Оказывается, я – в Жертве?
Можно ли утолить свой эмоциональный голод?
Каждый носит внутри себя свою нужду, свой голод, который образуется в результате систематичного оставления уязвимого ребенка без критически значимой эмоциональной пищи; в результате человек не умеет накормить себя сам и не умеет использовать самые разные источники «питания».
Если высказаться метафорично, человек, не получивший грудного молока, будет тосковать именно по нему, не умея усваивать и вообще признавать съедобными другие виды пищи.
Другими словами, не оценит и не заметит ни единой возможности, которую предоставляет жизнь, будучи внутренне нацеленным исключительно на то, что недостает. И будет ждать человека, который эту необходимую пищу ему предоставит.
В этом нет ничего стыдного или ужасного, это большая трагедия, хотя большинство людей очень стесняются своего дефицита – сами или же в результате внушенного стыда (стыдно быть слабым, нуждающимся и не справляющимся).
Когда твоя уязвимость выдавлена на самые задворки твоего осознания себя, это самое скверное положение вещей, ибо накормить себя, не ведая (или стесняясь) того, что ты голоден, становится практически невозможно.
Напротив, большинство преуспевают в попытках скрыть все признаки своей эмоциональной нужды и сами страдают от этого, а еще изводят своих близких в неосознанной надежде восполнения дефицита.
Поэтому только осознанность, пристальный взгляд на свою нужду и историю ее образования, дает хоть какой-то шанс ее рассмотреть, найти собственные болевые точки и для начала попытаться их защитить новыми, более взрослыми способами, а впоследствии, признав и нужду, и уязвимость, согласиться их насытить-напитать.
В результате длительной работы, осознания можно прийти к такой точке, где нужда уже не будет «рулить» всеми действиями и поступками, заставляя убегать из отношений с людьми или же настойчиво требовать того, чтобы эти люди накормили-таки твоего внутреннего Ребенка грудным молоком.
По моему личному мнению, для того чтобы это произошло, необходим опыт нескольких партнерских отношений, проведенный в анализе, в терапии, – для того, чтобы выйти из созависимости, так характерной для нашей сегодняшней ментальности.
Итак, если мы начинаем обращать внимание на свою эмоциональную зависимость от партнера – на любом полюсе: важно ли что-то от него получить или же важно, чтобы он оставил в покое, и если и то и другое связано с сильными переживаниями страха, стыда или вины, то первый шаг к свободе уже сделан.
Здесь стоит отметить, что у каждого нужда локализуется в какой-то собственной зоне, имеющей особую значимость, и это всегда зона травмы.
Некоторым чрезвычайно важно чувствовать заботу: слышать такие вопросы, наблюдать такие действия по отношению к себе, которые убедят их в том, что о них хотят позаботиться и, следовательно, их любят.
«Как ты?», «Что с тобой?», «Почему грустишь?» – они тоскуют об элементарном внимании и потому легко «западают» на соответствующую стратегию партнера, если даже он единожды поинтересовался, проявил заботу.
Другим важно, чтоб на них обращали внимание, замечали красоту (уникальность) и выражали это словами: «Я никогда не встречал такой красивой (уникальной) женщины». Таким людям внушали, что в них нет ничего особенного, они – такие, как все, или даже хуже других.
Третьим необходимо признание своих усилий: «Ты так много делаешь для нас, мы так благодарны тебе».
Осознание своего дефицита помогает понять: только от меня зависит, смогу ли я освободиться от проклятого наследия, или же я останусь навечно в тюрьме страха и ожиданий.
Одновременно с осознанием своего голода и того, как он локализован, начинаешь видеть острую зависимость от того, как тебя накормит конкретный человек (если мы ведем речь об отношениях).
…Я хочу, чтобы меня любил именно он, заботился – он, признал ценность – только он, отпустил, оставил в покое – он… Только тогда я почувствую себя важной, любимой, значимой, нужной, только тогда я почувствую радость жизни.
…Сколько нужно пробыть в этой точке в терапии? Сколько месяцев; сколько слов обиды и злости должно быть высказано, сколько слез тоски и одиночества пролито?
Опять же: чем больше на твоей душе ран – тем дольше, и тут уж ничего не поделаешь – плачь и иди дальше.
Ты будешь вспоминать – как часто ты оставался один – без поддержки, без помощи, как много тебя лишали любви, и ты будешь отчетливо видеть взаимосвязи: как все повторяется – сейчас, в настоящем. Ты увидишь, как ты сам продолжаешь линчевать себя, оставляя голодным, и надеешься на внешнее сострадание.
– Я больше так не могу. Я ужасно устала.
– Отчего ты устала?
– Я устала за всех отвечать. Мне нужно обо всех позаботиться, всех организовать, меня мучает вина, когда я «ничего не делаю». И уж тем более я не могу отказать близким ни в одной просьбе. Я не могу вынести собственной вины, которая тогда возникает.
– А когда в таких случаях ты уважаешь себя?
– Когда сделала все, что было спланировано, когда смогла помочь всем своим родным.
– А за что еще тебя можно уважать?
– (Сквозь слезы) Не за что меня больше уважать! Нет во мне больше ничего ценного…
Она не находит в себе ничего ценного, признавая лишь свою функциональность. Она не верит, что ее можно ценить за что-то иное. Она ждет, что все нуждающиеся в ней, которых она, по детскому сценарию, «замкнула» на себя, оставят когда-нибудь ее в покое, заживут своей жизнью и освободят, а она получит право на свою жизнь – без вины.
Не освободят. Не признают. Не дадут. Придется отвоевывать свои права – у собственного страха, вины и стыда.
Любое отвоеванное право – право на «не хочу», право на «не могу», право на значимость своих переживаний, право на собственный выбор и тому подобное – вырывает тебя из лап зависимости, добавляя устойчивости твоему внутреннему Взрослому, который поддержит твоего Ребенка в его нужде.
Все, кто пережил этот опыт внутренней революции, говорят:
«…Было очень страшно. Страшно, что отвергнут, не поймут. Страшно потерять близких, которые увидят, что ты не такая уж хорошая. Было смертельно страшно, и одновременно я чувствовала эйфорию – что наконец-то настояла на своем».
Наконец-то согласилась со своей нуждой. Сказала то, что думала, а не то, что хотели услышать; разрешила себе чувствовать то, что чувствуется; позволила себе отдых, уделила себе время…
Именно так мы ее удовлетворяем – свою нужду, – поступая в соответствии со своими желаниями, в соответствии со своей внутренней субъективностью, своей правдой, какой бы она ни была. Уважая себя, присваивая свои достоинства – именно так, и никак иначе. Поступая в соответствии с собой и своими нуждами – вот так мы кормим себя.
Почему так трудно «выйти из Жертвы»?
Каждый из нас сталкивается в жизни с такими обстоятельствами, в которых ощущает бессилие, беспомощность, в которых боится заявить о себе, ответить отпором на вторжение в свою жизнь тех, кого не звали, или же, напротив, не может не спасать, предпочитая своим интересам чужие.
Как правило, в таких обстоятельствах эмоционально мы переживаем свой детский опыт, в котором наша жизненная энергия на то, чтобы иметь смелость рисковать, заявляя о себе, отстаивая свои границы, была заблокирована запретами и непринятием родительских фигур, от которых мы должны были получить разрешение, право и поддержку на такой риск.
Теперь, в нашей взрослой жизни, в похожих обстоятельствах, мы продолжаем оставаться жертвами, по-прежнему зависящими в своих решениях от других людей, которых мы выбираем на роль «родителей».
Вот несколько иллюстраций такого состояния:
«Я уже много лет жду, когда меня освободит моя семья… Я зарабатываю на всех – на детей и на мужа, организую быт, отдых, помогаю, сочувствую, спасаю… У меня нет сил, удовольствий и радости. Но мне очень страшно остановиться. Вдруг я стану ненужной и меня оставят?»
«Я не верю в себя. Мне кажется, ничего из меня не выйдет. Я надеюсь на мужа, но он не может заработать достаточно, чтобы на все хватало. Я делаю вид, что я сижу с ребенком, но на самом деле мне страшно заявлять о своих желаниях, страшно искать работу. Я не верю, что меня услышат, сочтут достойной».
«Когда-то родители не поддержали меня в том, чтобы я поступила учиться в театральный институт, вынудив меня получить «востребованную» профессию юриста. Я подчинилась… Получив образование, ни дня не работала по специальности. Я ненавижу эту профессию. Сейчас я не могу освободиться от обиды и отчаяния… Мне кажется, что тогда я упустила свой единственный шанс и нового шанса построить счастливую жизнь уже не будет».
Я боюсь агрессии, потому что не могу себя защитить. Я боюсь говорить о том, что мне не нравится, – мне страшно показаться капризной. Я не хочу просить о помощи, я жду, что мне ее предложат (помогут, оценят по достоинству). Я не хочу просить о помощи, потому что боюсь показаться навязчивой…
Все это отголоски детских страхов и ожиданий от родителей, родителей и воспитателей, которые не признали, не дали разрешение, не оценили, не поддержали. Или еще хуже: обесценили, подавили, использовали.
Это отголоски реальных историй, реального опыта – того, что происходило с ними в детстве.
Это отголоски опыта взаимодействия с воспитателями, которые не сделали важной работы: не поддержали ребенка в его праве быть отдельным и самостоятельным, не позволили повзрослеть, и потому человек на этом уровне, уровне травмы, продолжает попадать в Жертву и зависает в ней, ожидая необходимого позволения жить своей жизнью.
В этих правилах, стереотипах, порой откровенном невежестве (я имею в виду игнорирование естественных законов развития ребенка) происходит блокировка жизненной энергии, которая скажется на всей последующей жизни в тех ситуациях, где нужно заявить о себе, предъявить свои права, обозначить свои границы.
Человек, очутившийся в Жертве, продолжает ждать от «Родителя» разрешения на то, чтобы жить и совершать свои выборы самостоятельно, при этом он может переживать гигантское сопротивление тому, чтобы выбраться из ямы самому.
Это сопротивление, выражаемое словами «Я не смогу», «У меня не получится», «Я хочу, чтобы мне дали то, что должны», говорит о страхе Ребенка (теперь внутреннего) совершать самостоятельные действия без одобрения Родителя (тоже внутреннего). Это сопротивление говорит о страхе и тайной надежде получить-таки все, что недодали, в обмен на соблюдение вдолбленных «правил» (см. выше).
Перечислю вкратце причины, по которым человек, зависающий в Жертве, отказывается брать на себя ответственность за себя и свои выборы:
1. Он боится. Очень боится. Боится чувствовать вину, стыд и плохость за нарушение «правил», боится лишения родительского тепла (даже если его никогда не было, сохраняется иллюзия, что его можно когда-нибудь получить за усердное соблюдение «правил»), а также покидания, отвержения, одиночества за «непослушание».
2. Он все еще надеется получить все перечисленное (права, признание и тому подобное), надеясь на детские стратегии заслуживания и подстройки под ожидания.
3. Он не верит в то, что его усилия приведут к желаемому результату (неверие в себя – тоже отголосок детского опыта, когда попытка опереться на родителей ни к чему не приводила).
4. Он не знает, как обозначить свои границы вербально, словами, так как никогда не слышал таких оборотов и не видел, как это работает.
Внутри нас продолжает жить ребенок, который по-прежнему нуждается в родительском одобрении для того, чтобы получить разрешение на отделение от них.
Стало быть, для того чтобы выйти из жертвы, эту поддержку необходимо себе внутренне обеспечить.
Помогает все то, чего в свое время не хватило ребенку, – признание детского страха: «Я боюсь, потому что я не был раньше поддержан в своих решениях» и признание всех остальных детских состояний – бессилия, сопротивления, надежды.
Также необходимо вернуть родителю ответственность за причиненный ущерб: «Я не чувствую себя ценным… не потому что был “плохой” и виноватый в том, что “плохо поступал”, а потому что мои воспитатели не могли взять на себя ответственность за то, что не умели меня принять/отпустить».
Придется распрощаться с детской иллюзией получения награды за «послушание».
И, наконец, необходима сознательная внутренняя реабилитация себя в каждом конкретном эпизоде переживания своей «плохости»: «А в чем я сейчас виноват? Почему я чувствую себя плохим? В чем заключалась моя ответственность? За что отвечали другие люди?»
До тех пор пока внутренняя поддержка будет слабее страха вины, бессилия и других состояний, которые можно обозначить как «ребенок-без-поддержки», человек не рискует выходить из Жертвы.
Когда внутренняя поддержка станет сильнее, выход из Жертвы будет делом времени.
На кого бы опереться?
Когда травматик «размораживается» в терапии, когда отступают его защиты – в первую очередь идеализация родительских фигур и своего детства, когда он наконец начинает осознавать: то, что с ним случилось, – это не следствие его плохости и вины, а следствие неэмпатичного обращения с ним, он переживает горе. То самое горе, от которого он прятался, которое ему трудно было признать, что психологически он – сирота. Что ничего уже не изменить, новое детство не обеспечить, а полученные в прошлом травмы по факту формируют его нынешнюю жизнь, и выйти из них усилием воли невозможно. Одновременно травматик начинает четко идентифицировать свою «голодную» потребность в ответственном, заботливом, сильном взрослом, сильном родителе, на которого можно было бы опереться. Находясь в постоянном поиске такой фигуры, опираясь на свои «антиродительские» критерии, он непременно ее находит – и начинает ее идеализировать.
Этот найденный человек может, к примеру, проявлять свои чувства, в отличие от эмоционально закрытых родителей, которые чувства скрывали, или он умеет слушать, или кажется решительным, ответственным – опять же, в отличие от родителей и тому подобное.
Чаще всего такой фигурой становится новый партнер, но не только. Идеализироваться может начальник, старшие сотрудники или друзья, врачи, другие чиновники. Бессознательно от наделенного «взрослостью» ожидается желательное поведение по отношению к травматику, а именно – терпение, эмпатия, ответственность за свои действия и чувства, способность прояснять проблемы во взаимоотношениях, не вываливаясь в защиты. Так незаметно происходит перенос внутренней потребности вовне на другого человека…
Увы, разочарование неизбежно. Несмотря на идеализированное ожидание «взрослости», очень скоро, при первых же возникших трудностях, реальные люди – возлюбленные, чиновники, всевозможные авторитеты – оказываются… обыкновенными людьми, которые имеют свои уязвимости, прячутся за защитами, боятся быть искренними или же не выдерживают прояснений, открытых вопросов, а зачастую попросту не врубаются: что же это такое – территория под названием «партнерские отношения»?
И начинается новая полоса разочарований. Те, кого ты «наделил» взрослостью и ответственностью, тоже оказываются в трудных ситуациях, напуганными, совсем не взрослыми – детьми. Где же найти человека, на которого можно опереться?
После энного количества попыток найти-таки себе взрослую фигуру (обычно 3–5 лет терапии), пережив серию болезненных разочарований, крушения надежд, перенеся боль ретравмы, травматик медленно, но верно приходит к освободительному выводу: он взрослее многих из тех, кто его окружает.
Это он сам способен удерживаться в отношениях, даже если в них возникают трудности из разряда «снова попали в травму», он осознает свои защиты, опирается на открытость в отношениях, он сам способен прояснять неясности, теневые стороны отношений, и он сам может брать ответственность за свои чувства и действия…
Постепенно его покидает тоска по взрослой фигуре, по партнеру, который возьмет на себя часть его ноши. Приходит осознание: «Я сам – достойный партнер. Я лучше всех позабочусь о себе, помогу и поддержу. И смогу поддержать подходящего мне партнера».
Еще через какое-то время сходят на «нет» привычные идеализации других людей, и травматик все больше видит реальных, настоящих, совсем не идеальных женщин и мужчин со всеми их «слабостями» и достоинствами. И не рушится от этого.
Опираясь на принятие себя, подлеченный травматик выбирает «своего» партнера, с которым ему хотелось бы развивать отношения.
Чувства как симптомы
Обида
Не бывает обид из взрослого состояния, это детское чувство. Если вы чувствуете обиду, можете сразу для себя обозначить: «Я в Ребенке». Если обида – это симптом, то чего?
В той ситуации, где вы почувствовали обиду, вы возлагали на другого человека свои надежды. Вы ждали, что он (человек) поступит определенным образом, вы ждали нужного для вас поступка, отношения к себе. Однако он поступил иначе, нежелательным для вас способом. Обида означает, что в этот момент вы привязаны к желательному для вас поступку от другого человека, вам кажется, что вы не можете без него обойтись.
Взрослый не чувствует обиду. Он чувствует злость – если, к примеру, были нарушены некоторые договоренности. И ожидание было основано именно на них, а не на фантазиях, интерпретациях обещанного или мечтах.
При этом, если смотреть на обиду как на симптом, не оценивая себя, то вы увидите, в каких обстоятельствах вы еще не окрепли, не отделились от сильного «родителя», не получили права на свои самостоятельные действия… К примеру – обидно, что не позвали в компанию друзей? Возможно, эти друзья в вашей субъективности «большие и значимые», и их приглашение укрепляет вашу значимость. А что происходит с этой значимостью, если ее нужно подкреплять?
Или: обидно, что не сказали, что вы красивая (умная, талантливая, сексуальная)? Почему этот человек имеет право назначать вас значимой или не очень? И вы сами наделяете его этим «правом»? Что происходит с вашим самопризнанием?
Свободным себя чувствует отделившийся от родительской фигуры человек.
В свою очередь обида возникает к родительской фигуре (это понятие шире, чем просто родитель), и ожидания сохраняются к ней же.
«Снова обиделась, что не услышали то, что для меня важно. Обидно, что опять не поинтересовались, чего же хочу я сама. Кажется, что мне «предпочли» другую – и вот… обидно. Так старалась, так выложилась, и – не оценили…»
Это то место, где вы еще не встали на ноги. Это то место, где вы надеялись, ждали и не получили. И ждете до сих пор. Разрешения, тепла, участия, вовлеченности – чего угодно.
Это то «место», где не сформировалось право поступать по своему усмотрению, потому и сохраняется зависимость от авторитетного признания-разрешения.
Недовольство, или Капризный Внутренний Ребенок
– Почему я должна сама?.. Я не хочу! (заботиться о себе, обеспечивать себе поддержку – все, что связано со словом «сама»).
– Я и так все всегда делаю сама!
– Я не получила всего этого, и мне должны! (а именно уважение, признание; прислушаться, пойти навстречу, договориться и т. д.)
Если клиент изначально очень взрослый (то есть прячет свою детскую часть), то такой капризный ребенок может «появиться» перед терапевтом не раньше, чем у клиента будет достаточно доверия, чтобы настолько раскрыться.
Бывают люди, сразу способные предъявить свои детские претензии, не считая это зазорным.
Чаще всего если мы с претензией предъявляем свою детскую недовольную часть, то (если только не имеем дело с законченным невротиком, который «всем должен») встречаемся с более или менее жестким отпором.
Как будто никто не хочет заботиться, уважать, признавать, восхищаться и тому подобное. И вот мы снова в ретравме; ранимся, обижаемся и недоумеваем: «Как же так? Я же точно знаю, что мне должны».
Так капризничает, протестует внутренний Ребенок. В этом примере, как и в предыдущем, он обращается к родительской фигуре (к значимому человеку извне, на которого направлены ожидания заботы, внимания и тому подобное).
Есть две причины такого состояния: пережитый в детстве дефицит, недостача, за которую реальный родитель не взял ответственность, и, напротив, неумеренная опека – тоже в детстве, где родитель не верил в то, что ребенок способен нести свою ответственность сам (по силам), и брал ее на себя.
В первом случае родитель по каким-то причинам не обеспечил достаточное количество тепла и – гласно или косвенно – переложил ответственность за дефицит на ребенка («Ты сам виноват в том, что я с тобой так обращаюсь»).
Во втором случае родитель по своим причинам не смог поверить в то, что дал ребенку достаточно и он (ребенок) сам должен научиться справляться со своей жизнью. Этот родитель чем-то напоминает маленькую птичку, вскармливающую гигантского кукушонка… Чаще всего так происходит вследствие неосознанной родительской вины и, как уже было сказано, недоверия своему ребенку.
У каждого из нас есть большие и/или локальные зоны такого недовольства, связанного с бессилием: когда-то достучаться до родителя было невозможно, и кажется, что невозможно сейчас.
Внутренняя драма продолжается, когда другие люди (за исключением законченных невротиков) отказываются быть нам ответственными родителями – заботиться, возвращать права и признание.
Злость
Возможно, кто-то нарушает ваши границы. Делает нечто такое, на что вы не давали своего согласия.
Если вы не будете ругать себя за злость, вы пойдете дальше. Ответив на вопрос «Что же меня злит?», вы сможете сформулировать, что вы защищаете. Это что-то имеет для вас большое значение. То, что вы ощущаете как Ценность. Лучше всего, если вы сформулируете свои Ценности словами. Например, вы хотите, чтоб вас не спасали, а спрашивали, нужна ли вам помощь. Вы можете сказать это словами: «Пожалуйста, не нужно мне давать советы, если я не прошу о них. Я обязательно обращусь к тебе, если мне нужна будет помощь».
Бывает, что злость возникает от нереалистичных ожиданий. Например, так: «Я хочу, чтоб другой человек что-то сделал для меня. Или был каким-то. Например, более внимательным. Или более решительным. Мне это очень нужно! От него».
Такая злость часто бывает тенью из прошлого. Не полученную от родителей решительность, нежность, ответственность хочется получить от Другого.
Признав свою злость, вы поймете, чего вам не хватало. И, кажется, не хватает и теперь.
Это «что-то» – очень важно для вас. Настолько важно, что вы до сих пор надеетесь это получить, для того чтобы… насытиться и не страдать от отсутствия оного.
Тогда вы вспомните, что
заставить Другого быть Родителем нельзя. Тем не менее ваша потребность важна. И должна быть удовлетворена. Увы, придется прожить горе. Не хватило, не получил… Теперь придется самому.
Потом вы сможете стать тем, кем вам хочется. А также согласитесь принимать от других людей, а не только от родительской фигуры, решительность, нежность, ответственность и много чего еще.
Вина
Я буду говорить о вине, которая возникает на эмоциональном уровне отношений.
Переживание вины может означать, что кто-то вручает вам ответственность (чаще всего) за свои чувства. Основное послание: «Мне плохо из-за того, что ты делаешь (не делаешь)».
Главный источник такого страдания чувством вины – разрушение границ в чувствительном возрасте, в детстве. Там, где родитель не взял свою, родительскую ответственность, и ребенок не знал, что берет не свою ответственность (в ее наиболее токсичной форме – форме вины).
• «Если б вас у меня не было (то есть детей), я давно бы развелась с вашим отцом и жила бы счастливо…» – вот и вина за несчастье матери.
• «Если бы тебя не было, я жила бы своей детской жизнью, а не тратила бы силы на тебя…» – вот вам вина за несчастье старшей сестры, которая страдает якобы из-за меня.
• «Если б не надо было зарабатывать деньги на семью, я был бы поэтом и жил так, как мне нравится…» – это вина за страдания отца.
• «Если б ты хорошо кушала и вела себя, папа приходил бы чаще…»
Эти прямые разрушительные послания гарантируют глубокий разлом в границах, и в будущем человек будет страдать от вины, если кто-то близкий рядом страдает в состоянии жертвы и вручает ответственность за себя и власть над собой.
Вот крючок, на который попадается жертва вмененной ответственности: «Изменись, позаботься о моих чувствах, вот тогда и будет мне счастье».
Любая не взятая родителем ответственность провоцирует виноватость ребенка (впоследствии – взрослого), а именно:
• кто-то из родителей – жертва и не может это осознать и обозначить в духе: «Ты, ребенок, здесь ни при чем, это я не справляюсь со своей жизнью»;
• кто-то из родителей не может взять ответственность за свои чувства: «Я злюсь, но не из-за тебя, а из-за того, что происходит внутри меня», вменяя вместо этого вину: «Ты меня разозлил, потому что был плохой»;
• родители не могут взять родительскую власть, перекладывая ответственность на ребенка: «Ты обязан слушаться, подчиняться, уважать взрослых и прочее, а если ты этого не делаешь, ты плохой», вместо: «Я хочу, чтобы ты…» «Мне нужно от тебя…»;
• родители наделяют ребенка всевластием, возлагая на него свою ответственность – приглядывать за тем, чтобы отец не пил, воспитывать младших братьев и сестер, а также используют его как разменную монету в своих разборках.
Переживание вины может также означать, что вы не берете свою ответственность. Часто это происходит из-за того, что вы не разобрались с границами – кто и за что отвечает, и провалились в вину.
Мать, которая бьет (кричит на) ребенка, не осознает, что ребенок воспроизводит обращение с ее беспомощностью в ее детстве и ходит по кругу «вина – агрессия». Единственный способ выйти из этой круговерти – взять ответственность за свою травму и согласиться на ее лечение у терапевта.
Отец, который развелся с женой и чувствует вину перед ребенком за то, что мало бывает с ним. Ему предстоит отделить свои чувства к матери от чувств к ребенку, поработать над ощущением себя жертвой этой женщины, взять свою родительскую ответственность («Мои отношения с моим ребенком – это моя ответственность») и власть («У меня есть права видеться с ним, и поэтому я смогу договориться с бывшей женой и обозначить границы»).
Иногда ответственность трудно взять, потому что она связана с изменением представлений о себе, когда я думаю о себе как о человеке хорошем и не могу признать «неприглядное качество», вытесненное в Тень.
Например, я считаю себя очень ответственной. И это качество является очень важной частью моих представлений о себе (например, меня хвалили и принимали, когда я решала проблемы взрослых в своем детстве).
Тогда я не буду видеть свои безответственные поступки и ни за что не признаю свои косяки (что я могу нарушать границы, обязательства и тому подобное). Я, скорее, буду ссылаться на препятствия и обстоятельства, которые помешали мне быть ответственной.
Или, к примеру, я не признаю, что могу манипулировать. Или мстить. Или бояться близости. Или нуждаться, «как маленькая».
Я не увижу, как я это делаю. Манипулирую, нарушаю границы и тому подобное. Зато буду уверена, что другие люди именно так и поступают.
Я не возьму свою ответственность и буду обвинять другую сторону.
Когда все-таки удается взять на себя ответственность, в отношениях становится значительно больше ресурса.
Если удается отдать ответственность, обвиняющая сторона может чувствовать себя пострадавшей. Однако другого способа помочь ей жить с помощью своих (не чужих) ресурсов нет.
Обида и вина. И ответственность
Вина вследствие обиды Другого часто является реакцией на недостаточную отделенность от него. Ты пыталась пошутить, а он обиделся? Она обиделась на то, чему ты раньше, «до нее», не придавал значения?
Все происходит очень быстро. Так быстро, что ты не успеваешь заметить последовательность чувств.
Его (ее) обида – твой испуг – твоя вина – твоя плохость. Твоя плохость – твои защиты.
Проходят доли секунды, и ты уже защищаешься. Оправдываешься, нападаешь, отрицаешь, рационализируешь.
Я расстрою тебя – ни один из этих способов не контактный. Ни один из них не поможет остаться в отношениях в этой локальной зоне. Он(а) внес(ла) в отношения обиду, а ты – защиту. Здесь, в этой локальной зоне, отношения разорваны.
У каждой стороны есть свой выбор. «Обиженный» и «обидчик» могут прийти к ответственности и могут остаться на своих позициях. На своих знакомых позициях Жертвы и Насильника.
Если нет привычки брать ответственность, осознавать свою ответственность – микроразрывы накапливаются в большие, масштабные разрывы в отношениях.
Что означает твоя обида, обиженный? Ты чего-то ждал и не получил? Твои границы нарушены? Те ценности, которые исповедует Другой, тебе не подходят? Почему ты не говоришь об этом прямо?
Что означают твои защиты, обидчик? Ты все-таки чувствуешь вину и отчаянно защищаешься от своей плохости? Почему же ты виновен? Потому что Другой обижен? Это твой привычный путь – быть плохим, если задел кого-то? У тебя нет идеи, что ты мог чего-то не знать о Другом? Получается – должен был знать, и предвидеть, и контролировать себя? ТАК ты привык переживать свой опыт отношений?
Быть ответственным означает признать, что обида – твоя, если ты обижен. Именно ты переживаешь эти чувства. Это твоя ответственность – обозначить, что именно тебя задевает.
Быть ответственным означает не впадать в вину, если кто-то обижен на тебя. Ты ответственен, если спрашиваешь, что случилось, какие действия причиняют боль (ущерб) Другому.
Твоя ответственность – донести, что ты на самом деле имел в виду. Учесть свои ошибки, если они были.
Твоя ответственность – признать тот факт, что Другой никогда не узнает тебя до конца. И ваши отношения – это опыт в первую очередь узнавания.
Твоя ответственность – признать тот факт, что Другой будет в первую очередь на своей стороне. И это естественно и здоро́во.
Твоя ответственность – объяснить, что ты хочешь, что тебе не нравится.
Совместная ответственность – говорить обо всем этом в контакте. Уважая себя, уважать и Другого в его несовершенстве.
И пользоваться своим правом выбора, если такой ответственный уровень контакта с партнером невозможен.
Все эти и другие чувства – это не просто чувства, это симптомы. Они показывают, что ты переживаешь в тех или иных обстоятельствах, они рассказывают о тебе, они помогут еще лучше понять детали твоей личной истории.
Плохая тактика по отношению к этим состояниям: старые защиты (стыжение себя, подавление, настойчивые попытки получить дефицит у близких людей). Хорошая тактика по отношению к этим состояниям: принятие себя в этих чувствах, дальнейшее исследование себя.
Что значит «взрослеть» и почему так важно признать свои потребности?
«Мне надоело переживать… чувствовать боль и одиночество… зависеть от того, признают меня другие люди ценной или нет… ждать, чтобы кто-нибудь меня наконец полюбил… раздражаться и чувствовать вину от упреков близких… Как бы все это прекратить? Нельзя ли сделать так, чтоб жить без всего этого?»
Кажется – это так просто: перекрыть какой-то там вентиль в душе, и все закончится! Закончатся депрессии, неудовлетворенность собой, раздражение на партнера и детей… Хочется решить все разом – или за несколько сессий, и жизнь наконец-то снова будет радовать.
Чей это голос, ожидающий быстрых изменений? Нетерпимый в своих ожиданиях, беспощадный и бескомпромиссный?
«Мне мешает моя ранимость. Я так устала ее скрывать и делать вид, что мне “все по барабану”. Сил больше нет, я очень зла на себя за то, что ничего не меняется».
«…Я все время нахожусь в состоянии обиды. Я привыкла отказывать себе во всем ради семьи, и, кажется, я жду благодарности за это… Но когда я вижу, что мои жертвы воспринимаются как должное, мне становится очень обидно. Я давно вижу, что это моя проблема, а не тех, кто меня обижает, и меня раздражает то, что я не перестаю обижаться».
«Я все время цепляюсь за мужчин. Мне противно оттого, что я такая прилипчивая, я ужасаюсь тому, что они, быть может, думают обо мне… Я очень хочу быть уверенной в себе стервой и презираю себя… но у меня ничего не выходит. Я не могу вынести одиночества даже пары часов, мне нужна постоянная уверенность в том, что я ему дорога».
У всех этих людей одна их часть криком кричит о какой-то потребности, а другая раздражена и недовольна «неподобающим» поведением этой самой части.
Ну как тут не заподозрить Ребенка и Родителя.
Страдающего каким-то душевным дефицитом Ребенка и недовольного этим страданием Родителя?
Родителя – в его тиранической части, где он чего-то ждет, требует, ожидает какого-то «правильного» поведения.
И не столь важно – был ли таким нетерпимым реальный родитель, который оказался настолько дыряв, что «рассыпался» оттого, что ребенок выражал свои чувства и потребности, или же это выращенный психикой самого ребенка внутренний Тиран, тщательно отслеживающий подавление чувств…
Важно другое: сколько ни жди от себя отказа от потребности – в любви, признании, защите, собственной ценности и значимости (именно они «звучат» во всех описанных выше случаях, да и во всех остальных), это не может произойти по определению.
Если человек живой, то у него есть потребности и чувства в связи с тем, удовлетворены они или нет.
Потребностей нет только у мертвого.
Этот очевидный факт почему-то совсем не очевиден для многих людей, которые в глубине души нуждаются, но боятся фрустрации и потому скрывают свою нужду, да еще ругают себя за то, что посмели эту насущную потребность кому-то показать!
Нужно усвоить простую истину: ты можешь сколько угодно твердить о том, что обойдешься без любви и признания, но все твои попытки контролировать свою нужду закончатся провалом!
Все равно будешь хотеть и ждать, только теперь еще сильнее (ибо ты спрятал потребность только от себя самого, но не от окружающих, которым все заметно), да еще страдать от стыда и злости на себя! Просто потому, что мы не можем постоянно находиться во «включенном» сознании. Большую часть времени мы находимся в бессознательном потоке, в своей истории, в истории своего внутреннего Ребенка. Со всеми вытекающими сценариями и последствиями.
Требуя от своей детской части «прекратить ныть и страдать», мы всего-навсего воспроизводим свой собственный травматичный сценарий про то, что нельзя быть собой, выражать свои естественные чувства и состояния, а надо быть правильным, взрослым, ответственным…
Напротив, именно потому мы столь ранимы и обидчивы, столь страдаем от непризнания и нелюбви, что до сих пор отказывались открыто свои потребности признать. Потому и «не работают» бесчисленные советы и рекомендации «взять жизнь в свои руки», «любить себя» и «строить жизнь по своему усмотрению».
Они все направлены на взрослую, сознательную часть, в которой человек может находиться очень, очень незначительную часть своего времени. Даже супер-пупер-осознающий и рефлексирующий.
Я не говорю о том, что не надо быть взрослым… Безусловно, надо, но этого невозможно достичь путем подавления своей детской части!
В терапии происходит противоположный процесс: мы позволяем этой детской части быть. Даем ей место и пространство. Пожаловаться. Поплакать. Чего-то желать или не желать. Выражать любые чувства, даже самые неправильные.
У многих людей это первый в их жизни опыт поддержки и принятия. Благодаря которому они впоследствии научатся принимать себя, уважать и ценить. И еще – признавать и ценить свои потребности.
«Я поняла, как важно мне слышать похвалу. Я очень старалась помогать маме и папе, но они не замечали моих усилий. Теперь, когда, несмотря на свои попытки понравиться, я по-прежнему не слышу похвалы, мне становится очень горько. И еще горше оттого, что я по-прежнему этого жду от других людей».
«Для того чтобы раскрыться, почувствовать себя “своей” в чужой компании, мне необходимо увидеть к себе интерес… Я осознала, что мои родители никогда не проявляли ко мне интереса, и я думала, что это я такая скучная, непривлекательная. И меня очень ранит то, что и теперь никто не проявляет радости от моего появления, я тогда ощущаю себя такой же непривлекательной, как с родителями».
«Я так привыкла справляться со своими проблемами сама… Я всегда гордилась этим, думая в первую очередь о других людях, отказывая себе даже в ничтожно малом… В конце концов я накопила столько гнева, что теперь, кажется, его не вынесу. Лишь теперь я начинаю замечать, как сильно я сама нуждаюсь в том, чтоб хоть кто-нибудь позаботился обо мне… Конечно, это надежда на своих родителей – что они хоть когда-нибудь станут мне настоящими заботливыми родителями… Но теперь эта надежда направлена на мужа и детей… Которые говорят: “Мы тебя не просили жертвовать собой, ты сама это делала. Позаботься о себе сама”. Слышать это очень больно».
Признание своей детской потребности – это необходимый шаг к взрослению.
Да, мы ждем! И это нормально – ждать удовлетворения своих потребностей. Но постепенно учимся «менять» адресата… Всякий раз, встречаясь с нуждой, я спрашиваю: «Чего тебе не хватило тогда?» Мне отвечают: «Тепла, чтобы кто-то был рядом, чтобы защитили, чтобы разрешили делать то, что мне хочется, а не только то, что должна». Теперь уже это наша задача – разрешить и обеспечить себе эти нужды и права.
Как вырастить внутреннего Взрослого?
Новые девочки приходят в терапию. Я невольно любуюсь: разного возраста, но неизменно тонкие, изящные, раненные в сердце, измученные необходимостью скрывать под маской себя живых и тоскующих по принятию. Они не верят, что здесь, в этом кабинете, можно вот так свободно выражать свои чувства и говорить о том, что болит.
Украдкой поглядывая на меня, в напряженном ожидании моей реакции, они пытаются удерживать свои слезы, время от времени приклеивая фальшивую улыбку к своим губам. Я чувствую их тоску, одиночество, неверие и одновременно отчаянное желание быть услышанными и принятыми в своем страдании.
Я вижу неприкаянных брошенных детей, рядом с которыми нет и никогда не было никакой поддержки. Эту поддержку им предстоит постичь, они будут учиться заботиться о себе, беря за основу наши отношения.
Они будут вбирать в себя новый опыт безоценочности и позволения быть разными, а не только ожидаемыми, милыми, необременительными. Они узнают о том, что у них есть детская часть, внутренний Ребенок, о котором им предстоит теперь заботиться.
И сначала этот Ребенок будет много жаловаться и плакать… И это необходимо, терапевтично, ибо за годы молчания внутри накопилось много, очень много невысказанной боли, и эта боль будет рваться наружу.
Психика неизменно стремится освободиться от того, что зависло тяжелым балластом и мешает жить.
Потом Ребенок будет надеяться, что я стану ему доброй мамой, а порой, напротив, будет видеть во мне злую, холодную, неприветливую мать; бесчувственную, неслышащую.
Эти девочки неизменно столкнутся с разочарованием в терапии, ибо скоро мечты о быстрых изменениях разобьются в пух и прах. Жизненные сценарии слишком сильны и глубоки, чтобы выветриться за пару месяцев и даже лет.
Они непременно переживут разочарование во мне, когда поймут, что я не идеальная мама, а просто человек – со своими слабостями и со своими границами. Они будут переживать свои кризисы, переживать отчаяние надежды, что в мире есть хоть один человек, который будет заботиться, как мама.
Процесс «выращивания» внутреннего принимающего Взрослого очень долгий, и до того придется пережить немало страданий и разочарования.
Для того чтобы это произошло, я буду постоянно проводить параллели с настоящими, живыми детьми.
Что нужно ребенку, чтобы он почувствовал поддержку, пережил сакральное ощущение: «То, что происходит со мной, – это естественно. Это нормально, а не стыдно или плохо. У меня есть помощь. Я не один. Я буду услышан; я любим, невзирая на свои ошибки»?
Нужно, чтобы ему об этом сказал значимый взрослый. Который терпим и снисходителен. Он понимает, что ребенок мал и нуждается в нем. Он не ждет от ребенка достижений, которые превышают его возможности. Он имеет ресурс поддерживать его в слабости и немощи. Этот взрослый чуток и внимателен к состоянию ребенка и замечает, когда что-то идет не так.
Вот такой взрослый нужен каждому в его внутреннем мире. Ведь до сих пор единоличным правителем там был Тиран. И именно с ним мы чаще всего себя ассоциируем, выступая против Ребенка, не считаясь с его нуждами.
Мы сами себе строгие, беспощадные родители-судьи, не чувствующие ни малейшего сострадания к своей израненной детской части. Из своей тиранической части мы требуем от себя и ждем, требуем и ждем. Под таким давлением внутренний Ребенок съеживается еще сильнее, чувствуя себя отчаянно плохим, недостойным жить на этой земле. Стало быть, первое, что мы пробуем делать по отношению к себе, – замечать…
«Что-то происходит со мной… Я пока толком не понимаю что, но что-то не так… Как-то больно отозвались чужие слова, стало обидно… почувствовал свое ничтожество, отвергнутость… стало страшно».
Мы учимся замечать свои «попадания» в травму, в прошлое, в какие-то прошедшие обстоятельства и состояния, которые по-прежнему вызывают тяжелые детские чувства. Внутренний Взрослый замечает. Он относится к состоянию Ребенка всерьез, не обесценивая, не рационализируя, не требуя приклеить улыбку.
«Что с тобой? Ты обиделся? Тебе причинили боль? Ты испугался? Чего? Кого?» Мы учимся понимать себя.
Взрослый встает между Ребенком и Тираном, и расстановка сил меняется. Мы говорим себе: «Я чувствую… Это естественно. Я не могу чувствовать иначе». Потому что обидно, когда подвели или обманули. И если тебя так много обманывали, то обижаться сейчас – это нормально. Как может быть иначе? Нормально сопротивляться, когда тебя хотят в миллионный раз изнасиловать.
Естественно бояться, если ты не знаешь, что такое защита взрослого… И это естественно – бояться терять, если ты ни разу не был поддержан в своей потере. Естественно хотеть быть любимым, естественно чувствовать уязвимость, в каких бы обстоятельствах это ни происходило.
Я принимаю то, что мои чувства естественны и имеют очень весомые причины. Нехватки, недостачи. Теперь я знаю, в чем я уязвим, и буду стараться замечать такие моменты прежде, чем когда увязну в них по уши. Я буду освобождать себя от стыда, потому что раньше мне было стыдно за свои чувства, за свои ошибки, за свою уязвимость.
Сейчас я осознаю, что ничего стыдного в этом нет. Мое состояние имеет причину.
Мои новые девочки уже встали на этот путь. Путь к себе.
Можно я побуду пупом земли?
У травматика внутри стоят характерные фильтры: все теплое и принимающее он отбрасывает, а все критическое, обесценивающее принимает, хотя и ранится при этом.
Это поразительное явление существует, потому что:
1. У травматика в детстве не было опыта принятия. Как ни стараешься, что ни делаешь, все не так, все плохо или недостаточно хорошо. Основное родительское послание: «Ты не такой, как мне надо. Будь другим, удобным мне».
2. Воспитатель использовал принятие как наживку для дальнейшего использования. Полученный опыт: хорошие девочки и мальчики получают похвалу, плохие – агрессию, недовольство, отвержение, месть и тому подобное.
3. Если милость воспитателя сменялась гневом (тепло хаотично сменяется холодом), травматик фиксируется на потере: все хорошее непременно закончится… Полученный опыт: покой нам только снится, будь начеку, следи, контролируй, когда ветер переменится… И будь к этому готов… Такой человек вечно тревожится, боится брать тепло: память подсказывает, что потом будет разрыв, будет плохо. Не умея выносить неопределенность, неизвестность, он сам провоцирует прекращение отношений. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
Так лишенец снова и снова отказывается от того, что ему больше всего нужно, – от принятия, тепла, человеческого внимания, заботы, интереса.
«Этот человек что-то от меня хочет», – думает женщина, получившая комплимент. «Меня похвалили случайно, и скоро все закончится», – думает другая, не веря, что ее могут ценить начальство и клиенты.
«Надо очень стараться быть хорошим, чтобы нравиться» – вот бессознательный посыл людей, убежденных в своей плохости, не верящих в свою значимость для других людей.
Если вы отвечаете миру именно такими реакциями, стало быть, вы, будучи голодным, отказываетесь есть.
Почему?
Для того чтобы понять себя, хорошо бы ответить на вопросы: «Как я отношусь к комплиментам, похвале, вниманию к себе, заботе обо мне? Верю ли я людям, которые их отдают? Если нет – почему? Как это связано с тем, что происходило со мной в детстве? Насколько я чувствовал право быть собой – со своими чувствами, желаниями, нехотелками, непослушаниями? Обращались ли с ними уважительно, с пониманием? Или же я должен был только лишь соответствовать ожиданиям воспитателей? Что происходило, если я был каким-то другим, не таким, как ожидали? Мог ли я быть принятым таким другим, неожиданным?»
Отбраковывая тепло, собирая холод, травматик не перестает нуждаться в принятии. Он продолжает ждать признания своей хорошести, признания права на свое существование, на свои права от значимых для себя людей.
В терапии с клиентами я чувствую это ожидание. Оно не проговаривается, но висит в воздухе, как плотная масса. Плотная масса из тоски, горечи, обиды и гнева. И надежды.
Я знаю: пока мой клиент не проговорит, не озвучит свое ожидание от меня (а на самом деле – от матери), он не сдвинется с места. Он не будет заботиться о себе сам, не захочет любить себя, откажется признавать свои таланты и достоинства.
«Ты что-то ждешь от меня? Какого-то права? Разрешения?» – спрашиваю я.
Внутренний Ребенок хочет, чтобы именно я (а на самом деле его мама) сказала: «Тебе не нужно так много работать, пойди поиграй. Я люблю тебя таким тоже. Мне не нужно, чтобы ты заботился о моих чувствах, я справлюсь сама. Ты можешь проявлять себя, свои таланты без страха. Я тебя поддержу. Я ошибалась, когда не принимала твои чувства всерьез. Они очень важны, можешь им доверять. Я не покину тебя, если мне что-то не понравится в твоих выборах, я останусь с тобой в отношениях, даже если наши выборы не совпадают. Расскажи мне о том, что тебе интересно. Я очень хочу узнать, какой ты».
Маленькие дети очень хотят разрешения быть не только хорошими и послушными. Они хотят пробовать жизнь на вкус, играть, рисковать, искать себя. И они очень нуждаются в отношениях со значимыми для себя людьми.
«Мне так и не удалось побыть в детстве пупом земли, – сказала мне одна клиентка. – А так хочется побыть в центре внимания… Чтобы люди вокруг говорили: “Какая красивая девочка, как хорошо у нее все получается!” И чтоб похлопали… Много раз хлопали мне. Можно я побуду пупом земли?»
Она, как многие травматики, отвоевывает у внутренней подавляющей фигуры – медленно и постепенно – свое достоинство и свои права. Она уже несколько лет в терапии и уже умеет брать (как мне представляется, есть из чайной ложечки).
Ей я могу разрешить, зная, что она сможет взять: «Можно!»
Можно побыть пупом земли… Для самой себя. День, неделю, месяц… Сколько нужно. Прислушиваясь к себе, не подавлять желания, а воплощать их.
Позволить себе «ничего не делать»… хотя бы в день по часу, если страшно позволить себе сразу много часов.
Можно поиграть в «пупа земли» с близкими, кому доверяешь. Поиграть по очереди… Главное условие – пупом все восхищаются, его все любят, ему хлопают!
Голодному не насытиться, если он отказывается от еды.
Главное – не забывать усваивать. На психологическом языке – присваивать (делать своим). Все присвоенное постепенно становится привычным.
Когда «не жалко»?
Бывает, люди делятся своими ресурсами, потому что им сказали, что так поступать хорошо и правильно. И они, желая быть хорошими, отдают, уступают и жертвуют. Хотя часто им этого совсем не хочется. Но они могут чувствовать себя, к примеру, добрыми.
А бывают такие люди, которые делятся, потому что у них есть убежденность, что их ресурс не иссякает, если они делятся. Потому что его источник ресурса не ограничен.
Ощущение ограниченности ресурсов, страх, что они могут закончиться, часто идут из травматичного опыта. В реальности ограничений намного меньше, чем кажется.
«…Скажи, почему ты выбираешь перебиваться с хлеба на воду? Почему тебе кажется, что ты не сможешь заработать? Откуда взялось это твое неверие в себя? Ты в самом деле не веришь в то, что у тебя достаточно возможностей жить по-другому?»
«Я не знаю… Я всегда так жила. Я не умею жить иначе. Я привыкла прозябать, считая копейки». (Из разговора с клиенткой.)
Переживание ограниченности ресурса может быть связано с семейным мифом: «Достойно жить – невозможно».
Для самоуспокоения придумываются различные оправдания: «Хорошо живут только жулики», «Мы бедные, но честные», «Меня ничему не научили».
«Мне жалко тратить деньги. Я слишком тяжело их зарабатываю», – это еще одна клиентка. Она достаточно состоятельна, но все равно боится. Выросшая в бедной семье, она сделала все, чтобы вырваться из нищеты. Но страх и неверие в свои возможности справляться (очевидные для меня!) остались.
«А вы уверены, что не будете ревновать своего сына к невестке, когда он вырастет и женится?» – это уже вопрос ко мне. Он тоже о способности делиться. Смогу ли я отпустить своих детей к их партнерам, в их отдельную от меня жизнь?
Я задумываюсь. От чего зависит эта способность – отпускать близких от себя? Я чувствую, что способна сделать это, если убеждена в своей ценности для дорогих мне людей.
При этом мое ощущение ценности не настолько зависит от их признания меня, хотя это и важно. В первую очередь эту ценность ощущаю я сама. Я уверена в ней. Я знаю, что важна для них. И что мое место навсегда останется моим. Никто не сможет его занять. Ревность как явление недостаточности своей значимости не может даже возникнуть.
Я – ценность, потому что живу. Я – дочь (сын) своих родителей, и это мое место по праву. Мне есть место на этой Земле без условий и доказательств. Это ощущение прекращает существование ревности, зависти, жадности и других спутников переживания ограниченности ресурсов. Потому что в этом ощущении ресурс почти не имеет ограничений.
Ребенок трактует события довольно-таки эгоцентрично. Если меня не любили, не уважали достаточно, то это я не постарался, или по-другому попросту нельзя. Если мы живем бедно, то по-другому нельзя. Если я не получаю тепла, сколько мне необходимо, значит, в этом виноват тот, кто тоже его потребляет (например, брат-сестра), или же я недостоин его получать.
А тот, кого любят, достоин… Ах, убить бы этого достойного… Так завидно, так ревностно…
Если значимые взрослые не верят в мои способности, то и я не могу в них поверить… И тогда найдется более способный, конкурировать с которым страшно. Он же априори лучше меня! А мне только и остается что цепляться за те ресурсы, которые удалось захватить. А других может и не быть, это мне известно по опыту!
Что же не способен осознать ребенок?
• «Мы живем бедно, потому что родители не верят в свои силы, боятся предъявлять себя и довольствуются своими утешительными рационализациями».
• «Я не ощущаю любви, потому что родители не обладают достаточным теплом или не умеют ее, любовь, выразить».
Ребенок не способен отдать ответственность тем, кто за него отвечает, за те условия, в которых сформировались его страхи и убеждения. Однако это никогда не поздно сделать – отдать ответственность за нанесенный ущерб и вернуть себе свою ценность. Офигеть от нового опыта – что, отдавая, не беднеешь. Самому определять границы того, сколько можешь отдать на данный момент времени.