечу: «Я богатырь Содани, выросший в потаённых местах бора». Слова же твои очень дерзкие, богатырь. Сейчас же я из твоей груди жидкую кровь пущу и поиграю, брызгая на небесную радугу. Длинные кости твои кучей сложу, а короткие кости твои разбросаю по речной гальке.
Бились долго. Узнавая лето по дождю. Узнавая зиму по снегу. Криками разрывали дно Верхнего мира. Соединяли в крике тысячи громов. Копья их стали как кривое острие ножа старика-кузнеца. Они их через макушки бросили. Как скребки старухи-мастерицы уткэны их затупились. Они и их назад отбросили. Храбрый Содани – богатырь из лука нацелился в середину черной печени Бурундука – авахи. Увернулся Деге, стрела на лету пробила край его железного панциря. Стали решать свою судьбу, бросая друг в друга каменные ядра. Их ненадолго хватило. Снова стали биться. Холмы они растоптали, низины втоптали, раскрошили горы, размесили долины рек. В мягкой земле утопали по бедра, в твердой земле вязли по колено. Страшный Бурундук стал ловчить, как убегающая туча, а Содани – богатырь на хитрость авахи попался. Долгие мысли его укоротились, огненные глаза потемнели, упругие суставы ослабли. Свет его дня стал гаснуть. Пасть авахи наполнилась жидкой кровью, а когти его покраснели. И терзал он, и грыз верхний слой человека.
Сказал Содани сам себе такие слова:
– Хитростью подобной уходящей туче, меня обманул, победил Бурундук – авахи Нижнего мира. Кто же придет спасти моё дыхание? Младшая сестра Инмэкен, прощай на долгие годы!
Так говорил умирающий богатырь Среднего мира.
Деге обратился к его сестре красавице, дочери почитаемых родителей:
– Если спросишь меня: «Кто ты по роду-крови?» – то отвечу: «Я сын Тукала Манги – старика из Девяти Племен Нижнего мира, брат Буруннюка – богатыря». В год тебе суждено было стать его невестой. В два года – хозяйкой его чума. В три года – его женой. Укрась себя так, чтоб стала похожа на священного оленя. Иначе, как бы тебе не стать его свадебным угощением.
Так говорил Бурундук – авахи Деге славной девушке Инмэкен.
Появились белые тучи. Сгустились черные тучи. Сбежались красные тучи, закрыв солнце. Прилетел ворон взъерошенный, огромный, уселся на священное дерево. Унесло у храброго Иркиничэна ветром много оленят. Много важенок подняло в небо, много самцов к тальникам прибило. В Верхнем мире ухнуло, в Нижнем мире грохнуло. Вышла самая лучшая из девушек с белым лицом, со светлой кровью. Тело сквозь одежду просвечивалось, кости сквозь тело просвечивались, сквозь кости мозг просвечивался, такой красивой она была. В левой руке держала серебряный бубен с шестью выступами, подобный грудине осеннего лося-самца, в правой руке её была, подобная лопаточной кости лосихи, шаманская колотушка. Остановилась она, позванивая колокольчиками, печальным голосом таким слова говоря:
– Храбрый Иркиничэн – богатырь, богатырь Средней земли, принесла я тебе весть. Если спросишь о послании, то отвечу: старшего брата твоего Содани – храбреца, этого человека со счастливым предназначением, убил играючи Нижний богатырь – Бурундук. Младшую сестру, родную сестру твою, в сторону закатного солнца унесли. Сильный, когтистый, коварный оборотень, могучий грабитель, прожорливый отец убийц. Одна нога у него железная, одна рука посреди груди. Посреди лба один глаз, на затылке ухо. Унес он её в страну покрытую туманом, подобным мутной ухе из недоваренного гольяна. Два богатыря разве поладят по-доброму? В кого попали, – тех уничтожили. Кого задели, тех погубили. Пока бились, треть народа перебили, кажется.
Иркиничэн – богатырь опечалился:
– Где найти, отыскать Бурундука – авахи? На наших тропках зарубки разные. Такой широкой стала Средняя земля-мать, что восемь стерхов – птиц, летая вокруг восемь лет, не находят её Края. Девять серых журавлей, летая девять лет подряд, не находят конца – такой огромной стала земля. С похитителем сестры младшей Инмэкен – красавицы, как мне справиться? Хорошо, если б остался от братца старшего хоть осколочек одного из суставов.
Отвечала ему так красавица с телом белизны удивительной:
– Иркиничэн – богатырь, имеющий три полных имени в трёх мирах. Бурундук коварный взял себе Нижнее имя, забрав его у брата старшего, твоего родного брата Содани – храбреца. Назови стреле имя звонкое. На закат нацель шестигранную. Куда авахи ни скроется, имя выдаст его отнятое, назовет себя крови-племени, позовет наказать обидчика. Бурундук – богатырь вместе с именем взял и Содани – храбреца силу кровную, к тебе Иркиничэн силу добрую.
Согласился Иркиничэн с красавицей. Выстрелил стрелу заговорённую, сел на неё и догнал Бурундука…
– Значит, ты уже решил…
Ефрем сунул в огонь ветку, не торопясь, набил трубку табачной крошкой и раскурил её от тлеющего уголька.