идеала. Соотношение реального и условно-эпического можно хорошо показать на примере мотивов сватовства. Целый ряд типовых мотивов может быть сопоставлен с нормами брака и свадьбы в родовом обществе и в патриархальной среде. Справедливо указывают, например, что мотив поисков суженой («единственной») за пределами своего микромира в конечном счете воспроизводит нормы экзогамного брака (то есть совершаемого только между членами разных родов), которые предусматривали выбор жены в строгих пределах. Эпические мотивы брачных испытаний также в основе своей связаны с правилами свадебного обряда. Мотивы борьбы героя-жениха с представителями рода невесты отражают и реальные коллизии действительности и особенно некоторые моменты обряда. Аналогии можно было бы продолжить, но следует сразу же обратить внимание на резкие несоответствия между схожими внешне эпическими мотивами и реальностью жизни и обряда. Главное несходство состоит в том, что в былинах (как и в эпосе других народов) сватовство из нормального, благополучно завершающегося действия, сопровождаемого обрядовой игрой, превращается в героическое событие, где жених не играет, а ведет напряженнейшую борьбу, проливает кровь, совершает поступки, в реальности невозможные. То, что в обряде выступает в порядке поэтической метафоры, в эпосе принимает вполне материальный облик: жених действительно выстраивает за одну ночь терема, бьется с претендентами, спасает суженую от похитителей и т. д.
Приведенный пример до известной степени типичен для эпоса: в нем неизменно на первый план выступают конфликты, оказываются в непримиримом противостоянии враждебные силы, герой проходит множество жестоких испытаний, проявляет максимум способностей, обнаруживает возможности и силы, которыми никто больше не располагает, побеждает в физическом и нравственном смысле, причем победа его неизменно служит общей пользе — она добыта ради благополучия народа, земли, семьи. Былинные сюжеты от начала до конца строятся с ориентацией на раскрытие смысла, характера конфликта, на утверждение торжества героя.
Условность как один из принципов былинной сюжетики выражается в подчеркнутом несоответствии сюжетных ситуаций, мотивов ситуациям реально-бытовым. На такой условности, например, строится вся та часть былины о Ставре Годиновиче, где князь Владимир пытается установить, верны ли утверждения его дочери, что сватающийся к ней чужеземный жених — на самом деле женщина.
В сущности, любой мотив в былине условен, то есть не соответствует эмпирической реальности. Конечно, характер таких несоответствий различен. Например, условность мотивов, связанных с приходом татарского посла к князю, с предъявлением им ультиматума и т. д., относительна: мы можем говорить, что в данном случае историческая реалия получила эпическое выражение, при котором многие подробности ушли, многое было сжато, но самая суть коллизии сохранилась. В других случаях имеет место условность фантастическая (действие на киевлян свиста Соловья).
Особенно показательна условность в изображении поведения людей в известных ситуациях: татарский царь доверяет Василию Игнатьевичу свои войска, причем делает это трижды; князь Владимир отправляется в кабак, чтобы привлечь к борьбе с татарами богатыря-пьяницу; татарский царь, чтобы вернуть дань, садится с русскими послами за шахматную доску... Следует подчеркнуть, что имеет место не просто нарушение правдоподобия обстоятельств, но что в былинах им последовательно противостоят ситуации, мотивы, поведение, эпически организованные, эпически осмысленные, заданные.
Условность и фантастика ведут нас в специфический эпический мир, где господствуют свои представления о действительном, возможном, должном, свои отношения и нормы, свой язык общения. Время от времени в этот мир условности, фантастики вплетаются реалии, почти не претерпевшие трансформации, и это порождает особенный художественный эффект. Такова, например, психологическая подробность в былине о возвращении Добрыни на свадьбу своей жены, связанная с горестными переживаниями матери, никак не свыкнувшейся с мыслью о гибели сына, и там же — гневные слова Добрыни, укоряющего Алешу главным образом за то, что тот причинил столько горя матери богатыря. А как выразительно характеризует боярскую спесь эпизод в былине о Хотене, когда Часова жена в гневе обливает вином шубу матери Хотена, осмелившейся заговорить о возможности брака между их детьми. А с какой поэтической силой рисуются в былинах картины прихода татарских полчищ, обступающих Киев! Можно не сомневаться, что мы имеем дело с изображением реально увиденного.
В былинных текстах без труда обнаруживается некоторое количество реалий, так сказать, вторичного порядка, — то есть не связанных прямо с сюжетом, не всегда обязательных, располагающихся на периферии повествования, но тем не менее по-своему окрашивающих его: таковы штрихи северной русской или сибирской природы (покрытые валунами поля, речные и морские мели — «лудья»), реалистические детали одежды, вплетающиеся в почти сказочные описания, обстановка крестьянского жилища, орудия труда и т. д.[34] Эпос оказывается до известной степени открыт для реалий, но все же определяющим началом для него выступают условность и фантастика, которые сами выдаются за реальность. Убежденная вера в полную правдивость изображаемого и происходящего в былинах (и вообще в героическом эпосе) определяет и отношение к ним певцов и эпической среды в целом. Сомнения в возможности описываемого снимались неизменно одним: все это было некогда, в былинные времена, когда жили и действовали богатыри.
Эпическая вера отчасти сродни вере мифологической — она опирается, в частности, на убеждение, прочно коренившееся в народной среде, что многое в природе и в истории произведено богатырями. Единичные исторические реалии также могли включаться в эпос, не меняя характерных для него исторических позиций по существу: все дело было в том, что эпос не касался реального движения государственной истории, политических конфликтов, свойственных феодальному обществу, — он строил свою историю, во многом противостоявшую реальной, исправлявшую ее ошибки и несправедливости, отвечавшую народным чаяниям, но и заключавшую существенные для народа проблемы (народ и власть, Русская земля и иноземные враги, социальные конфликты и пути их преодоления, нравственные основы жизни, устроение семейной жизни и др.). В большинстве былинных сюжетов, как говорилось, можно найти и следы мифологических представлений, и их отрицание, трансформацию применительно к новым историческим обстоятельствам народной жизни. Былина может начаться как «исторический» рассказ, затем незаметно наполниться мифологическими реминисценциями, а завершиться снова в рамках исторического повествования. Но столь же обычным для былинных сюжетов является слияние в них исторического и мифологического в такой мере, что отделить одно от другого оказывается просто невозможным.
Развитие эпоса шло, по-видимому, в направлении ко все большему ослаблению мифологических связей и усилению собственно исторического начала, но не в его реальном воплощении, а в формах обобщенно-эпических, с обязательным преобладанием условности и фантастики. В этом смысле показательны былины о татарском нашествии: здесь мифологические элементы минимальны (по сравнению с былинами о борьбе богатырей с чудовищами, со змеями, с волшебными силами и др.), но, как уже отмечалось выше, тема отпора нашествию и спасения Русской земли от гибели решена в них принципиально по-своему, в сюжетах, никак летописными свидетельствами не поддерживаемых, а главное — на основе концепции богатырства, составляющей самую сердцевину идеологии героического эпоса.
Содержательная сложность, семантическая глубина и внутренний драматизм коллизий былинной сюжетики получили законченное воплощение в довольно-таки строгих композиционных принципах. Можно говорить об известном единообразии былинных композиций. Некоторые былины начинаются с запева, прямо с сюжетом не связанного, но имеющего с ним связь внутреннюю. Классическими могут считаться запев в былине о Соловье Будимировиче (особенно в тексте из сборника Кирши Данилова: «Высота ли, высота поднебесная...») или запев о турах в былине «Василий Инатьевич и Батыга». Чаще же былина открывается зачином, который прямо вводит слушателя в обстановку действия и в круг персонажей. И то, и другое дается как хорошо знакомое, не требующее специальных пояснений. Завязка конфликтов в былинах происходит быстро, и далее все повествование сосредоточивается на них, не прерываясь посторонними описаниями, сюжетными отклонениями или вставками.
Единство и последовательность развития сюжета — один из законов поэтики былины. Движение сюжета всегда связано с одним центральным персонажем, былина не знает расщепления действия на несколько самостоятельных линий, одновременно два действия происходить не могут, повествование никогда не возвращается назад и идет в рамках единого времени. Этот закон своеобразно сказывается на характере повествования, и действие его объясняет некоторые несообразности, с которыми можно столкнуться, читая былины. Так, в некоторых вариантах былины «Илья Муромец и сын» Сокольник после встречи с отцом возвращается домой, убивает мать, а затем снова едет к тому месту, где он расстался с отцом. Илья между тем продолжает спать в шатре, хотя с момента отъезда сына должно было пройти много времени. Все дело в том, что течение времени оказывается неодинаковым: для персонажа, за которым следует повествование, оно одно, для персонажа, выключенного из повествования, совсем другое (фактически — сведено к нулю).
Былина заканчивается, когда наступает развязка конфликта. Она может завершиться формульной концовкой, с сюжетом не связанной. Отдельная былина вполне самостоятельна, сюжетно завершена и никак с другими былинами не связана. Она не является содержательным продолжением других былин и сама не предполагает дальнейшего развития. Даже песни, близкие по тематике или с одним и тем же героем, не обнаруживают повествовательных связей типа последовательности, зависимости, перекличек и др. Например, все былины о татарском нашествии в повествовательном отношении представляют собою независимые сюжеты, как бы параллельные разработки на одну тему. В циклах былин об Илье Муромце или о Добрыне Никитиче можно выделить в качестве открывающих эпические биографии былины об исцелении и встрече с Соловьем-разбойником и о поединке со Змеем, остальные сюжеты не выстраиваются в какой-то очевидный ряд, и поэтому говорить о биографии того или другого героя довольно трудно. Каждая песня начинает повествование заново, без учета событий, описанных в других.