Вот таков мирный уголок, где я и очутился. Вся местность верст на 15–20 вокруг представляет ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей. По указанию календаря наступит в начале апреля весна, как в этом году, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром. Тогда скидываю недоношенный в армии бушлат и выхожу в одной рубашке на воздух, прищуривая глаза от яркого солнца. Ночи подернуты заморозками, а после полудня начинает разливаться тепло, почти пекло, такое, что даже в одной рубашке жарко. Снег за день отступает еще на метр-полтора, поля, покрытые пока белой скатертью, проступают островками земли, колючими от прошлогодних трав и веток вкрапления, – там особенно, где растут деревья и кусты, у их корней земля оттаивает теплом раньше.
С конца февраля чувствуется уже это дыхание весны. Но зиме еще месяц, до конца марта в этих краях она полноправная хозяйка: метет по полям, переметывает прочищенные трактором (по ширине отвала-ножа в снегу глубиной с два метра) дороги так, что назавтра идешь по этой «прочищенной» трассе по колено в снегу, какой уж тут транспорт… Затопишь баню, по обыкновению и не задумываешься, как и что – все идет своим чередом, но только не в марте. Всепроникающий ветер задувает в трубу, и пока она не прогреется спустя час, а то и два топки, за это время и сам становишься черный как трубочист, ибо надувает через трубу в топку, а оттуда в лицо, пока разжигаешь да дрова подкладываешь… Баня в марте особая, малахольная…
Ночью морозит еще в апреле, бывает и до –10 ° по Цельсию. Это и плохо, и хорошо сразу. Хорошо – потому что с утра, встав пораньше, часам к шести-семи можно еще успеть, заведя машину, выехать из хутора по промерзшей распутице. Обратно подняться можно будет только назавтра, да и то поутру, пока земля мерзлая. Возвращаясь из магазина или от дел в районе, к 12–13 часам неизменно находишь за 3–4 км от хутора уже кашу из грязи, проехать по которой вперед не можно даже с двумя мостами. Оставляешь машину на дороге, обуваешь заранее запасенные сапоги (без которых весной из дома никуда, также как и без топора в лес – круглый год) и прешь в горку, к дому на подъем 7–8 градусов, навьюченный сумками. Как здесь не вспомнить о стародворянских временах, да и о нынешних, когда так и хочется выписать к себе в деревню если не негра из Черной Африки, то хотя бы цыганский хор. Весенняя распутица здесь много длительнее и опаснее осенней.
В ноябре, к 20-м числам, начинается зима настоящая. Снег и мороз усиливаются, хотя год на год и не приходится. Однако к Рождеству, а тем более к Крещенью, морозы достигают –35 °C. Дома топишь две печки ежедневно, на минуту выйдя из усадьбы со стаканом горячего чая с лимоном или, что еще лучше, с трубкой да кружкой глинтвейна, чувствуешь приятное пощипывание на щеках, а, возвратившись в тепло очага и пройдя мимо зеркала, не узнаешь себя – седые, припорошенные снежком волосы да пышные от инея усы, подхваченные морозцем, отражаются в нем. Ежели, конечно, надеть шапку на мороз, то волосы не «седеют», но, снимая ее, приходится дополнительно убирать взбуравленную прическу. Не знаю, что лучше…
Лето в деревне – череда событий. С мая начавшись посадками, круговерть дел не оставляет тебя ни в какой день до конца августа. Чуть легче становится после уборки картошки, но и тогда заботы не отступают до самых морозов – надо огород разрыхлить для весенних посадок. Как показывает опыт, в конце октября можно лишь на 20–30 дней покинуть сие обворожительное место, да и то, позаботившись, разумеется, о своей замене, охране и ведении хозяйства. Перед Новым годом наступают уже свои, зимние хлопоты, во многом связанные с обеспечением проезда дорог, чистить которые надо почти ежедневно. Кроме того, подступает сезонная пора заготовки леса, поэтому по всей округе редкий день вплоть до апреля не услышишь визг пил и шум валящихся деревьев, а иногда и нецензурные покрикивания – в безветрие хорошо слышные за 5–6 км. Что поделаешь, деревня…
ВНИМАНИЕ, ВАЖНО!
Невозмутимое спокойствие царствует в нравах селян. Не смотрите восторженными глазами на сей завораживающий деревенский пейзаж, просто наслаждайтесь им. Скажу прямо, по двухлетнему опыту своему, больше здесь и делать нечего. Природа и люди живут здесь безо всяких теорий и даже, я бы сказал, без смысла, по привычке живут, дышат, оттого и живут. Только лишь вы попытаетесь изменить что-то в сторону, далеко и не худшую даже по признаниям старожилов, так встретите простодушное равнодушие, как минимум, подобное тому, как деревенская круглолицая девица на выданье отвечает на красноречивые взгляды и слушает красивые слова городского волокиты: внешне – безразлично, жар пойдет чуть позже, когда вы засобираетесь съехать… Как максимум – пройдете весь путь от общего восторга до закулисного осуждения и обсуждения. Интересы местных традиционно сосредоточены на них самих, не перекрещиваясь и не соприкасаясь ни с чьими другими, пока последние не ворвутся в местную жизнь вопреки всеобщей апатии.
1.3. Четыре примера из деревенской жизни
Первые полгода я имел противоположное мнение о деревне, нежели последние – тому есть объяснение. Как только становишься здесь «своим», или, по крайней мере, примелькавшимся, перестают тебя стесняться, не «выделываются» и ведут себя уже так, как привыкли десятилетиями со своими соседями, то есть – от скудности тем для бесед и безделья, не из злости и не из желания повредить, а так, по привычке, доставшейся, видимо, по наследству от родителей, – обругают за глаза при всяком удобном случае. Иногда от скуки, от недостатка материала для разговора или чтоб внушить более интереса к себе от собравшейся за столом публики, вдруг напридумывают сами – чего и не было, и живут чужой жизнью, аки своей, получая от этого удовольствие.
Чтобы пояснить, из чего-таки могут возникнуть предположения, затем многократно трансформированные по образу мышления селян в сплетни, приведу несколько реальных примеров.
Ежели схоронить кота и поставить ему памятник, как это сделал я после гибели моего любимца, до деревни прекрасно прожившего в городе 15 лет, а на старости своей кошачьей клюнутого деревенской курицей в темечко и скончавшегося спустя неделю, несмотря на усилия местного районного ветеринара, то о вас начнут говорить, как о человеке со странностями.
Ежели кто-то из гостей, будучи добродушно приглашенным по случаю, заметит рядом с умывальником на стене табличку «В таком же умывальнике в 1887 году умывался в штате Иллинойс будущий Президент США Авраам Линкольн», мнение будет тут же разнесено по всей округе, и ваша репутация среди местных, возможно, укрепится.
Ежели местное казачье общество инициирует присвоение вам звания подъесаула, то о вас всенепременно станут говорить, как в моем случае, как о выскочке.
Ежели вы, паче чаяния, купите, не будучи местным, три коровы вместо двух, как некоторым кажется разумным, то говорить о вас будут как о «богатеньком Буратино».
Оставим это, пусть себе…
1.4. Кто виноват, и что делать
Что остается приезжему горожнину? Среди бескрайних снегов и тишины начать размышлять, может быть, сосредоточенно философствовать в полном спокойствии, задавать вопросы о смысле всех вещей. И невольно приходить к выводу, что для понимания селян, вероятно, требуется больше душевности, теплоты, сопереживаний, ведь «крестьянство – это незаживающая рана».
Быстрое сближение – ох, как я понимаю горожанина, которому нечего скрывать, ведь он приехал в деревню с чистыми намерениями и хочет всех обратить лицом к цивилизации – спровоцирует и быстрое недовольство, а то и зависть. И не исключено, что на ум вам придет страшная мысль, что таким образом «сближались» вы здесь в последний раз.
А ежели не спеша сближаться с местным крестьянским истеблишментом, можно на долгое время сохранить дистанцию и случится сие, вероятно, только к лучшему.
Из преступлений превалируют, конечно же, кражи и мелочи. Из леса с чужой делянки кто-нибудь пару деревьев спилит, да с перепою произойдет где-нибудь семейный скандал. Избы и по сию пору не запирают, если дома хозяева или отошли к соседям, в сельмаг или в баню, просто приставят палку к входной двери.
Сонно в деревне. Ничто, кажется, не вызывает здесь ярких эмоций, всплесков человечности. Задавит какого-нибудь мужика падающим деревом на лесоповале, помрет кто-нибудь в деревне от того, что «скорая помощь» приехала из района к утру, застрелится ли инспектор ГИБДД, запарится ли кто в бане до полусмерти, уйдет ли жена погулять на неделю – все едино, настолько естественно, как будто бы муха пролетела.
С другой стороны, уж как соберутся и запоют, то, прямо скажу, такой душевности я не слыхивал в городах. Хотя и песни знают уже единицы, и традиции прошлых веков не помнят даже бабушки, и слова забывают и поют по бумажке, и бутылочка должна быть поставлена для «концерта» всенепременно. Но это уж, видимо, тлетворное влияние времени, доносящееся даже до «таежной» провинции из наших городов. Гордиться здесь нечем ни деревенским, ни городским, мы слишком разобщены, а нам следовало бы брать пример с малых народов, как в армии, так и в гражданских поселениях. Беречь жизнь, а не изводить ее, этому у нас на сегодняшний будничный день не учит ни город, ни даже и деревня. Поэтому здесь – только отдыхать!
1.5. Моя хата с краю, ничего не знаю
The only thing necessary for the triumph of evil is for good men to do nothing.
Единственное, что требуется для триумфа зла —
это чтобы хорошие люди ничего не делали.
Тема равнодушия к чаяниям и бедам соседей, таких же как и мы сами, – архиактуальна, и, тем не менее, глубокие (и вечные) проблемы, поднимаемые интеллигенцией по причине своей душевной энергии и неравнодушия («равнодушие – подлость души»), не всегда находят поддержку и интерес масс, занятых сегодня более практическим – к примеру, поисками ответа на вопрос: как и где заработать, ибо заработать, особенно семейным людям, жизненно необходимо, тут уж не до высоких материй, коим мы отдаемся только в свободное время и с некоторым благоговением, как мечте… Канал «Культура» смотрят по данным статистики 4 % от общего числа телезрителей (и не только в России).