Оба быстро вспотели, дыхание стало прерывистым, руки красными, в черных полосах и пятнах смолы.
Андрей не торопил, даже нарочно тянул шаг, когда направлялись за очередной шпалой через насыпь.
Сложили один штабель, перешли к другому. И тут Андрей спросил:
— Вы как шли сюда? Через переезд?
— Нет, через лес, — Гешка решил держаться поближе к правде.
— Гешку там не встретили с винтовкой?
Сердце у Гешки радостно трепыхнулось. Вот! Вот!
— С винтовкой?
— Здоровая такая, в сапогах.
— Нет, не встретили. — А сам шепотом Леньке: — Слышал? Диверсантка!
На разговор и на работу одновременно сил не хватало. Конец шпалы чиркнул по насыпи.
— Выше, выше поднимайте! — прикрикнул Андрей. — Эх, москвичи! Притомились? Может, перекур?
Ленька бы рад, да вот Гешка упрямится, не хочет перед Андреем выглядеть слабаком. Стиснул зубы:
— Рано…
Еще один штабель сложили. По дороге к следующему Андрей спросил:
— Сводку Совинформбюро слушали?
— Нет, не успели, — заторопился с ответом Гешка. — Как там, на фронте? Белых еще не прогнали?
Белых!.. У Леньки сразу руки вспотели, главным образом от негодования. Ну и, конечно, немножечко из опасения быть разоблаченными.
— Он ш-шутит! — А Гешку стукнул в бок и прошипел: — Кол бы тебе за это! Все перепутал: Отечественную и гражданскую!
— Не до шуток. — У Андрея было озабоченное лицо. — Рвется фриц к Волге.
— Да ты не бойся! — успокоил его Гешка. — Наши там их остановят. Обязательно. А потом как нажмут — будут гнать до самого Берлина.
— Это-то я знаю… — вздохнул Андрей.
Гешка поразился:
— Знаешь?! Откуда?
Но Андрей лишь усмехнулся:
— А ты откуда? Оттуда и я.
— Я совсем другое дело. Я в школе учил. «Разгром гитлеровской Германии. Знамя победы над рейхстагом». Вот!
— Ну и мастер ты заливать! Про будущую победу в школе учил — ведь придумать надо!
Андрей смеялся, а Гешку злило, что он ему не верит.
— Учил! — доказывал он в запале. — Еще в прошлом году. Ленька, скажи!
И опять заработал кулаком в бок.
Шпала грохнулась на землю, подняв столб пыли.
— Перекур! — скомандовал Андрей и, подавая ребятам пример, сел первым на край насыпи. — Значит, говорите, тетку не видели? Здоровущая такая? — Приподнялся, посмотрел на дорогу, петлявшую из леса.
Гешка прилег на траву рядом с Ленькой так, что его губы оказались на уровне Ленькиного уха. Прошептал неслышно: «Видал, как волнуется?»
Полежал немного, прикидывая, как бы самим, без посторонней помощи, с диверсанткой этой разделаться. Потом спросил Андрея, все еще высматривавшего что-то на дороге:
— Много тут у вас фашистов?
— Чего, чего? — повернулся к нему тот.
— Ну этих… шпионов, взрывальщиков всяких.
— Диверсантов?.. Ха-ха! Полно!
Гешка обрадовался:
— Правда?
— Где же им еще быть, как не в четырех тысячах километров от фронта? Самое для них золотое место.
— И много ты поймал?
— Как тебе сказать! — Андрей сохранял полную серьезность. — Штук… ну, я не знаю…
Гешка не отставал:
— Пять? Больше?
— Гешка! — упрекнул Ленька. — Это же военная тайна!
— Ну и забавные же вы ребята, москвичи! — рассмеялся Андрей. — Вроде с неба свалились.
«А мы и в самом деле…» — подумал Гешка и только собрался начать подробные расспросы насчет наград, какие тут за поимку диверсантов полагаются, как Андрей с криком: «Догоняйте!» вскочил и понесся, преследуемый ребятами, назад, к камню, на котором лежал его китель. Добежал, вытащил из кармана завернутый в привядший лопух ломтик черного хлеба.
— Что уставились? Черняшки не видели? Закусывайте тоже.
— А у нас… ничего, — развел руками Гешка.
— Не выдержали? С утра всю пайку умяли?
Пайка… Гешка не совсем понял. Сообразил только, что так, наверное, во время войны хлеб назывался.
— Нет, утром я без хлеба. Стакан сливок и яичницу с жареной колбасой.
Ленька добавил:
— А я кусок вчерашней курицы. Я ее холодную очень обожаю.
У Андрея вытянулось лицо, словно они наплели ему целую кучу невероятных, невозможных вещей. Сначала он поразился — что за чудеса? Потом нахмурился — врут, ясное дело! И наконец расплылся в улыбке — разыгрывают его!
— Ну, фантазеры!.. А я получу хлеб по карточке — делю на три раза. Утром, в обед и вечером по ломтику. А то голодно очень, спасу нет терпеть до утра. Ем и тоже мечтаю, вот как вы: это яичко, это сало, а вот это колбаса; вы поменьше меня, наверное, уже вкус колбасы позабыли, а я еще помню. Потом хлеб водой запью, чем не молочко? — Он отломил кусочек черняшки, смеясь, отправил в рот. — А вот это курочка. Мягонькая, вкусненькая.
Ребята следили за Андреем голодными глазами. Он заметил, сразу перестал смеяться.
— Слушайте, а вы ведь здорово есть хотите, верно?
Гешка и Ленька дружно сглотнули слюну и так же дружно ответили категорическим «Нет!».
— Понятно!
Вытащил из-за голенища самодельный нож, разрезал оставшийся ломтик хлеба на три равные дольки. Приказал Гешке:
— Отвернись!.. — Указал ножом на ломтик. — Кому?
— Тебе.
— А это?
— Тоже.
— Брось! — рассердился Андрей. — Говори — тебе или Леньке?
Гешка спорить не стал:
— Пусть будет Леньке.
— Другое дело! А то ломается тут еще. Разбирайте свои пайки. Живо!.. Берите, берите, кому я говорю? Потом когда-нибудь разбогатеете — отдадите.
Гешка моментально сжевал свою долю. Странное дело! Черный непропеченный хлеб показался ему вкуснее пирожного.
— Какая пайка едкая! — Гешка тщательно собрал с куртки прилипшие крошки. — Ешь, ешь, и все хочется. Вот вернусь домой, сразу набью живот по горло.
— А дома есть? — спросил Андрей.
— О, дома сколько хочешь! А не будет — в булочную сбегаю.
И опять удивился: Андрей не поверил, рассмеялся, как хорошей шутке.
Ленька тем временем пошарил у себя по карманам — не завалялась ли где конфета? И верно, нашлась! Да еще какая: его любимая — «Мишка». Хотел развернуть и съесть. Но тут заметил, что Андрей смотрит на конфету с благоговением, почти как на чудо.
— Бери! Да бери же!
Ленька почти насильно пихнул конфету Андрею в руку. Тот рассмотрел этикетку, понюхал, покачал головой.
— Смотри, какое еще богатство бывает на свете.
Но есть не стал. Вытащил платок, бережно завернул в него конфету. Пояснил:
— Тут девчонка у нас одна, ей отдам. Руки зимой обморозила на строительстве запасных путей, до сих пор еще болят…
Андрей откинулся на траву, заложил руки под голову. И моментально уснул, как обычно засыпают смертельно уставшие люди.
— Знаешь, что, — сказал Ленька тихо, — давай завтра ему и хлеба притащим, и колбасы.
— И мороженого, — добавил Гешка. — В кружку, и льда в нее натолкать — тогда не растает.
— Конфет еще. «Мишек», «Трюфелей»…
Андрей проснулся так же внезапно, как и заснул. Спросил, протирая глаза:
— Не появлялась?
— Тетка? С винтовкой? — сообразил Гешка. — Нет, не появлялась. Ты поспи еще, мы покараулим.
— Только разморишься. — Андрей рывком поднялся на ноги. Прошелся, сделал несколько быстрых движений, прогоняя остатки сна. — Не спать так не спать, спать так спать. Лечь и… лет этак на тридцать. Интересно, — он мечтательно огляделся, — интересно, как здесь все тогда будет?
Разве мог Гешка выдержать — ведь он то знал! Вскочил, замахал руками возбужденно.
— Через тридцать лет? Это я тебе точно скажу.
И пошел, и пошел, не обращая внимания на отчаянные Ленькины знаки.
— Смотри! — Помчался на всех парах к дереву в стороне от насыпи. — Что я сейчас сделал?
— Поляну перебежал. — Андрей следил за ним веселыми глазами.
— А вот и нет! — торжествовал Гешка. — Не поляну никакую, а Московский проспект. Ну, тот, который у вас там, внизу, начинается. А бежал потому, что здесь нет перехода. Машины, мотоциклы, автобусы, троллейбусы. Милиционер, как увидит, сразу свистеть… А теперь?
Гешка подошел к раздвоенной сосне, поклонился, забормотал неслышно. Потом повернулся, держа в руке что-то воображаемое.
— Это я мороженое купил, — пояснил. — Здесь, в кафе «Улыбка», самое лучшее. — Он пошел усердно лизать несуществующее мороженое. — А теперь загляну-ка я во Дворец пионеров. Близко, совсем рядом — метров пятьдесят.
Сунув руки в карманы брюк, Гешка большими шагами отмерил приблизительное расстояние и остановился перед муравейником.
— Вот здесь. Ох и дворец! Белый весь, с колоннами. — Задрал голову. — Вон сидит ворона на ветке, видишь? Там наш авиамодельный кружок. Половинка окна разбитая — это Витька Синицын из нашего класса. У него мяч такой прыгучий, сколько окон поразбивал — ужас!..
Бедный Ленька весь извелся, пытаясь заткнуть этот внезапно прорвавшийся фонтан. Но как заткнуть, если увлекшийся Гешка на него даже не смотрит. Ленька и знаки ему подавал, и ногой пытался стукнуть незаметно.
Ноль внимания! Бежит Гешка вприпрыжку вдоль будущей улицы — будущий троллейбус изображает. Рисует пальцем кружки на сосне — про будущий светофор на углу рассказывает.
А Андрей? Ленька, трепеща от волнения, оглянулся.
Нет, ничего. Слушает с интересом, да еще и улыбается.
А Гешка заливается себе соловьем. Конечно, это ему не в школе урок отвечать!
— Вот тут, где я стою, наш дом. Пять этажей из крупноблочных панелей. А на втором этаже, вон там примерно, где сук сломанный, — наша квартира. Двадцать седьмой номер. Как откроешь дверь, сразу телик видать, от самого порога. И бабушка сидит…
— Телик? — переспросил Андрей.
Гешка искренне удивился, совсем позабыв про разницу во времени.
— Не знаешь? Ну, телевизор… У нас «Рубин». Хороший, на комнатную антенну принимает. И все-все видно. Москву по «Орбите», Будапешт, Прагу, Варшаву — все, что хочешь!
Андрей хлопнул его по спине:
— «Катись, катись, яблочко, по золотому блюдечку…» Эту сказку и я знаю.
— Не веришь? Ленька, возьмем его с собой на машине времени?