Как в замедленной съемке, Адам подхватывает на руки Ваню, который обнимает его за шею, целует в щеки, лоб и нос и шепчет:
— Папа… папа… папа…
Я прикусываю кончик языка, чтобы сдержать в себе слезы. Что мы наделали? Два взрослых человека встретились, совершили ошибку, а в итоге под удар попал маленький мальчик.
— Папа… — Ваня обхватывает ладошками лицо Адама, и вглядывается в глаза с широкой и счастливой улыбкой.
Я жду, что он заподозрит неладное и узнает в папе того ночного гостя, который ему не понравился, но Адаму на руку играет детская непосредственность и доверчивость.
— Какой ты большой стал, Ваня, — говорит он и ласково улыбается.
Мама в стороне беззвучно рыдает, прижимая к груди шлем, но я все еще держусь. Из последних сил. И выпустила бы я из себя слезы не радости, а вины, страха перед будущим и сожаления, что мой сын был лишен простого счастья расти рядом с папой.
— Папа, — Ваня прижимается к щеке Адама своей и шепчет. — Я скучал…
— Я тоже скучал, сынок… очень сильно.
Вот она настоящее испытание для женщины: не сорваться в слезы в момент, когда ее ребенок слышит слова, которые так долго ждал.
— Мам, — Ваня оглядывается.
Ради сына я должна сыграть в спектакле Адама, который ловко перехватывает Ваню одной рукой, а другую отводит в сторону для того, чтобы обнять меня.
— Иди же к нам.
Как же я ошибалась тогда пять лет назад, когда думала, что я не испытаю большей боли в своей жизни. Тогда у меня хоть было право на истерику, сопли, слезы и крики, а сейчас я должна шагнуть к Адаму с улыбкой.
— Вернулся наш папа, — в отчаянии шепчу я.
Когда Адам меня обнимает, сильной рукой прижимает к себе и целует в макушку, на секунду меня простреливает острой и обманчивой надеждой в светлое будущее, в котором у Вани счастливое детство в полной семье, но ее прогоняет громкий старушечий голос:
— Это что за бардак?! Что вы тут устроили?! Я полицию вызову! Ночь на дворе! Что это?! Что за вакханалия на детской площадке?!
— К нам папа вернулся! — рявкает мама.
— Какой еще папа…
— Наш! — голосок Вани дрожит истеричным исступлением. — Из космоса!
— Там бы и оставался! Всех разбудили! Так это ракета, что ли? А чего это она дымит? Пожар, что ли?
— Так, — мама подталкивает нас к двери. — Я тут сама разберусь.
— Только наркоманов отвадила, так теперь космонавтов мне гонять?! И на таких управу найдем! Совсем ополоумели! И кто эту дуру убирать будет? Эй!
— Она всегда злая, — шепчет Ваня на ухо Адаму. — А бабуля любит с ней ругаться.
— Да? — удивляется тот в ответ, и мягким рывком прижимает к себе, когда я хочу отступить. — А бабуля у нас боевая.
— Мне дверь надо открыть, — едва слышно отзываюсь я, скрывая в себе раздражение.
— Папа или не папа, — орет старушечий голос, — а мне начхать! Тушите эту ракету, или я вашего папу обратно в космос запущу!
Открываю дверь, пропускаю Адама с Ваней в подъезд и оглядываюсь. Из белого фургона, что припаркован на углу дома, выскакивают двое мужичков и бегут к детской площадке. Вспышки света потухают, дым развеивается, и старуха из соседнего дома опять орет:
— Это тоже отцы?!
— Да что у вас там?! — раздается мужской бас сверху. — Убивают кого?
— Космонавт прилетел! — старуха вскидывает голову.
Мужички тем временем ловко и торопливо разбирают ракету на части.
— Какой космонавт?!
— Из двадцатой квартиры! — разводит руками соседка. — У нас тут обычно отцы-молодцы на бровях приползают, а этот прилетел! Бери пример! Или сразу на подводной лодке выпрыгивай из лужи, в которую ты обычно мордой вниз падаешь.
— Ой завали, старая! — недовольно отвечает мужской голос. — И, гадина такая, служил на флоте!
— Все вы то в море, то в космосе прохлаждаетесь! Вас так послушаешь, то все герои! И отговорки для своих гулянок всегда удивительные!
— Мам, — вздрагиваю от Ваниного голоса, что летит из полумрака подъезда, — идем.
Глава 13. Коварная сказочница
— Как там на луне? — шепотом спрашивает Ваня. — Ты же был на луне?
Я не знаю, что ответить. Сейчас я хочу насладиться тем, что я сижу на кровати, в которой под одеялом лежит мой сын. Он ждал меня и верил, что я вернусь. Он не сомневался в словах Милы о папе-космонавте, что остальные мужчины, в том числе и я той ночью, были размытыми пятнами.
— Там одиноко, — отвечаю я.
— Ложись, — сонно отзывается Ваня. — Давай спать.
Мила, что сидит на стуле у окна, молчит. Ей не надо говорить слов, чтобы я понял ее желание прогнать меня, но она в ловушке.
— У меня большая кровать, — Ваня зевает, — и для мамы будет место.
Кажется, глаза Милы в темноте аж вспыхивают ревностью. Как бы она меня во сне ни задушила подушкой за то, что грациозно подвинул ее чуток в сторонку.
— Мам, — шепчет Ваня.
— Иду, — Мила встает, делает шаг и замирает.
Точно хочет сорваться на крик и выгнать на меня, но не посмеет. Хорошая мама не будет скандалить с любимым папой после его возвращения. Медлит, скидывает тапочки и ложится справа от Вани, и я замечаю ее презрительный взгляд.
— Сказку хочешь?
— Пусть папа расскажет, — зевает Ваня.
Убьет. Со звериной кровожадностью разорвет на части, сожрет сердце и закусит печенью.
— Папа, наверное, устал, — тихо отзывается Мила, и я улавливаю в ее голосе злость и ревность.
— Нет, — отвечаю я и с трудом стягиваю с ног дутые сапоги, имитирующие космическую обувку. — Для сказок всегда есть силы.
Ребята из агентства по оформлению ивентов, наверное, возненавидели меня с требованиями сделать из меня космонавта с рисунка. Таких круглых удивленных глаз я давно не видел, но за хорошие деньги никто не откажется соорудить за пару ночей ракету и скафандр и никто особо не будет возмущаться недовольству и придиркам странного заказчика.
— Ты какие сказки любишь?
— Всякие.
Мила затихает, и я чувствую ее ехидство в молчании. Ждет, что я облажаюсь в сказках, и она перехватит инициативу, чтобы доказать сыну: она тут лучшая сказочница, и ведь не поспоришь. Какую удивительную сказку она придумала про папу-космонавта. Как бы она потом выкручивалась?
Сдерживаю в себе ругательства, пока пытаюсь стянуть с себя скафандр, в котором я весь взмок. Одевали меня в четыре руки, и сейчас бы я не отказался от помощи Милы, которая комментирует мои старания лживо-ласковым голоском:
— Тяжело быть космонавтом.
— Да, — едва слышно соглашается Ваня, — но папа молодец.
Ага, потный, злой и неуклюжий молодец, у которого заела потайная молния на плече.
— Кажется, папа не справится без мамы?
Оглядываюсь. Когда моя хорошенькая студенточка, которая всегда умиляла меня наивными глупостями, успела стать такой ехидной стервой?
— Пусть мама поможет, — зевает Ваня.
И тут молния, наконец, с тихим шуршанием поддается. И я торопливо снимаю космическое недоразумение, в котором можно пытать людей.
— Папа справился, — удивленно тянет Мила.
— Молодец, — подтверждает Ваня и вздыхает.
Я бы снял и промокшее от пота костюм-трико, на котором я заставил вышить “Звездный Одиссей” и три звездочки, но пижаму с собой я не прихватил. Чувствую себя глупо. Дальше своего пафосного выхода из ракеты и радостных криков “папа” я ничего не планировал.
— Папа воняет, — с детской непосредственностью говорит Ваня.
— Так негде в космосе помыться, — печально отвечает Мила. — Там с водой все очень сложно.
— Тогда ему надо помыться? — вздыхает Ваня. — Да?
— Папа в душ, — заговорщически шепчет Мила, — а я тебе сказку, пока мы его ждем. Потом он вторую расскажет, — замолкает на пару секунд и тянет, — космическую…
— Да, папа в душ, — честно подтверждает Ваня. — Воняешь, па.
Вот мерзавка. Как ловко переиграла, но спорить не буду, потому что душ точно не помешает. И желательно холодный, чтобы смыть ярость, которая начинает во мне медленно просыпаться.
Мила решила идти со мной в хитрое женское противостояние за сына. Зря она так.
— Пять минут, Вань, — уверенно шепчу я и выхожу из комнаты, — и будет тебе сказка.
Наталкиваюсь на Ирину, которая отшатывается и отворачивается:
— Ух, ежкин кот, — выдыхает, — аж прослезилась.
Глава 14. Или струсишь?
— Он заснул, — заявляю я, когда Адам выходит из ванной.
Удивленно вскидываю бровь, потому что на нем белая футболка-поло и бежевые льняные брюки.
— Откуда?
— Что?
— Одежда?
— Те мужички, которые ракету варварски разобрали на куски, передали, — отзывается мама из кухни. — А еще акт выполненных работ с просьбой ознакомиться, поставить подпись… И дорого нынче быть космонавтом.
— Твоя мама очень любопытная, — Адам медленно выдыхает.
— Да за эти деньги, Адамушка, можно было реального человека отправить в космос, — разочарованно фыркает мама.
— Адамушка? — возмущенно шепчу я.
— Мне тоже не нравится, — шипит Адамушка и хмурится. По лбу к его брови ползет капля воды. Он ее раздраженно смахивает. — Ирина, вы бы не могли называть, меня Адам?
— Нет, не могла бы, — меланхолично отвечает мама.
Адам делает шаг, а ему преграждаю дорогу и повторяю:
— Ваня заснул.
— Нет, — раздается тихий голосок. — Я не сплю.
Оборачиваюсь. Из-за двери выглядывает сонный Ваня и зевает. Затем трет глаза и спрашивает:
— Сказка будет?
— Конечно, будет, — подает голос мама. — Иди, папа, сказку рассказывай.
Мама упрямо держит сторону Адама, и я чувствую в своей борьбе против него себя слабой и одинокой. Если мама станет его союзником, то моя битва за сына будет проиграна, и стану я неадекватной истеричкой, которая срывается на папулю и бабулю.
Сжимаю кулаки, медленно выдыхаю через нос и папа-космонавт расплывается в ликующей улыбке, шагая к Ване, который опять зевает с милым вздохом. Адам подхватывает его на руки, и он машет мне своей крошечной ладошкой и сонно утыкается в шею папы, которого так долго ждал.