— Вылезаем. Только осторожно. Смотри в оба. Бывает, и на таких заброшенных стабах бегают твари. Особенно, если рядом часто перезагружаются другие.
Якут открыл десантный люк и, осмотревшись, вышел наружу, крепко сжимая рукоять и цевье автомата. Следом вылез и напарник. Оба постояли, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, и слушая вечерние звуки.
Монах подошел к висящему на штыре бездыханному лотерейщику и толкнул его прикладом:
— Скопытился. Неплохо его так рубер приложил. Да и крови он до этого много потерял. Давай-ка помоги.
Мехвод начал забираться на броню, поманив за собою новичка.
Лотерейщик зацепился рукой, пронзенной штырем опоры дополнительной фары. Так и болтался всю дорогу, опустив другую конечность вниз. Со стороны казалось, будто он застыл в прыжке, желая достать что-то с крыши бронетранспортера.
С огромной натугой оба рейдера смогли снять его руку, подтянув тело повыше. Туша плюхнулась рядом с колесом «бэтэра». Монах достал нож и перевернул матерого мутанта на живот. На затылке была хорошо видна выемка спорового мешка. Поддев её по краю лезвием, проводник начал аккуратно вскрывать верхний слой, пока Якут стоял на шухере. Тем не менее, новичок иногда из любопытства посматривал на действия напарника. Тот же начал раскрывать аккуратно нарезанные дольками края спорового мешка.
Лысый рейдер не удержался от колкости:
— Я как-то передачу смотрел, там учили гранат так чистить. Ты часом не кулинар?
— Нет. Но вот жрать это нам придется. А, точнее, тебе.
— В смысле? Я уже отвар пил твой. Еще что-то надо?
— Это не отвар. И вообще, помимо споранов, есть еще и другие потроха. Нам в каком-то смысле повезло. Тут есть одна горошина. Наш «пассажир» уже готовился в топтуна превратиться. И целых три спорана. Немного, но хватит, чтобы сегодня не скопытиться. Хотя, кто его знает, какие у тебя потребности, может, ты его должен хлебать, как заведенный. Тут дозы у каждого индивидуальные.
— Ты мне горошину хочешь скормить? Зачем?
— Не скормить, а так же с раствором пить будешь. У тебя скоро проснется дар Улья. Надо бы подогнать его, да и развивать. А у меня, сколько бы не употреблял, все по нулям. Так что, в этой ситуации, считаю, что тебе он нужнее.
Якут принял из рук напарника желтоватую горошинку, похожую на спрессованный залежалый сахар. Напарник махнул рукой:
— Давай за мной. В магазине переночуем.
Новичок спрятал горошину в нагрудный карман и поднял голову. Действительно, то, что сначала ему показалось в сумерках просто доской, была вывеской с выцветшей и почти стертой временем надписью: «магазин». Он двинулся следом за Монахом, который уже аккуратно открывал входную дверь.
Столько пыли Якут никогда не видел. Главное — не топотать и не поднимать её зазря, иначе придется дышать такой взвесью, что и мертвяк не позавидует.
В одном из подсобных помещений, которое не имело окон, Монах наконец-то решился зажечь небольшой фонарик. Установив его на столе, он стал открывать свой рюкзак, выставляя на стол банки, которые запасливо прихватил с собой Якут. Следом пошла и большая фляга, вид которой обрадовал новичка.
— О! Надо расслабиться.
— Это для живчика. Сейчас тушенку прикончим, затем надо будет запас сделать на завтрашний переход. Иначе мы не доберемся и до середины Мертвого коридора.
Якут недовольно вскрыл банку тушенки и жадно принялся выуживать холодные куски мяса. Не лучший вариант, но за неимением другой еды и эта сгодится. Монах быстрее расправился со своей порцией и начал колдовать что-то в старой банке, найденной здесь же в кладовке и избавленной от толстенного слоя пыли. Споран он поместил прямо в водку, которую вылил из большой фляги.
Затем отсчитал части, шевеля губами, риторически беседуя сам с собой:
— Ага, полтора литра… Можно и все три.
Следующие два спорана полетели в огненную воду. Монах закрыл крышку, и возвестил:
— Пусть настоится. Спешить пока некуда. На сегодня вроде бы ни у кого ломка не началась из нас.
Горошина пошла в разведенную с водой уксусную кислоту. Вот она растворилась довольно быстро и рейдер начал процеживать жидкость через марлю, свернутую в несколько слоев. На её обрывках, отбрасываемых в сторону Монахом, оставался грязно — белый мутный налет. Якут было понюхал его, но напарник цыкнул на него:
— Только не пробуй. Чистый яд. Надо всегда несколько раз процеживать.
Новичок плотнее запахнул камуфляжную куртку, которую он схватил еще на базе резерва техники, и неожиданно ощутил под пальцами во внутреннем кармане картонный коробок. Сигареты! У новичка даже губы разъехались в улыбке. Этого очень не хватало. Он достал смятую пачку и заглянул внутрь. Бывший владелец имел в своем распоряжении четыре сигареты, которые ему не суждено уже было высмолить, и полупустую бензиновую зажигалку.
Монах неодобрительно посмотрел на пачку, чем вызвал вопрос напарника:
— Не куришь?
— Нет. Не вижу смысла. Если и расслабит, то очень ненадолго. Но тут курить можешь: труба прямо как вытяжка работает, запах не застоится, да и на стабе мы.
— Спасибо, — Якут сделал какое-то подобие реверанса рукой и зачиркал зажигалкой.
Огонек появился только со второго раза. Подпалив конец сигареты, и выпустив с уголка губ струйку дыма, он посмотрел пристально на Монаха и спросил:
— Послушай, я так и не спросил тогда. Зачем тебе нужно было в универмаг? Ты так тогда расстроился. Я думал, вообще останешься в том подвале помирать.
Проводник посуровел и нахмурился, уставившись в стену. Затем посмотрел на Якута. Вероятно, его подкупило что-то в виде напарника, а, может, и то, что они целый день были вместе и уже хлебнули лиха столько, сколько не выпадает некоторым трейсерам.
Да и участие в тоне новичка действительно было не поддельным. Якуту было интересно, что за человек с ним в одной связке.
Монах заговорил глухим голосом, словно из бочки:
— Я попал в Улей полтора года назад. Это случилось, когда я был на работе. Точнее, на перерыве. Привез подрядчика на площадки и поехал обедать. По пути чуть ли не влетел дважды в аварию. Ну, ты и сам видел, что в городе творится, когда начинается заражение. Сперва не придал этому значения. Потом, когда начали с ума все сходить вокруг один за другим, понял, что надо из города валить. Думал тоже, как и все, мол, газ какой или оружие биологическое или химическое. Ну, я в этом не разбираюсь. Маша — жена моя, работала в универмаге. Ну, я мгновенно сумку тревожную в багажник. Знаешь, мы помотались с ней много где. Приходилось, когда меня по службе бросали, в таких местах быть, где землетрясение как шарахнет — времени на сборы нет. Привычка осталась. Ну, в общем, она в тот день дочь нашу, Аню, взяла с собой на работу.
Монах перевел дыхание, которое начало учащаться по ходу разговора. Видно было, что рейдер мало кому выговаривался за время нахождения в Улье, а сейчас его понесло. Он посмотрел на Якута:
— Дай тоже.
Новичок протянул сигарету напарнику и подержал огонь перед лицом, пока тот подкуривал. Раздался слабый кашель.
Затем Монах заговорил вновь:
— Я приехал к ним, когда уже в универмаге начал твориться полный бардак. Мы с ней и дочкой побежали на задний двор, там стояла её машина. Ей уже плохо начало становиться…
Монах сглотнул тяжело и опустил глаза:
— Она оказалась не иммунной. Заражение коснулось и её. Мы думали поехать в Горьевку к её маме. Забрать её с собой и рвануть к родственникам в другой город. Но когда мы были в деревне, выяснилось, что её мама в этот день сама надумала ехать к сестре. Нам это соседи сказали. Связи, как ты понимаешь, уже не было. Наверное, поэтому до нас она и не дозвонилась сама предупредить: мы были в зоне перезагрузки. Маше уже совсем становилось плохо. Она несколько раз кричала на меня, будто её что-то распирает изнутри. Затем просто впадала в апатию полнейшую. Даже к дочери. Я — дурак, злился на неё, не знал еще — что это такое. В общем, я оставил её дома. А сам побежал в сельсовет: хотел позвонить по стационарному телефону сестре тещи. Оставил её с Аней.
Взгляд Монаха стал болезненный и жесткий, он уставился прямо в глаза напарнику, отчего тому стало не по себе. Голос стал монотонным и чеканным, будто рейдер сдерживал эмоции всеми силами. Но срывы и скорбный тон все равно пробивались сквозь завесу слов:
— Понимаешь. Дети до 15–17 килограммов не перерождаются. А Ане было всего три годика, и она очень худенькая была… Мы её на неделе той как раз из-за этого к доктору водили…
Рейдер не выдержал и уткнулся в ладони, еле заметно тряся плечами. Сгорбленная фигура взрослого мужчины, беззвучно рыдающего в рукав и пытающегося сдержаться, — тягостное зрелище. Получались, скорее, какие-то скомканные тихие всхлипы с редкой слезой — моральное напряжение полутора лет вылилось сейчас.
Якут молчал, потрясенный этой историей.
Сквозь сжатые зубы Монаха, невидящим взором уставившегося в одну точку на стене, послышалось продолжение:
— В общем, Маша переродилась. Ани уже не было в живых, когда я вернулся. Маша попыталась напасть и на меня. Но я просто выбежал из дома и побежал, куда глаза глядят. Не смог её убить. А надо было, чтобы не бродила зараженной так. Я не знаю, где она сейчас. Аминск перезагружается каждые полгода. Я уже третий раз возвращаюсь к нему. Раньше я не мог добраться дальше окраины города. Я слышал, что бывали очень редкие случаи, когда рейдеры находили своих родственников на заново перезагружающихся кластерах. Я надеялся успеть туда и забрать их. И успел бы, если бы не Алмаз и его дружки.
Голос Монаха приобрел металлические и грубые нотки плохо скрываемой ненависти:
— Я надеялся достать хотя бы Аню, если не повезет, и Маша снова окажется зараженной.
Якут, задумавшись, смотрел на своего напарника поневоле. Душераздирающая трагедия обычного иммунного, одного из многих. Одинокого даже в этом мире из — за отсутствия дара и, поэтому же, всеобщей славы «проклятого».