ующая запись окажется более полезной.
08 июня 2016 года
– Опять этот сказочник, – гоготнул один из санитаров, рассматривая старые шрамы на моих руках так, словно никогда не видел подобных попыток свести счеты с жизнью. – На этот раз с домовым бутылку не поделил или дух люстры решил украсить твоей тушкой свое место обитания?
– Как ты угадал? – Я состроил притворное удивление, зная, вернее помня по прошлому общению с этой гориллой в халате, что подобное его бесит.
– Ничего, после укольчиков пасть быстро закроешь, – выплюнул он.
Медсестра наклонилась над моей рукой, быстро нащупав вену. Иголка проскользила по коже, оставляя неосторожную царапину, а после все-таки вошла в кровяное русло, выплескивая внутрь свое содержимое.
– Скоро станет лучше, – заученным до автоматизма тоном заверила она, направляясь к двери.
В моей палате нет часов, как в прочим и ничего другого кроме проржавевшей койки и дырки в полу, настолько окислившейся от всех испражнений, что края стали еще уже, но медсестра, покидая мою обитель в сопровождении двух санитаров благодушно ответила на вопрос, сказав, что уже час ночи. Начался новый день.
Я ненавидел ночь начиная с самого детства, ведь твари становятся еще наглее. Видимо, свет гигантского шара, встающего по утрам, их раздражает. Не скажу, что он для них губителен, но днем подобных прохожих я встречаю намного меньше, чем после захода солнца.
Кстати, вы знали, что далеко не все твари выглядят мерзко? Есть и вполне сносные представители их вида. Некоторые, даже симпатичные. Если не подмечать асимметрию. Не ту, что присуща лицу каждого человека, а более выраженную, будь то искривленный уголок рта, открывающий неестественно длинные клыки или руки разной длины. Хотя я тоже не красавчик. Запомните, на этом моменте я смеюсь. Да. Даже хорошо, что, находясь в палате я не могу лицезреть свое отражение – зеркало было бы слишком даже для такого «суицидника», каким меня здесь считают. Если не знать мой возраст, можно с легкостью накинуть лишних пять, а то и десять лет. Нет, алкоголь не стал помощников в этом деле, хотя и без его влияния не обошлось, тут постарались на славу два брата – недосып и вечный стресс.
Появилось головокружение. Легкое, ненавязчивое. Так всегда бывает от нейролептиков. – «Сейчас станет лучше» – слова абсолютно ничего не значащие для меня. Ложь. Лучше не станет никогда. Разве что я смогу разжиться пресловутым «блоком» на всю оставшуюся жизнь, хотя и в этом случаи спать спокойно не смогу, зная, что происходит вокруг. Я предпочитаю видеть, когда именно меня начнут жрать, а не хвататься за валидол наивно пеняя на проблемы с сердцем. И с чего я вообще решил, что удостоюсь привилегии стать обедом… Скорее всего меня вновь подведут к черте. Дайте-ка вспомнить… За последние годы я чудом выжил под колесами отечественного автопрома, «самостоятельно» шагнув на проезжую часть (скажем за это спасибо одной особенно уродливой твари, решившей, что я слишком много видел); резал вены, пока мою руку держали сразу два представителя клыкастой братии; глотал таблетки (знаете как неприятно давиться снотворным, особенно если его впихивают против твоей воли?) и теперь еще собирался шагнуть в петлю (во второй раз), разумеется, как вы уже могли понять, не из-за патологического желания сдохнуть, а лишь по чужой указке.
Все те случаи были даже не интересными, все, кроме последнего – со мной впервые заговорили.
Морда той твари напоминала смесь бульдога с подгнившим помидором – не самое поэтичное сравнение, но другого на ум не приходит. Раскрасневшаяся, местами полопавшаяся на шее и щеках кожа свисала складками с заметными островками плешивой щетины. А вот довольно стильный костюм-тройка и прилизанные три волосины, словно гелем уложенные на бугристой лысине, указывали на то, что это птица высокого полета. Не из тех, кто больше походил на переломанных собак или полупрозрачные тени. Существо, наделенное интеллектом. Возможно, даже большим, чем я сам мог похвастаться.
Прищелкнув изогнутыми пальцами, заканчивающимися красноватыми ногтями, со следами запекшейся под ними крови, тварь указала на петлю:
– Иди. – Он не открывал рта. Губы, оставались неподвижной алой полоской, словно вырезанной в куске свежего мяса, однако голос слышался явно. Громко.
Ноги сами понесли к раскачивающейся веревке, а руки ухватили край петли, помогая голове просунуться внутрь.
– Может поступим как раньше? – Мой голос хрипел, пока я пытался отодвинуться от веревки, в то же время лишь сильнее накидывая ее на шею. – Пойдешь по своим делам, а я сделаю вид, что даже не заметил твоего появления?
Подобный расклад казался мне самым правильным. Хотя бы жизнеспособным. По-настоящему несправедливо умереть из-за того, что не успел состроить невозмутимое выражение лица и взгляд сквозь эту мерзотную тушу, когда тварь зависнув над моим окном пыталась скинуть одного из монтажников, попутно запустив длинные отростки-щупальца тому бедолаге куда-то в район спинного мозга. Скорее всего, я бы просто отвернулся и закрыл шторы, как делал до этого несколько раз, но взгляд, – осмысленный и слишком пристальный, – которым меня наградила тварь заставил отшатнуться, испуганно выругавшись. Я слишком глупо выдал себя. За что и поплатился.
– Ошибка природы, – прошелестел голос твари.
– Я-то? – Вцепившись пальцами в толстую веревку, я пытался отделаться от навязанного желания шагнуть вниз с низкого табурета. – Всего лишь слегка растерялся. Ты мог жрать и дальше, не отвлекаясь.
Сейчас я понимаю, что позволял себе дерзость лишь из-за страха – своеобразная защитная реакция, ну или полное отсутствие здравого смысла.
– Шагай, – скомандовал он.
И я шагнул.
Знаете, что меня спасло? Нет, не суперспособность, которой я не обладал и не патологическое везение, а лишь чертовски хреновый ремонт – потолок «сталинки» и старенькая люстра вошли в противостояние, не выдержав моего не такого уж и малого веса, обрушив сначала мою трепыхающуюся тушку, а следом, устроив грохот, на который сбежались сердобольные соседки, (именно они и вызвали наряд ментов, а следом и «скорую») и люстру, угодившую прямым ходом в единственное новое в моей квартире – телевизор.
Так я и оказался в дурке. Снова. Надеюсь, это последний мой заезд, иначе скоро придется покупать абонемент, как постоянному клиенту.
Глава 2
10 июня 2016 года
Но если психом называете меня,
Имейте храбрость и в глаза смотреть.
Пусть перед тем, как стянется петля,
Смогу душой вас пожалеть.
Два дня в отключке – мой личный рекорд. А ведь все так хорошо начиналось…
Но пока мне не принесли новую порцию седативных, (по любому там намешано что-то еще) постараюсь рассказать об одном моменте из своего прошлого…
Блок слетел не сразу, либо же он именно так и работает – отключается в каком-то определенном возрасте или случае щадя детскую неокрепшую психику. Мне было чуть больше двенадцати лет, когда я впервые увидел их.
Папа вызвался подвести меня на секцию по баскетболу, которую я посещал к тому моменту около полугода. Я закинул спортивную сумку на заднее сидение и, – уже не помню, на что именно был обижен на родителя – сел рядом с ней, отвернувшись к окну. Мимо проплывающие дома и скверы большого города смазывались в череду картинок навевая сонливость. Я не запомнил тот миг, когда моя жизнь изменилась навсегда, лишь визг тормозов и, кажется, громкое ругательство отца, а после наступила вспышка яркой боли, после которой я очнулся уже лежа на асфальте посреди мелких осколков лобового стекла и крови.
Многих ли везунчиков вы знаете, кто протаранил стекло своей головой, а после еще и очнулся? – Теперь как минимум одного.
Отец лежал в нескольких метрах от того места, где корежился от боли я. Толпа зевак быстро обступила место происшествия, загородив собой остальную часть мира, который словно сузился до небольшого пяточка на дорожном полотне, но даже не вид изломанных, неестественно вывернутых ног папы поразил тогдашнего ребенка, а несколько тварей, склонившихся над ним. Они отделились от толпы, жадно облизывая пасти и высовывая фиолетовые длинные языки, которые тут же принялись прохаживаться по окровавленным участкам кожи, всасываясь, прорастая через нее и начиная пульсировать, так, будто по ним пульсировала жидкость поднимаясь прямо к клыкастым провалам.
Я пытался кричать. Пытался позвать на помощь. Но люди лишь хватались за свои телефоны, да обсуждали аварию. Их взгляды проходили через тварей, не замечая, не видя. Не все пытались вызвать помощь, большинство – снимали видосики. Интернет – бич нашего поколения. Я ненавижу его чуть меньше, чем свою особенность. Он всегда все перевирает. Достаточно чихнуть на одном конце, а через пару часов твоя простуда перерастет в рак головного мозга, по словам «знающих» комментаторов.
Отец становился все бледнее, пока подбежавший фельдшер «скорой» не покачал головой, отпустив его руку:
– Пульса нет, – проронил он и кивнул санитарам, готовым погрузить теперь уже лишенное жизни тело на носилки.
Всего лишь «тело».
Я лежал, глотая слезы, не обращая внимания ни на чужие руки, поднявшие меня с асфальта, ни на расспросы медиков. А после вырубился, запомнив напоследок с какими довольными рожами расползались твари, облизываясь после пиршества.
Почему они не сожрали еще и меня? – Не знаю. Возможно, во мне уже тогда было слишком много дерьма. По крайней мере мне проще думать подобным образом, чем пытаться докопаться до истины. Да и есть ли она, когда вопрос идет о тех, кто живет своей жизнью, лишенной человечности, морали и правил?
Еще в больнице, когда я пришел в сознание, были попытки рассказать все маме. Но она поначалу только рыдала, не в силах поверить в смерть отца, а после нашла утешение в другой эмоции – злости. Мои рассказы о тварях она воспринимала в штыки, так, будто я пытался очернить последние мгновения жизни ее любимого человека, специально увеличивая ее боль. Мама кричала. Требовала прекратить нести бред, а после началась череда докторов и диагнозов. И я замолчал. Конечно, пришлось полежать какое-то время в детском отделении психиатрического центра, но быстро разобравшись, что выгоднее держать язык за зубами, я смог вернуться домой и продолжить нормальную жизнь. Быть нормальным – одновременно и девиз, и наказание. Насмешка, моя личная, над самим собой.
Как бы там ни было, но после той аварии мой блок слетел окончательно. Я больше никогда не переставал видеть то, за что меня называют психом. Сначала это пугало, но со временем начало даже раздражать. Представляете, какого сидеть в кабинке общественного туалета, когда мимо, не замечая таких условностей, как стены, неспешно проходит призрачная масса, отдаленно напоминающая человека? Или же когда романтический ужин с девушкой переходит к самой интимной части, но взгляд натыкается не на ее верхние девяносто, соблазнительно обтянутые полупрозрачным кружевом, а на тварь, проворно спускающуюся по потолку сквозь потолок. Помню после той ночи оказалось, что сосед сверху скончался от инфаркта. Ага. Инфаркт. Конечно. Надеюсь, когда его жрали, он хотя бы не видел всего процесса наивно нащупывая сердечные таблетки в кармане рубашки.
Тогда же, в студенческие годы, я и пристрастился к алкоголю. Но о его «полезности» я уже рассказывал. Хотя… Какая разница от чего сдохнуть – от алкоголизма или того, что меня сожрут? Все это лишь моя слабость… Способ закрыть глаза. Да, я слаб и признаю это.
Но не будем больше о прошлом. Пока я нахожусь здесь мне недоступен даже такой херовый способ избежать проблем, как нажраться до потери пульса.
Сейчас лишь стены палаты и жидкая каша на подносе. Интересно, а с помощью него меня попытаются убить?