Карточками могли обмениваться только равные по положению, в противном случае это выглядело дерзостью или излишней фамильярностью. Для этих целей у высокопоставленных хозяев могла быть заведена особая визитная книга, которая часто хранилась у швейцара. В ней посетитель и указывал свои данные. Из книги С. Н. Трубецкого «Минувшее»: «Очень редко, где в приёмный день присутствовал сам хозяин дома. Обыкновенно ему при отъезде оставлялась визитная карточка. (Кстати, эта последняя должна была быть у светского человека обязательно гравированная, а не напечатанная. Визитную карточку со своим адресом оставлять даме было нельзя и тому подобное). Принимала — хозяйка, одна или с дочерьми. После того как я ей целовал ручку, она представляла меня тем дамам и мужчинам старшего поколения, которым я ещё не был представлен. <…> Иногда во время визитов мне приходилось сидеть и разговаривать исключительно с представителями старшего поколения. При этом число дам всегда намного превышало число мужчин: последние всячески уклонялись от посещения приёмных дней, предоставляя делать это своим жёнам. Часто хозяйка, непринуждённо приняв молодого человека, направляла его в другую гостиную, или в другой угол, где собирался вокруг выезжающей дочери дома кружок молодёжи. Тут мужская и женская молодёжь бывали обычно равночисленны. Такое отделение молодежи было новшеством: в семьях более консервативных светских традиций выезжающая дочь сидела недалеко от матери. Несмотря на мой консерватизм, я предпочитал новый порядок <…> Надо было вести лёгкий и непринужденный разговор и уметь уйти не слишком рано и не слишком поздно. Мало кто впадал в первую крайность, но многие не умели уходить. Всего лучше это было делать, когда приезжали новые “визитёры”. Очень скоро — почти немедленно — визиты мне надоели, но известный минимум их был необходим: визиты праздничные, поздравительные, благодарственные (за приглашение) и т. п. Особо стояли благодарственные визиты на следующий день после балов, вечеров или обедов (“visites de digestion”). В этих случаях можно было наверное рассчитывать, что принят не будешь, и дело ограничивалось передачей швейцару загнутых карточек. Поэтому на такие визиты часто ездили даже не надев сюртука. Помню однако, как однажды с моим бальным сотоварищем, Мишей Голицыным (“Симским”), случилась маленькая неприятность. Он подкатил к подъезду дома Клейнмихелей, чтобы загнуть там карточки, но, как нарочно, вслед за ним подъехали и сами хозяева. Обе стороны были смущены: Миша не мог загнуть своих карточек, а хозяева не могли сказаться отсутствующими, или сказать в лицо, что они “не принимают”. Визит состоялся… и был сделан без сюртука! В те времена это было почти скандалом <…> Но изо всего бывают выходы и мы обычно оставляли, уезжая с вечера, загнутые заблаговременно карточки швейцару (при рубле), или один из нас, по очереди, возил карточки нескольких друзей: обычая рассылать или оставлять незагнутые карточки в Москве тогда не было».
В бесконечную череду визитов превращался любой крупный праздник, и явиться ко всем родственникам и коллегам было обязательным ритуалом, а посещение непосредственного руководителя или покровителя — тем более. Характерный пример можно найти в книге «Детство. Юность. Мысли о будущем» В. И. Танеева. «Несколько раз в год чиновники хозяйственного отделения являлись к нам в дом поздравить отца с новым годом, со светлым праздником, со днём именин. Они приезжали на нескольких извозчиках с делопроизводителем во главе. Их было много. Извозчики занимали значительную часть площади, на которой стоял наш дом. (Кроме делопроизводителя никто не позволял себе въезжать во двор.) Чиновники наполняли у нас всю небольшую залу. Они были в мундирах и с треугольными шляпами в руках. Они не смели садиться. Делопроизводитель выстраивал их в ряд, и они ждали, когда отец выйдет из кабинета. Он выходил одетый, красивый, величественный. Руки он им не подавал. Всем говорил “ты”, кроме делопроизводителя, да и за делопроизводителя я не могу ручаться. Делопроизводитель представлял чиновников и поздравлял от имени всех. Чиновники вторили ему, мычали несколько слов хором. Представление и поздравление продолжалось две-три минуты. Иногда отец говорил чиновникам краткую речь, из содержания которой они могли усмотреть, что они должны “стараться”. Отец удалял их торжественным поклоном и жестом правой руки и скрывался в кабинете. Они кланялись, теснились в передней и уезжали опять попарно на своих извозчиках».
Особых приглашений для того, чтобы прийти и поздравить с праздником, не требовалось. Например, если на определённый день выпадали именины знакомого человека, то было абсолютно естественно навестить его хотя бы на несколько минут, а затем отправиться поздравлять остальных именинников. В оставленных С. П. Жихаревым записках не раз упоминается эта хлопотная обязанность. «Вчера изъездил пол-Москвы с поздравлениями именинниц и насилу сегодня отдохнул. Будь это не по обязанности, изъездил бы всю Москву и, конечно бы, вовсе не устал». «Целый день таскался с поздравлениями по именинникам. Я, право, не думал, чтоб у меня столько было знакомых Дмитриев; и все они, на беду мою, живут в противоположные частях города: одни в Лефортове, другие на Пречистенке, третьи у Серпуховских ворот, а Цицианов на Поварской. Околесил, конечно, пол-Москвы, покамест добрался до Газетного переулка к чудаку Митро Хотяйнцеву». В другой заметке автор также сетует на обилие знакомых Екатерин. Наносить визиты начальнику обычно допустимо было с 9 часов утра, родственникам с полудня, просто знакомым с часу дня (но надо учитывать, с какого времени в данном доме начинали принимать).
Если непосредственный руководитель сам изволил пригласить в гости, явка была строго обязательна. Также как и в случае с высокопоставленными родственниками и покровителями. Сейчас многие из этих правил и ритуалов могут показаться странными и нелепыми, но тогда они были нормой. Разумеется, не все им следовали, но «саботаж» в лучшем случае создавал репутацию большого оригинала, в худшем — неприятного и невоспитанного человека. Чем выше находился человек на социальной лестнице, тем лояльнее относились к «чудачествам». Царедворец Болконский мог позволить себе пренебрегать вежливостью, а начинающему службу чиновнику это могло загубить всю дальнейшую карьеру.
Подобная субординация была характерна не только для дворян. По словам новгородского корреспондента Этнографического бюро князя Тенишева, разбогатевший крестьянин «носит платье из более ценного материала и сшитое по моде, покупает дорогую лошадь и хорошие экипажи. Если его богатство ещё больше увеличивается, он улучшает свой стол, пьёт чай по несколько раз в день, старается приобрести внешний лоск. Своего брата, заурядного мужика, он сторониться. При встрече с ним ОН уже не снимает первым шапку, а ждёт, чтобы ему прежде поклонились. Величать его надо по имени и отчеству. Уже очень доволен такой крестьянин, если ему удастся быть “в хорошем доме в горнице” и пить чай. Зато он и сам сияет от удовольствия, когда случится принимать у себя “хорошего” человека. Под именем хороших у нас разумеют людей, стоящих выше по положению обыкновенного крестьянина. Его радушию тогда нет конца. Настоящий богач купец, особенно у которого и предки были богатыми, с обыкновенными крестьянами никаких отношений, кроме деловых, не имеет, хлеба, соли с ним не водит, а разбогатевший мужик, если и позволяет себе быть в гостях у простого мужика, например, в праздник, на свадьбе, в именины, то непременно в качестве почётного гостя, чтобы сидеть в переднем углу и пить и есть лучшее; иначе быть ему гордость не позволяет. Если случиться ему принимать у себя простого крестьянина, то он потчует его в кухне, в прихожей, которую часто называют конторою; а позовёт в горницу, непременно даст почувствовать, что он делает большую честь своему бедному гостю. Случись в это время к хозяину явиться человеку “хорошему”, и все прежние гости, которые “сортом пониже”, “из горницы” уходят вон. Он хочет показать этим, что он вёл с ними компанию только из снисхождения. “Смотрите, как наш сосед-то бахвалит”, — говорят про такого человека, все с богачами хочет знаться, а на нашего брата и внимания не обращает. А давно ли ещё опоркам хлебал. Напитерился, видно, в конопле сидючи”».
Добро пожаловать в гости
Дореволюционное общество уделяло большое внимание социальным связям. Для современного человека многие литературные произведения, не говоря уже о дневниках и мемуарах, переполнены лишними деталями. Описывая своё жильё, автор непременно расскажет обо всех соседях по дому, улице или имению. Упомянув же соседа, непременно припомнит и откуда тот родом, и что известно про его семейство, и даже девичью фамилию жены или тёщи, если они хоть чем-то примечательны. Едва приехав и обустроившись на новом месте, люди сразу старались заводить знакомства, наносили визиты тем, с кем встречались ранее, а если с этим не спешили, то нежелание общаться трактовалось либо какчудачество, либо как снобизм и пренебрежение. Новомодного слова «интроверт» тогда не было и в помине, да и ближайший к нему синоним — бирюк — использовалось, скорее, в негативном контексте. Даже Чеховский «человек в футляре» вынужден был, скрепя сердце, наведываться в гости к коллегам. На Рождество, Пасху и некоторые другие праздники поочерёдное посещение всех знакомых было правилом хорошего тона и знаком уважения, и пусть даже визит продлится полчаса, но ритуал нужно было исполнить. Не удивительно, что многие несколько раз в неделю выступали либо в роли гостей, либо радушных хозяев.
В деревнях и на городских окраинах часто находились люди, регулярно устраивавшие в своих домах так называемые вечёрки, на которые собиралась молодёжь. На вечёрках пели, иногда танцевали, устраивали игры, делились новостями и, конечно, знакомились и флиртовали друг с другом. Бывало, что подобный флирт приводил к конфликтам и даже потасовкам среди сельских Ромео. Обычно за предоставление помещения хозяева получали порцию дров или иную плату. Некоторые женщины собирались, чтобы заниматься вместе рукоделием. Посиделки сельских жителей и городской бедноты, быт которой не слишком отличался от деревенского, с годами почти не менялись. Постепенно к народным песням добавились «жестокие романсы» — жанр, зародившийся на городских окраинах и считающийся одним из предшественников романсов в более классическом понимании. Тексты были незатейливы, тематика — преимущественно любовные драмы, подлые соблазнители невинных дев и самоубийства из-за коварных изменщиков. К привычным народным танцам добавились более современные, например, кадриль. Ценилось умение ловко плясать вприсядку или ходить колосом.