– Это моя дочь Фелисьена, единственное оставшееся у меня дитя, – представил барышню Довернь, сделав ей знак подойти. – Что вы здесь делаете, душа моя?
– Я услышала от Гюстава, что к вам пришел с визитом полицейский, папенька, и подумала, что ему, наверное, понадобится защита от такого ливня. – Когда девушка обернулась к ним от окна, оказалось, что она прижимает к груди большой черный зонт.
Валантена такая забота тронула, и он благодарно улыбнулся девушке.
– Теперь вы можете себе представить, дорогой месье Верн, как мне посчастливилось: в столь жестокий час я окружен вниманием и поддержкой, – сказал Довернь. – Ну что же вы робеете, дитя мое? Подойдите к нам! Инспектор не собирается надевать на вас напалечники![26]
Фелисьена, шагнувшая было к ним, неуверенно остановилась, а когда отец обратился к ней, зарделась от смущения, торопливо приблизилась и протянула зонт Валантену, целомудренно потупив взор.
Когда их пальцы соприкоснулись, молодой человек вздрогнул, и ему понадобилось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не выдать удивления. Потому что, передавая зонт, Фелисьена одновременно сунула ему в ладонь аккуратно сложенную записку.
Глава 7. «Три беззаботных коростеля»
Не слушайте того, что Вам будут говорить о Люсьене. Никто не знает, каким он был доподлинно, ибо лишь я оставалась его единственной наперсницей. Еще совсем недавно мы с ним были самыми близкими друзьями. Но в последнее время брат сильно изменился. Он сошелся с группой молодых людей, которые часто собираются в одном кабаке под вывеской «Три беззаботных коростеля». Если Вы ищете виновных в его смерти, найдете их там.
Валантен опустил руку, в которой держал записку, перечитанную в десятый раз. Он стоял напротив питейного заведения, которое даже отсюда, с другой стороны улицы, казалось ветхим и обшарпанным. Над входом под кенкетом[27] висела корявая жестяная вывеска, на которой были изображены три пернатые тушки неопределенного рода и племени. Стену фасада из смеси соломы с глиной покрывали пятна плесени и сажи; посередине красовалась дверь и два окна с крестовыми рамами, сквозь бутылочно-зеленые стекла которых ничего не было видно.
Кабак «Три беззаботных коростеля» притулился у подножия холма Святой Женевьевы, на пересечении улиц Аррас и Траверсин. Весь квартал провонял вареной капустой и лошадиным навозом. Завсегдатаями здесь были неряшливо одетые студенты и бродячие торговцы, точильщики, зеленщики, водоносы. Валантен пришел сюда вскоре после открытия заведения и спрятался под аркой крыльца дома напротив, метрах в тридцати от цели, чтобы спокойно, никому не попадаясь на глаза, понаблюдать за теми, кто входит в кабак и выходит оттуда.
Первые клиенты потянулись к «Трем беззаботным коростелям» с десяти часов. В основном это были ремесленники, решившие передохнуть в разгар трудового утра. На первый взгляд там не происходило ничего любопытного, но молодой инспектор решил все же собрать какие-никакие сведения, прежде чем самому переступить порог кабака. Ему нужно было для начала определить, что за клиентура облюбовала это местечко и можно ли ожидать внутри какой-либо угрозы.
Накануне вечером Валантен долго обдумывал то, что удалось узнать за день, и чувства его при этом одолевали самые противоречивые. Нельзя было отрицать, что особые обстоятельства гибели Доверня-сына, загадочная блаженная улыбка на лице трупа и скрытый от отца демарш его сестры раздразнили любопытство молодого инспектора. Здесь была некая тайна, вызов его интеллекту – вызов, на который при ином положении дел он откликнулся бы с превеликим удовольствием. Однако разговор с Шарлем-Мари Довернем несколько охладил его пыл. Не могло быть ни малейших сомнений: депутат добился от полиции дополнительного расследования с единственной целью – лично отомстить тому, кто мог довести его сына до самоубийства. А такая манера действий Валантену не нравилась. Более того, она казалась ему в высшей степени отвратительной и недопустимой. Перед тем как лечь спать, молодой человек решил отказаться от дела. Завтра рано утром, сказал он себе, надо будет сразу явиться к комиссару Фланшару и потребовать обратного перевода в службу надзора за нравами, ибо жертвовать отведенным на поиски Викария временем из-за прихоти какого-то богатого выскочки ему нельзя, а иного способа выследить гнусную тварь, чтобы помочь Дамьену, у него нет.
С этими мыслями, утвердившись окончательно в своем решении, Валантен уже засыпал, когда вдруг образ, внезапно возникший в голове, заставил его передумать. Перед мысленным взором Валантена всего лишь возникло румяное личико Фелисьены Довернь. В тот момент, когда девушка украдкой вложила ему в ладонь записку, инспектору показалось, что на ее лице мелькнула отчаянная мольба, на которую нельзя было не откликнуться. И лишь для того, чтобы ответить на этот безмолвный призыв о помощи, он, проснувшись спозаранку, отправился к кабаку с вывеской «Три беззаботных коростеля».
Теперь уже приближалось время завтрака. Прохожих прибавилось. Торговец уличной едой выставил свою жаровню неподалеку от крыльца, где затаился Валантен. По левую руку торговца высилась пирамида из хлебцев, по правую на решетке были выложены вперемежку аппетитной горкой поджаренные во фритюре сосиски, куски кровяной колбасы, свиные котлеты и ломти сала. За два-три су простой люд квартала мог купить себе сытный перекус. Возле торговца уже собралась толпа, так что Валантену стало плохо видно вход в кабак. Тогда-то он и решил войти в заведение. В любом случае там уже настал час наплыва посетителей, и в переполненном зале на него никто не обратит внимания.
Он устроился за одним из немногих свободных столиков, выбрав тот, откуда просматривалось все помещение. Миловидная бойкая официантка подошла принять у него заказ. Должно быть, угрюмый молодой человек ей приглянулся, потому что, вернувшись с заказанным блюдом, она вовсю стреляла в него глазами с весьма многозначительным видом, однако он предпочел не реагировать. Разочарованная девушка скроила обиженную гримаску и, демонстративно пожав плечами, удалилась. Притворившись, что он полностью погрузился в чтение свежего выпуска «Обозрения Старого и Нового Света», Валантен принялся за еду, продолжая при этом внимательно следить за тем, что творится вокруг.
Для наблюдателя менее искушенного ничего особенного в зале не происходило. На первый взгляд кабак «Три беззаботных коростеля» ничем не отличался от множества других парижских заведений подобного толка. Клиентура здесь состояла в основном из завсегдатаев, еда была посредственной, но обильной, спиртные напитки без устали разносили целыми кувшинами, за каждым столиком звучал смех и бодрые перебранки. Но Валантен был наделен особым даром, который можно назвать шестым чувством: оно начинало бить тревогу всякий раз, когда поблизости совершалось нечто необычное или где-то рядом подстерегала опасность. Профессиональное чутье его никогда не подводило. Вот и теперь инспектор быстро приметил занятную кутерьму вокруг владельца заведения.
Кабатчик, приглядывая за персоналом, вяло покачивался на стуле у входа в кухню, откуда доносился запах рагу и перестук кастрюль. Каждого новоприбывшего он приветствовал широкой улыбкой, но позаботиться о клиенте оставлял на долю своих работников. Однако Валантен заметил, что некоторые клиенты, входившие в зал по одному, в крайнем случае по двое, не больше, настороженно осматривались и направлялись прямиком к кабатчику. Они обменивались быстрым рукопожатием, после чего кабатчик бросал взгляд на свою ладонь, кивал одобрительно, вставал со стула и провожал гостя или пару гостей к запертой двери, которая, вероятно, вела во второй зал в глубине заведения. Отступив в сторону, чтобы пропустить этих привилегированных клиентов внутрь, он снова закрывал дверь на ключ, неспешно возвращался к своему стулу, усаживался и продолжал лениво покачиваться как ни в чем не бывало.
За час Валантен стал свидетелем подобной последовательности действий пять раз, при этом за таинственной дверью исчезли семь человек. Все они, судя по внешнему виду, были буржуа или студентами, а последний из них показался инспектору смутно знакомым. Это был юноша, которому явно еще не исполнилось и двадцати. Валантен был почти уверен, что раньше ему уже где-то доводилось видеть эту щуплую неврастеническую фигуру, широкий умный лоб и лихорадочно блестящие глаза. Он долго рылся в памяти, но фамилию ему удалось вспомнить, лишь когда он уже закончил есть, а кабак почти опустел, – Галуа. Юношу звали Эварист Галуа. Экзальтированная личность, выдающийся математический ум. Прошлой весной он опубликовал во «Всеобщем и всеобъемлющем вестнике анонсов и новостей из области науки» барона де Ферюссака свою работу, посвященную уравнениям с модулем. Изложение было довольно сумбурное, тем не менее статья изобиловала блистательными идеями. А спустя какое-то время Валантен столкнулся с ее автором на заседании Академии наук, где Галуа чуть было не удостоился Гран-при по математике. Двое молодых людей тогда едва успели обменяться парой слов на выходе из амфитеатра, но теперь Валантен решил воспользоваться той давнишней встречей, чтобы завязать с юношей разговор и попытаться разузнать побольше о том, что творится под вывеской «Три беззаботных коростеля». Только вот в данный момент, когда обслуживание утренней толпы клиентов уже закончилось, он не мог дольше оставаться в зале, иначе привлек бы к себе внимание. Инспектор счел за лучшее покинуть заведение и дождаться Галуа на улице.
Впрочем, долго ему ждать не пришлось. Минут через двадцать юный математик появился на крыльце кабака – уходил он в одиночестве, как и пришел. Валантен, увидев его, вздохнул с облегчением: он боялся, что Галуа нарушит его планы, покинув «Трех беззаботных коростелей» в компании приятелей. Дав своей цели удалиться шагов на двадцать, инспектор бросился вдогонку с криком: