На подстилке у дальней стены лежал мальчик, совершенно голый. Спутанные светлые волосы почти полностью скрывали его лицо. Из перерезанного горла вытекло много крови – она темным пятном засохла вокруг деревянного распятия на кожаном шнурке, лежавшего на тщедушной груди.
Маленький деревянный крестик, усеянный вмятинами…
– Дамьен, – вырвалось у Валантена из пересохшего горла.
Однако, еще даже не успев подойти к трупу и отвести от мертвого лица льняные пряди волос, он уже с абсолютной уверенностью знал, что Дамьеном этот мальчик быть не может.
Глава 23. Единственный и неповторимый доктор Тюссо
Валантену понадобилось целых два дня, чтобы прийти в себя после вылазки в квартал Сен-Мерри. За это время он смирился со своим поражением, окончательно осознав, что Викарий выскользнул у него из рук, ушел, как уходил до этого множество раз, когда охоту на него еще вел Гиацинт Верн. Однако теперь монстр не оставил вообще никаких следов. Инспектор опросил соседей и выяснил, что некий пожилой человек поселился в кривом домишке несколько недель назад и уже пару дней не показывался – взял да исчез. Соседи думали, он ремесленник, купивший мастерскую, чтобы ее отремонтировать и открыть свое дело, но ничего конкретного о нем не знали. Незнакомец все это время жил затворником и в разговоры ни с кем в округе не вступал. Тщательный обыск дома не дал ничего, что могло бы вывести молодого инспектора на новый след. Что до мальчика, которого монстр убил, перед тем как сбежать, – его личность установить не удалось. По всей вероятности, это был беспризорник, которого Викарий подобрал на улице, – о его пропаже никто не спохватился.
Но как Викарий узнал, что его тайное убежище раскрыто? Этот вопрос занимал Валантена прежде всего. За неимением лучшей версии, он заключил, что соглядатаи Видока выдали себя каким-то образом. Хищник, всегда остававшийся начеку, заметил слежку и вовремя решил сменить место охоты.
Раздосадованный Валантен в конце концов утешил себя тем, что, хоть он и упустил прекрасную возможность поймать зверя, время теперь на его стороне. Мало-помалу петля будет сужаться. Если Викарий останется в столице, он, Валантен, рано или поздно снова выйдет на его след. Последняя жертва доказывала, что злодей не отказался от своих извращенных, преступных пороков. Не сегодня, так завтра он совершит роковую ошибку. Все, что требуется от Валантена, – это проявить терпение и оказаться в нужное время в нужном месте. И когда он обезвредит монстра, Дамьен наконец будет свободен от оков Зла.
А пока молодому инспектору ничего не оставалось, как вернуться к расследованию двух самоубийств – Люсьена Доверня и бонапартиста Тиранкура, возможно, связанных между собой. Несколько дней назад комиссар Фланшар и префект полиции ясно дали понять: им срочно нужен результат, который не даст распространиться волне слухов о репрессиях против оппозиции при новом режиме. А после беседы с Видоком у Валантена появились имена троих людей, которые могли бы помочь распутать это темное дело, состряпанное из безумия, смерти и зеркал: тот самый виконт де Шампаньяк, Эмили де Миранд и доктор Эдмон Тюссо.
Три имени – три ниточки, за каждую из которых придется дернуть, чтобы посмотреть, куда она ведет.
Валантен решил начать с того, кого счел более доступным, и отправился на улицу Сюрен, к особняку Доверней. Просить аудиенции у хозяина дома он не стал. Что-то ему подсказывало, что Шарль-Мари Довернь проявит себя не лучшим собеседником, ибо господина депутата интересовало не столько правосудие, сколько кровная месть. И если в процессе расследования будет установлена неудобная истина, он, несомненно, сделает все, чтобы ее скрыть. Нет, нужно было обратиться к особе, которая любила несчастного Люсьена и готова была говорить о нем честно и откровенно.
Именно поэтому инспектор занял наблюдательный пост на противоположном тротуаре, откуда хорошо просматривались все входы и выходы из особняка. В разгар утра он увидел, как оттуда вышла молодая служанка с пустой корзиной для провизии, последовал за ней, сохраняя небольшую дистанцию, а когда они добрались до соседнего квартала, догнал и завел разговор. Поначалу служанка артачилась, но, когда Валантен сопроводил свою просьбу монетой в пять франков, все же согласилась оказать содействие. Валантен сразу же вернулся на улицу Сюрен и принялся ждать, расхаживая туда-обратно по тротуару и обдумывая варианты действий на случай, если его изначальный план не сработает. Однако после того, как служанка возвратилась в особняк с полной корзиной покупок, не прошло и четверти часа, как железная калитка снова открылась – на этот раз, чтобы выпустить Фелисьену Довернь. Девушка была одна. На улице она огляделась по сторонам и, разумеется, не могла не заметить стоявшего неподалеку Валантена, но, не подав и виду, как ни в чем не бывало зашагала по тротуару в сторону улицы Анжу.
Валантен двинулся за ней на должном расстоянии.
Один за другим они миновали улицу, застроенную изысканными особняками и дорогими доходными домами еще в конце прошлого века и при Империи. Выждав подходящий момент, инспектор приблизился было к девушке на тротуаре, но та сделала ему знак рукой, дав понять, что у нее есть свой план и надо подождать. В итоге они дошли до сквера Людовика XVI и часовни Покаяния, возведенной там в память об обезглавленном монархе и королеве Марии-Антуанетте, затем, обогнув часовню, пересекли курдонёр[53], обсаженный кипарисами и украшенный кенотафом[54] в честь швейцарских гвардейцев, погибших в 1792 году во время ареста короля. Место было безлюдное. Юная Фелисьена уверенным быстрым шагом направилась к одной из двух крытых галерей по бокам портика, через который можно было войти в упомянутую часовню. Там Валантен наконец подошел к ней.
– Благодарю вас за то, что так скоро откликнулись на мою просьбу, – сказал он, поздоровавшись с девушкой-подростком. – Я боялся, вас не отпустят в город одну.
Фелисьена покраснела:
– Обычно я не выхожу из дому без сопровождения, однако после ужасной смерти Люсьена папенька сам на себя не похож. Я сказала, что хочу сходить в церковь, помолиться за брата, и никто не стал мне препятствовать. Здесь мы можем спокойно поговорить, нас никто не увидит и не потревожит.
– Воистину, вы весьма изобретательны, – заметил Валантен, вспомнив о записке, которую она незаметно сунула ему в руку во время его первого визита на улицу Сюрен.
– Почему вам срочно понадобилось со мной повидаться? – спросила Фелисьена, явно с трудом сдерживая нетерпение. – Вы узнали, что побудило Люсьена покончить с собой?
– Я бы хотел ответить вам утвердительно, но, к сожалению, пока что мне все еще приходится по крупицам восстанавливать события нескольких недель, предшествовавших его гибели. Меня интересуют люди, с которыми он мог общаться в тот период. Во время прошлой нашей встречи вы сообщили мне, что ваш брат страдал нервным истощением и у него случались приступы лунатизма. Возможно, он консультировался с врачом на сей предмет?
– Вероятно, вы имеете в виду доктора Тюссо?
– Это было бы логично, не так ли? Ведь он ваш семейный доктор.
– О, он сделался таковым совсем недавно. Как раз Люсьен и представил его отцу. Мой брат с восхищением говорил о его новаторских терапевтических методах. Однако что не вызывает сомнений, так это то, что доктор Тюссо обладает выдающейся способностью очаровывать людей. Даже наш отец, которому не так уж легко внушить симпатию, мгновенно поддался его чарам.
Валантену послышалась в ее тоне некоторая неприязнь.
– Верно ли я понял, что вы этот всеобщий восторг не разделяете? – уточнил он.
Фелисьена нахмурилась и снова зарделась, отчего ее личико сделалось совсем детским. Она вдруг показалась Валантену беззащитной и очень уязвимой. Теперь перед ним стояла не та решительная девица, готовая нарушить любые запреты своего высшего класса и семьи, чтобы помочь ему с расследованием, а девочка-подросток, ранимая и потерянная, едва переступившая порог детства.
– Мне не нравится, как этот врач втерся в доверие к нашей семье. И его влияние на моего брата, быстро распространившееся и на моих родителей, тоже не нравится. Из-за него меня разлучили с матушкой сейчас, в тот самый момент, когда мы очень нужны друг другу.
– Как это произошло?
– Гибель Люсьена и сопутствовавшие ей страшные обстоятельства глубоко потрясли матушку. А, как я сказала, к тому времени доктор Тюссо уже завоевал полное доверие моего отца. В итоге доктор Тюссо убедил его отправить матушку в клинику, которой он сам руководит в Валь-д’Ольнэ.
– Вам запретили ее навещать?
– Нет, конечно! Мы с отцом ездили туда три дня назад. Но это очень необычное место, оно произвело на меня неприятное впечатление. Время и число посещений там строго ограничены. Пациентов держат в строжайшей изоляции: им не позволяют общаться друг с другом, а еду подают только в палаты… Там царит очень странная атмосфера.
Валантен внутренне подобрался. Пока это была всего лишь смутная интуиция, но она подсказывала, что с клиникой Тюссо стоит разобраться подробнее.
– Вы упомянули, что Люсьен говорил о новаторских методах лечения, практикуемых доктором Тюссо. Вам известно, что он имел в виду?
– Не вполне. В то время я попросту не уделила этому внимания. Все, что я могу сказать, это что Тюссо решил лечить мою матушку сном. Но когда мы ее навещали третьего дня, она была словно одурманена. Мне показалось, она была с нами и вместе с тем отсутствовала, ее мысли витали где-то далеко. Мне это очень не понравилось.
– Возможно, ваш брат тоже лечился в этой клинике? К примеру, от лунатизма?
– Я не знаю. Но с тех пор как Люсьен переехал из отцовского дома, он замкнулся в себе. Наши доверительные беседы прекратились. Так что, вполне возможно, он прошел курс лечения в клинике доктора Тюссо, ничего мне не сказав. А почему вы об этом спросили?