И до сих пор звучат в моих ушах
Его слова, когда он брел в цепях:
«Меня не взял бы ваш султан надменный,
Когда б не допустил творец вселенной!»
Врага благословляйте своего,
Коль знаете, что друг послал его.
Возвысят вас, или во тьму низводят,
Все благо, что от Истины исходит.
О мудрый, не страшись телесных мук!
Порой бальзамом горьким лечит друг.
Врач больше сведущ, чем больной. Без страха
Прими все, что он даст в жилище праха!»
Был некто, как когда-то я, влюблен;
Терпел позор и униженье он.
И слух, как барабан, молвой утроен,
Гремел о нем, что ум его расстроен,
Но ведь из рук возлюбленной и яд
Таит противоядье, говорят.
Обидам, оскорбленьям не внимал он.
Как гвоздь, чело пред бедами склонял он.
И так мечтаний пламень им владел,
Что мозг под крышкой черепа кипел.
Был, как глухой он в хоре порицаний;
Что дождик тонущему в океане?
И немы для него позор и честь,
Кто должен муку страсти перенесть!
В возлюбленную див оборотился
И ночью в дом к несчастному явился.
Объятиями дива осквернен,
С постели встав, не мог молиться он.
И вышел он в глубоком сокрушенье
К бассейну своему для омовенья.
Была зима в ту пору. Водоем
Покрылся за ночь льдистым хрусталем.
Сосед, увидев, крикнул: «Друг, постой!
Себя убьешь ты ледяной водой!»
Хозяин им ответил: «Замолчи ты,
И сердце и душа во мне убиты.
Что я сношу? Да легче умереть!
Поверь, я больше не могу терпеть...
Но пусть презренье на любовь ответ мне, —
Я жив надеждой... Хоть надежды нет мне!»
Аллахом я из праха сотворен,
Мой свет его могуществом зажжен,
Мне радостно внимать его веленью
И верить вечному благоволенью.
О муж любви, иди своей тропой,
Чуждайся блеска роскоши людской!
Иди путем любви! Душой беспечен,
Пусть ты погибнешь — дух твой будет вечен.
Ведь из зерна и злак не прорастет,
Когда само зерно не пропадет.
Тогда лишь сможешь истины добиться,
Коль от себя сумеешь отрешиться.
И знай — ты истины не обретешь,
Пока в самозабвенье не впадешь.
Как музыка, поют шаги верблюда,
Когда тебе любви открыто чудо.
И тайну в крыльях мухи не узришь,
Когда ты страстью чистою горишь.
И, изумленный, в просветленье духа
За голову ты схватишься, как муха.
Влюбленный плачет, слыша пенье птиц,
Хоть небо пасть пред ним готово ниц.
Да — истинный певец не умолкает,
Но не всегда, не всяк ему внимает.
Пусть к нам на пир влюбленные придут
И упоенью души предадут!
Пусть кружатся, как чаша круговая,
Главу у врат смиренья опуская!
Когда дервиш в самозабвенье впал,
Не смейся, пусть он ворот разодрал
И машет, словно крыльями, руками...
Он — в море, он объят любви волнами!
«Где бубны, флейты ваши? — спросишь ты. —
Откуда песня льется с высоты?»
Не знаю я. Хоть песня мир объемлет,
Но ей лишь сердце избранного внемлет.
Коль птица с башни разума взлетит,
То ангелов небесных восхитит.
А низкий, в ком пристрастье к миру живо,
Готовит в сердце логово для дива.
Кто потакать готов своим страстям —
Не спутник он и не застолец нам.
Когда садами вечер пролетает,
Он не дрова, а розы рассыпает.
Мир, полный музыки, нам дал творец...
Но что увидит в зеркале слепец?
Ты не видал, как в пляс верблюд вступает,
Когда арабской песне он внимает?
Верблюда, знать, в восторг напев привел...
А тот, кто глух, тот хуже, чем осел.
Играть на флейте юноша учился
И совершенства в музыке добился.
Сердца сгорали, как сухой камыш,
Когда звучал его живой камыш.
Отец сердился, флейту отнимал он.
«Бездельник!» — сына гневно упрекал он.
Но, как-то ночью, услыхав сквозь сон,
Игрою сына был он потрясен.
Сказал: «Не прав я был, его ругая,
Его искусства дивного не зная!»
Видал дервишей ты летящий круг?[119]
Что означают эти взмахи рук?
Знай: в дверь они глядят иного мира,
Отмахиваясь от земного мира.
Но тот лишь видит, у кого жива
Душа в мельчайших складках рукава.
Так опытный пловец лишь обнаженный
В пучине не потонет разъяренной.
Намокнет грузный плащ, пловца губя, —
Ты скинь притворства рубище с себя!
Привязанный, в оковах ты плетешься,
Порвав все связи — с Истиной сольешься.
«Бедняга! — кто-то мотыльку сказал. —
Себе ты лучше б ровню поискал!
Горящая свеча тебя не любит,
Влечение твое тебя погубит.
Не саламандра ты, не рвись в огонь!
Надежная нужна для битвы бронь.
Иначе, как с железноруким биться?
От солнца мышь летучая таится.
И тот, кто здравым наделен умом,
Не обольщается своим врагом.
Где разум твой? Свеча — твой враг смертельный,
Зачем ты рвешься к гибели бесцельно?
Бедняк, прося царевниной руки,
Получит в лучшем случае пинки.
Свеча султанам и царям сияет
И о любви твоей, поверь, не знает.
Она, блистая в обществе таком,
Прельстится ли ничтожным мотыльком?
Твоя любимая вельможам светит;
А ты сгоришь — она и не заметит!»
И мотылек ответил: «О глупец,
Пусть я сгорю, не страшен мне конец.
Влюблен я, сердце у меня пылает,
Свеча меня, как роза, привлекает.
Огонь свечи в груди моей живет,
Не я лечу, а страсть меня влечет.
Аркан захлестнут у меня на шее.
И мне не страшно, рад сгореть в огне я.
Сгорел я раньше, а не там — в огне,
Который обжигает крылья мне.
Она в такой красе, в таком сиянье.
Что глупо говорить о воздержанье.
Пусть я на миг в огонь ее влечу
И смертью за блаженство заплачу!
Я в жажде смерти рвусь к живому чуду.
Она горит! И пусть я мертвым буду!..
А ты мне говоришь: «Во тьме кружи.
Ищи достойную и с ней дружи!»
Скажи ужаленному скорпионом:
«Не плачь!» — не станет вмиг он исцеленным.
Советы бесполезно расточать
Пред тем, кто не желает им внимать.
Не говорят: «Полегче, сделай милость!»
Возничему, чья четверня взбесилась.
В «Синдбаде»[120] также сказано о том:
«Сравни советы с ветром, страсть — с огнем».
Костер под ветром ярче пламенеет,
Тигр, если ранен, пуще свирепеет.
Я прежде думал: ты мне добрый друг,
Не ждал я от тебя дурных услуг.
Советуешь мне: «Ровню, мол, ищи ты,
Пусть будут сердце и душа убиты!..»
Не дорожишь душой, так не взыщи,
Ты сам иди и ровню поищи.
К себе подобным лишь самовлюбленный
Идет, как пьяный в мрак неозаренный.
Я сам решил — во тьме ль погибнуть мне
Или сгореть в ее живом огне!
Тот, кто влюблен, тот смело в пламя мчится.
Трус, что влюблен в себя, всего боится.
От смерти кто себя убережет?
Пусть жар возлюбленной меня сожжет!
И, если смерть для нас неотвратима,
Не лучше ли сгореть в огне любимой,
Вкусить блаженство, пасть у милых ног,
Как я — в свечу влюбленный мотылек!»
Однажды темной ночью я не спал