— Можно жить. Здорова, хлопцы.
Солдатик окинул тоскливым взглядом. Совсем еще пацан, лет восемнадцать от силы, на щеках следы слез.
— Будем знакомы: Брамской Анатолий, особый диверсионно-разведывательный отряд. Самовольный дезертир.
Солдатик глянул с растерянностью — чему тут радоваться, признанию в дезертирстве?
— Сухоребрык Сергей, шофер. Я не стрелял, был шофером. Послали без карт, без ничего, езжайте. Вот и попали на блокпост.
— Тебе повезло — протянул руку для приветствия Брама — если не стрелял, так нечего и бояться.
— К стенке поставят и все. Тут одни сепаратисты и чеченцы.
— За что к стенке? Толковые шоферы везде нужны, даже тут. Дезертиры дело другое, я тоже не захотел стрелять, так стали стрелять в спину мне. Видимо, что бы в голове сознательность пробудилась, или остатки ума. Сам откуда?
— С Кировограда. Дома мать осталась, братья, что с ними теперь будет?
Брама прислушивался к гулу наверху.
— А я с Закарпатья. Что будет? Будут жить, как долго, не знаю. Как думаешь, в Украине, сейчас можно жить по-человечески?
— Не знаю — насупился солдатик — нам говорили тут одни террористы, наемники российские, армия ихняя.
Брама запрокинув голову расхохотался:
— Армия? Ну ты смешной. Такие же люди как я и ты, хотят жить, войны никто не хочет. Армией им предстоит стать.
— Так зачем здесь Путин?
— Не понял, где это? — вытаращил глаза путник — Тот что возле стенки спит, что ли? Не, кажись не Путин, у того лысина.
— Зачем войска его здесь?
— Мы вот искали-искали и не нашли. Нет войск, кругом одни украинцы. Это что же, со своими воевать, а нахрена?
Пока шофер рожал вопрос перебарывая страх, глаза его округлились. Почувствовав на шее пальцы Брама наклонился, заставив перелететь противника через себя и тот припечатал к стене. Вытянутый как жердь нападающий сполз, выдавливая шипящие слова.
— Потому и война. Кому-то не нравится, что даже в карцере говорим на ином языке — как ни в чем ни бывало продолжил путник — вот ты живешь в центральной Украине, я даже западнее этого, и ничего, понимаем друг друга. Язык только повод.
— Тогда зачем? — с сомнением спросил Сергей, опасливо поглядывая на копошащегося тощего.
— Вот это уже вопрос. Но ответить на него должен ты сам. Если не будешь думать, так и останешься простачком, которому легко задурить голову и отправить умирать вместо себя за корпоративные интересы. Эй ты, боец, давай знакомиться.
— Зі зрадниками в мене розмова коротка — просипел нападающий, держась за живот — всіх вас стріляти, живцем палити!
— Та ти що? — округлил глаза путник — дозволь поцікавитися, пане хороший, кого я ж зрадив? Цього хлопчака, чи може рідне Закарпаття, не ставши бруднити руки в братній крові? Гай-гай лебедику, добряче ж тобі довбешку замакітрили. Судячи з вимови пан із Вінниччини?
— Не брат ти мені, москальский наймите!
— Я в брати не тобi набиваюся. Мій брат не стане кидатися на беззбройного ззаду як злодій і боягуз, чи стріляти в жінок і дітей.
— Всіх на ножі, до самої Московії дійдемо!
— Ну от дійдеш ти, далі що? Вирізати всіх до ноги? А завіщо? А далi що? Сергію, тобі не заважає моє патякання?
— Что-что?
— То-то же — усмехнулся путник, поднимая свидомого винницкого парня и толкая к лежаку — болтовня моя не мешает? Видишь Серый, не против если буду называть так, по-москальски? Мы насколько поросли в друг друга, что даже не понимаем «исконно украинский». И это я старался на литературном, стань же по-закарпатски говорить, не понял бы ты ни черта. Стало быть, нужна некая общая основа, и создатель нынешней Украины дедушка Ленин учредил им русский язык. До дедушки Ленина в нынешней Украине было что где. Так пане?
— В смысле Ленин? Украина такой была всегда — недоуменно спросил Сергей, в пылу рассуждений забыв о страхе.
— Да? Ну этой версии не более двадцати лет, а раньше, в союзе, который ты вряд ли помнишь, история выглядела по-другому, более правдивая версия. До СССР же нынешний юго-восток был в царской России, а эти паны даже мовы своей не имели, все по ляхам побирались. От которых и получили унизительное определение — быдло. Которые после развала союза указывает вам кто вы есть.
— Всіх поріжемо… — сипел из угла пан — порвемо москальські кайдани…
— И с голой задницей в Европу — констатировал путник — они только этого и ждут. Вы нужны там как рабская сила и доноры органов. Что побледнел, Серега, разве не слышал о таком? Вот теперь думай, что будет с твоими, если победят эти паны! Ладно, хватит лясы точить.
— Не слабую ты им историю закатил, что твой замполит — раздалось от решетки — давай, выходи по одному.
Брама подхватился и насвистывая под нос стал подниматься по ступенькам. Серега боязно посмотрел на ополченца, тот не обращал на него о внимания, заинтересовано присматривался к путнику.
— Анатолий Петрович — зашептал шофер — а если нас на расстрел?
— Ну хоть какое развлечение. Не дрейфь, Серега, умирать за правду не страшно. Страшно жить сволочью и не успеть понять.
— Во дает — хохотнул ополченец в повязке-арабке — такого даже жалко стрелять. Складно поет.
— А ты ножом возьми — предложил путник, выходя на свет и щурясь от солнца — я даже поддамся.
Конвоиры заржали уже с ополченца. Тот сконфузился, указав дулом через плац. Серега совсем скис, Пан был в прострации, не понимая, как такое с ним, спасителем нэньки, приключилось. Их завели меж домов, губы у Сереги стали трястись.
— Не знаю где у них стенка, но отчетливо несет кухней — потянул воздух путник — стало быть, придется мне поскучать.
Шофер не веря взглянул на Браму, но их действительно провели в наспех оборудованной кухне. Вон краснеют в бетонной яме вентиля баллонов, упрятанные на случай обстрела, распахнутая дверь, сколоченные лавки. Длинные «П» образные столы протирала женщина с заплаканными глазами. Несколько суетилось у плит, что-то шипело, скворчало. Им принесли на подносе красный борщ, и лицо у путника словно окаменело.
— Не хочу я, мать. Не заслужил. А ты рубай, Серега, рубай, наращивай мышечную массу. Худой как пособие анатомии.
— Ты это, как там тебя — окликнул ополченец — не выкабенивайся, с тобой же по-людски.
— Да и я по-людски. Как вспомню про всю эту мразь, кусок в горло не идет. Но разве чтоб не обидеть.
Он с завидной сноровкой опорожнил надщербленную тарелку и хотел было отнести, но застыл под дулом автомата.
— Да ты не бойся, командир, куда мне бежать? Ты же ножиком вроде обещал.
Ополченец был непреклонен, тарелки забрала подошедшая девчушка. Брама, узнав в ней знакомицу, окликнул:
— И ты здесь, кареглазая? Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Спасибо вам — шмыгнула та носом и убежала с подносом.
— И то дело — согласился путник и поднялся — ты хоть метлу вручи, командир, или лопату. Чего нам зря харчи проедать?
— Эти двои туда и пойдут, а ты — к коменданту.
— Будут выпытывать секреты Киевского вермахта — закручинился путник — выдам все как на духу. Что не знаю прыбрэшу.
Открытость пришлась арабу по душе, тот передал Серегу с Паном другим, а сам закинув автомат за спину пошел рядом:
— А ведь ты и вправду их там порезал — закуривая осведомил он — восемь ножевых насчитали. Нацики тела прячут неглубоко.
— Что с такими делать? Обдолбанные не поймут слов. Или так, или ждать пока сойдет ломка и вбивать ум, если есть куда.
Комендант поднял голову от кипы бумаг, смерил взглядом:
— Садись, кури если хочешь.
— Благодарствую. Чем обязан?
— Дружкам своим — брюзгнул ручкой о стол — в Райгородке зверствуют «айдаровцы». Речка такая тут. Эти отморозки в насмешку взяли ее название. Солдат по возможности отпускаем, если не зверствуют, но с нациками разговор другой. Ты просил проверки боем? Сегодня вечером пойдешь с Карим и ребятами в гости.
— Тот что нас привел? — Брама раскурил сигарету и поморщился от непривычно резкого дыма.
— Видимо он что-то в тебе разглядел. У нас нет времени долго присматриваться, проверяем боем, а там уже глядим.
— Спасибо за доверие, постараюсь не подвести. Как вас по имени, а то все комендант да комендант.
— Петр Ильич. Да и какой комендант, вот тут в администрации работал. До войны. Сейчас мы солдаты поневоле. Настоящие, умеющие воевать кадры позарез нужны. Учимся на ходу, в бою. Да ладно мы, мы уже свое отжили. Так изверги по мирным городам из «градов» лупят.
— Понял — кивнул путник — диверсионная война и обучение молодых. Разрешите исполнять?
— Иди. Валик, проведи к ребятам, пусть готовятся к ночи. И еще: у нас тут у всех позывные, какой будет у тебя?
— Брама — улыбнулся путник и затопал вслед за Валиком к расположению отряда.
Бойцы встретили пристальными взглядами, занимаясь чисткой и подготовкой к ночи в здании с выбитыми окнами. На столах лежали разобранные АК, в углу коробки с цинками, разгрузки, гранаты, снаряжение.
— Ильич сказал готовится к ночи. Как ты и просил, велел взять в обкатку новенького.
— Здорова еще раз — кивнул Карий раскачиваясь на стуле — Расклад такой: либо с нами, либо с ними. Нациков ты порезал немало, хорошо, умеючи. Наука выживания ребятам нужна позарез, у нас нет особых ресурсов, но радостных объятий не жди.
— Понял, не дурак. Сейчас полно всякого сброда, и нужно десять раз проверить прежде чем решить.
— Вот и давай, показывай, что можешь. А мы посмотрим. Может поучимся чему, или тебя научим.
Брама подошел к столу где лежал разобранный «калаш», изучил затворную раму, быстро собрал и посмотрел на Карего.
— В том ящике твоя форма, разгрузка. Отдали б кому другому, с амуницией напряжена, но ребятам великовата.
Путник начав поднимать крышку откатился вбок, непонятным образом оказавшись за обломком вывороченной внутрь стены и прикрыл голову руками.
— Сапер, ты проиграл — Карий довольно уставился на коренастого ополченца — а ты не сердись, бандеровец, проверка.