— Ты же понимаешь, что в его ожиданиях его отец вернется из космоса не на редкие встречи и для алиментов, а в семью. Он, мама и папа должны быть вместе.
— Звучит логично. И я его в этом вопросе поддерживаю.
— У тебя другая женщина. Это раз. И быть с тобой я не хочу. Это два. Ты как себе это представляешь?
— Ты пакуешь вещи, приезжает машина забирает их и тебя с сыном. Я решаю вопрос с установлением отцовства. Есть второй вариант, Мила, жестокий, бесчеловечный и эгоистичный, но я к тебе тепло отношусь, поэтому не хочу идти войной против тебя.
— Ты не отнимешь у меня сына, — возмущенно шепчу.
— А ты его у меня отняла на пять лет. Я хотел сказать на четыре, но и во время беременности я должен был быть рядом. Ты пошла на поводу своего эгоизма и гордыни. И, возможно, по мне так и не скажешь, но я очень зол, Мила. Ты считаешь себя хорошей матерью, но это не так. Ты лишила мальчика отца. Его важные годы прошли без папы. Да, ты имела право обижаться на меня, но эта обида не должна была касаться нашего ребенка. И я хочу наказать тебя, потому что считаю твой поступок предательством.
— Наказать? — охаю я.
— Да, тебя, Мила, — оставляет бокал, ослабляет галстук и мягко улыбается. — Как и ты тогда меня. И я признаю, у тебя это получилось. А теперь поехали.
— Куда?
— Я хочу его лично увидеть.
— Уже поздно, — жалобно попискиваю я раненой мышью. — Мама его уже уложила спать.
— Посмотрю на спящего, — холодно отвечает Адам. — И познакомлюсь с твоей мамой. Это же она была на фотографиях? Или какая-то другая тетка?
Глава 7. Я тоже разочарован
Я прошу Адама не быть эгоистом и притормозить. Давлю на то, что мы сейчас оба не с холодным разумом подходим к сложному вопросу о нашем сыне, который не заслуживает неоправданных потрясений в его хрупком возрасте. Он, как отец, должен подумать о последствиях для психики маленького человека.
Я задвигаю ему такую речь, которая бы впечатлила даже самое холодное сердце, но Адам лишь лениво вскидывает бровь. С таким же успехом я могла бы разбить голову о стену.
Забирает фотографию Вани и прячет ее в нагрудный карман пиджака.
— Не убедила, — неожиданно резко хватает меня за предплечье, мягко дергает на себя, вынуждая встать, и вглядывается в глаза.
— Я не хочу, чтобы делал ему больно.
— Я впервые чувствую к тебе дикое раздражение, — тащит меня мимо столов. — И это уже не упрямство, а тупость.
— Я буду кричать, — цежу сквозь зубы.
— Кричи.
И я кричу кода он решительно перекидывает меня через плечо. Гости оглядываются на нас, перешептываются, и одна пожилая дама за столиком у окна встает и подает голос:
— Охрана!
— Прошу прощения, — выбегает бледный менеджер зала, — это милая девушка перепила. Все в порядке.
— Да я даже капли не выпила! — взвизгиваю я. — Он лжет!
— Во-первых, я однажды прикрыл задницу владельца этого заведения, — шипит Адам. — Я тут для всего персонала всегда особенный гость. Во-вторых, я предупредил менеджера о возможности скандала с моим участием.
— Ненавижу тебя! — я брыкаюсь. — Ты не имеешь права так себя вести.
— А я считаю иначе.
На улице он спускает на ноги, и замахиваюсь, что дать ему пощечину, но он перехватывает мою руку и сжимает запястье. Приближает лицо и рычит.
— Не смей.
Охранники на крыльце молча наблюдают за происходящим и не вмешиваются. И мне становится страшно от своей слабости и никчемности перед Адамом.
— Вдох и выдох, Мила, — чеканит каждое слово. — Иначе я найду способ успокоить твою истерику.
— Кем ты стал… — сипло отзываюсь я.
— Возможно, я всегда таким был, Мила, — вглядывается в глаза. — И я скрывал не только жену, но и себя самого. Да и не было у нас времени, чтобы узнать друг друга. Я лжец, ты истеричка.
Я задыхаюсь в возмущениях. Обидно до слез слышать подобное оскорбление, против которого у меня нет аргументов. Я действительно не могу успокоить в себе истерику, дрожь и страх.
— Вдох и выдох, — повторяет Адам и тянет меня на парковку.
— Я с тобой никуда не поеду!
— Я тебя, в багажник, стерва, упакую.
— Ты пил!
— Пару глотков, Мила, — рычит в ответ.
— Не поеду! — толкаю его в спину, и он резко разворачивается ко мне.
Медведь. Разъяренный медведь, который может порвать меня на клочки.
— Ты не в себе, Адам, — медленно выдыхаю я. — Тебе нельзя за руль. Или ты решил лишить сына матери, врезавшись в столб?
Щурится, сжимает челюсти и молчит. Наверное, он хочет меня ударить. Взгляд у него очень говорящий. Минута, две, и Адам выхватывает телефон, презрительно хмыкнув:
— Никто не отменял такси. Верно?
— Пообещай мне, что не ворвешься к Ване с криками, что папуля вернулся.
Сейчас я в западне. И я понимаю, что не стоит злить Адама, который может на волне ярости разнести мою жизнь в щепки. Я не вижу в его глазах влюбленности, теплоты или хотя бы симпатии. Сейчас я для него враг. Маленький, тупой и истеричный гном, который думает что может прыгать на злого великана с крошечными кулачками.
— Я понимаю, что сон очень важен для растущего организма, — на его лице опять маска надменной веселости, а глаза — черные угли. — И так бы сделала ты, будь ты на моем месте.
— Истеричка я только с тобой.
— Адрес, Сила.
Я мнусь. Прикидываю варианты развития событий. Есть ли у меня шанс сейчас сбежать? Нет, и это будет глупо. Назвать липовый адрес, потянуть время и точно вывести Адама из себя своими идиотскими выходками? И ведь я даже не знаю, чего конкретно от него ждать.
— Адрес, — касается моего подбородка и поднимает лицо на себя.
Тихо отвечаю ему и отступаю на шаг. Вновь накидываю капюшон на голову и отворачиваюсь.
Я так боялась роли матери-одиночки, а теперь понимаю, что мои страхи были необоснованные. Хочу обратно в ту жизнь, де в воспитании Вани есть только два важных человека — мама и бабушка. Эгоистично? Возможно, однако я сомневаюсь в том, что Адам может быть тем отцом, который нужен для Вани.
Сейчас он действует на эмоциях, обиде, что глупая девка из его прошлого посмела скрыть от него ребенка. А я хотела тогда ему позвонить и сказать, что беременна, но не смогла. Это было бы унижением, и он вполне мог отправить меня на аборт. Или еще хуже: предложил бы нам с Ваней быть для него “второй семьей".
Когда на парковку заезжает желтая машина с черными шашечками, я бросаю на Адама умоляющий и отчаянный взгляд.
— Очаровательная моська, не спорю, — шагает к машине и распахивает заднюю дверцу. — Прошу.
— Я любила другого мужчину, — плетусь к такси, останавливаюсь и смотрю в холодные глаза. — Тот, в кого я влюбилась, не поступал бы так.
— Взаимно, Мила. Ты меня тоже разочаровала.
Ныряю в салон и вздрагиваю, когда Адам захлопывает дверцу. Сам же он садится рядом с водителем, разминает с хрустом шею и пристегивается.
— Все, едем? — спрашивает таксист. — Или еще кого-нибудь ждем?
Глава 8. Кто это?
Открываю дверь своим ключом. Тихонечко. Повороты медленные с тихими щелчками.
— Вот, — киваю на Адама, когда мама выходи и едким шепотом добавляю, — папаша собственной персоной.
В такси молчали. Идиотская ситуация, в которой я чувствую себя стремно. Я убедила себя, что была права, а сейчас просыпается чувство вины. Часть меня согласна, что адекватный и взрослый человек объявил бы о своей беременности, а я из-за обиды и назло решила умолчать об интересном положении.
Адам по-хозяйски перешагивает порог. Мама на несколько секунд, наверное, для приличия округляет глаза, а затем окидывает его оценивающим взглядом.
— Не наркоман.
— Адам, — представляется “папаша”.
— Ирина, — мама протягивает руку.
Деловое рукопожатие, а я устало чешу бровь. Меня расстраивает, что у мамы во взгляде нет враждебности. Лишь легкая настороженность и любопытство.
— На переговоры? — спрашивает мама и едва щурится.
— А они возможны? — Адам приподнимает бровь.
— Почему нет?
Секундное молчание, и мама переводит на меня взгляд. Смотрю на нее злобной чихуа-хуа и всем видом намекаю, что никаких тут переговоров.
— Предлагаю переговорочный чай, — мама разворачивается и плывет на кухню.
Адам оглядывается и шепчет:
— Ты точно не в маму пошла, — а затем улыбается. — Тебе стоило ее с собой взять.
Поддев носками за пятки, снимает туфли, снимает пиджак и накидывает его на крючок вешалки. Отвлекается на сандалики и кроссовочки Вани, затем разглядывает его рюкзачок с мордой динозавра и скользит взором по его ярким цветным курточкам. В небольшой прихожей нашей квартирки ему тесно, а я рядом с ним я чувствую себя низкорослым эльфом.
— Я в детстве думала, что я приемная, — говорю я.
— Это вряд ли, — шагает на кухню, — вы похожи.
Я медлю несколько минут, а после бесшумной тенью заглядываю в детскую. Горит тусклый ночник-зайчик, а Ваня дрыхнет звездочкой. Как же я рада, тому что мой сын всегда отличался крепким сном. Он может спать даже тогда, когда соседи сверлят стены.
Бесшумно закрываю дверь и неохотно плетусь на кухню, где за столом вальяжно расселся Адам. Он, по его мнению, тут не гость, а биг-босс.
— Ты голодный?
— Мам, — цежу я сквозь зубы и прикрываю за собой дверь.
— Нет, — отвечает Адам.
— Я котлет нажарила, — мама игнорирует отказ Адама и подхватывает большую миску с плиты. — Смотри, какие.
Открывает крышку и хвастается румяными круглыми котлетами перед гостем, который молча поднимает взгляд.
— С пюрешечкой, — мама улыбается.
И она не заискивает и не лебезит. Она просто такой человек. Вот она решила накормить Адама котлетками и пюре и она добьется своего.
— Уговорили.
— Да вы издеваетесь, — охаю я и сажусь в углу у холодильника. — Мама, он не друг.
— Ирина ведет правильную тактику, — Адам свысока смотрит на меня. — Ты в курсе, что многие важные переговоры проходят часто не в кабинетах, а за обедами и ужинами?