Вика устроилась на работу. Отдала ребенка в обычную школу. Снова почувствовала себя живым человеком, со своей собственной судьбой.
Она открыла мне дверь в трикотажном халатике с Микки-Маусом на спине. Усадила в кресло, обняла. Мне можно было ничего не говорить. Она все могла рассказать сама.
Мы пили чай, не замечая его вкуса. Мы разговаривали, не обращая внимания на слезы, только иногда машинально слизывая их с губ.
Я задала тот вопрос, ради которого приехала:
— Когда это закончится?
— Никогда, — ответила Вика. — Но через несколько месяцев станет легче.
— Ты до сих пор помнишь его?
— Конечно. Я беру чашку и думаю: «Это любимая чашка Федора». Я готовлю заливное и думаю, как он его любил. Иногда покупаю какой-нибудь свитер и прикидываю: понравилось бы Федору или нет?
Я смотрела на Микки-Мауса у нее на спине, на облупленную краску на стенах и клялась себе, что у меня все будет не так. Я не буду жить прошлым. Мысли о Серже причиняли мне боль, но это приятная боль. Ее можно терпеть. Но эти мысли я себе запрещу. И через три года буду думать о чем-нибудь другом, о чем-то прекрасном, чем будет наполнена моя жизнь и что сделает меня счастливой. Я обязательно буду снова счастлива. Я выкину все чашки Сержа и не буду готовить заливное. Может, не выкину, конечно, но аккуратно сложу и уберу в подвал.
Мы попрощались с Викой далеко за полночь, после того как я познакомилась с приятным молодым человеком, который все время пританцовывал, выплескивая на окружающих белозубую улыбку.
2
Сидеть в этом кафе было приятно.
Солнце так заботливо грело лицо и открытые плечи.
Я лениво помешивала лед в стакане с мандариновым соком и рассеянно улыбалась старому знакомому по имени Ванечка. Для остальных он был Джо. Потому что Джо был англичанин. И однолюб.
Он полюбил меня лет десять назад, с первого взгляда, и с тех пор я успела привыкнуть к его любви, воспринимала ее как должное и держала про запас, на всякий случай. То есть когда настроение плохое или совсем уж некому мне помочь.
Отношения у нас были платонические, но все равно в нашей с Сержем супружеской жизни он был моей тайной. Кстати, единственной. Если, конечно, не считать некоторых моих расходов.
Он достаточно часто приезжал в Москву, и мы всегда встречались в одном и том же ресторане. Когда-то этот ресторан был модным, и с тех пор в нем остались хорошая кухня и неплохое обслуживание. Только люди перестали ходить. Как раз то, что нужно для тайных свиданий.
Нас знали официанты.
Иногда мы с Ванечкой ссорились. Он обижался на меня и пропадал. Иногда на год, на два. Но потом снова звонил, говорил, какая я необыкновенная и как он соскучился, и мы встречались в нашем ресторане, и официанты узнавали нас и рассказывали, что нового появилось у них в меню.
Когда мой муж погиб, мы с Ванечкой стали видеться чаще. Его любовь и внимание компенсировали отсутствие мужчины в моей жизни.
Ванечка сидел напротив и рассказывал о своей новой квартире в Лондоне.
— Я покрасил все стены в темно-коричневый цвет. Очень стильно. А через стеклянную стену гостиной весь город видно как на ладони.
Ванечка говорил с легким акцентом, очень хорошо знал русский и любил щегольнуть выражениями типа «как на ладони».
— Я думаю, когда-нибудь ты обязательно приедешь в Лондон. И тебе уже не захочется возвращаться обратно. Я даже знаю это наверняка.
А я думала о том, что мне пора сделать под глаза уколы ботокса — это такой специальный яд, который парализует мышцы и не дает закладываться мимическим морщинам. А у меня они уже наметились.
Я где-то читала, что если этим ядом отравить человека, то парализуются дыхательные пути и человек умирает от удушья в полном сознании.
О смерти я теперь размышляла довольно часто.
Не как о чем-то таком особенном, а так же, как о косметике, о погоде, о своей дочери.
Ванечка перешел к вопросам бизнеса.
Я заказала себе еще один сок.
Мысль об уколах ботокса прочно засела в моей голове. Я взяла телефон, сказала, что сейчас вернусь, и пошла в глубь ресторана.
Косметичка нашла для меня время сегодня, между пятью и шестью часами. Нужно было спешить.
Прощание вышло скомканным. Но я постаралась компенсировать его скомканность самой лучезарной своей улыбкой, зная, что многие из тех, кто меня любил, любили именно за эту мою улыбку.
Уколы делать было недолго и не больно. Но действие их начиналось только через две недели. Жаль. Хотелось стать молодой и красивой сразу.
Зато у меня появилось занятие: ждать. Потому что никаких других занятий у меня не было.
Когда ты замужем, даже если ты ничего не делаешь, а валяешься весь день перед телевизором, в этом все равно есть смысл, потому что ты не просто так валяешься перед телевизором, а ждешь вечера, а вечером приходит с работы муж и получается, что ты не время убивала, а прожила еще один полноценный день семейной жизни.
А я вообще не включала телевизор. Я слушала музыку.
Я подумала, что если зайти в любой дом вечером и посмотреть, что там работает: телевизор или CD, то можно понять, живет ли в доме семья или одинокая девушка.
Я перебрала в уме всех своих подруг и убедилась в правильности этой мысли.
Хотя, конечно, исключения случаются. Но тогда это девушка, которая мечтает о семейной жизни. Или, наоборот, не мечтает уже ни о чем.
Я поняла, что мне скучно.
Снова звонил Ванечка.
Мы встретились в ресторане.
Ванечка смотрел влюбленными глазами и, как всегда, ловил каждое мое слово.
Когда не хочется видеть никого, единственный, кого можно терпеть, — это влюбленный мужчина.
Мы говорили о том о сем.
Я рассказала, что уволила очередную домработницу за воровство.
Ванечка посоветовал предъявить претензии агентству по подбору персонала. Сказал: «Куй железо, пока горячо».
Я объяснила, что в нашей стране это бесполезно. Агентство просто пришлет еще одну, и она будет воровать так же, как предыдущие.
Он рассказал про необычную для этого времени года жару в Лондоне.
Как всегда, пригласил в гости. Как всегда, я согласилась.
Ванечка стал рассказывать русские анекдоты. Эту обязательную часть наших встреч я не любила. Наш юмор он толком не понимал, анекдоты выбирал плохие, да и в них смысловые акценты расставлял неправильно. Я никогда не смеялась. Каждым новым анекдотом Ванечка надеялся меня рассмешить. И так уже несколько лет.
Интересно, подумала я, каково это — заниматься любовью с мужчиной, который мечтал об этом десять лет?
Между тем у Ванечки была бурная личная жизнь. Даже во время наших встреч его телефон буквально разрывался от звонков, на которые он чаще всего при мне не отвечал. Ванечка был очень симпатичный, с обаятельной улыбкой, он был щедр и никогда не ленился сказать женщине что-нибудь приятное.
Десять лет назад я почти влюбилась в него. Но встретила Сержа и забыла обо всем на свете.
Мы заказали десерт и договорились встретиться завтра в яхт-клубе.
Провожая меня до машины, Ванечка подарил мне цветы.
Я положила их на заднее сиденье и достала только на следующий день, припарковываясь к яхт-клубу. Спрятала в багажник.
В небольшом кафе на причале мы встретили французов — знакомых Ванечки.
Заказали шампанское.
Иногда очень приятно начать пить шампанское прямо с утра. Таким образом избавляешь себя от необходимости прожить день трезво. Главное — не переборщить, чтобы день не сузился до размеров затянувшегося завтрака.
Мы брали лодки, катались на водных лыжах и жарили шашлык.
Необычное ощущение — бывать с Ванечкой на людях. Не бояться, что кто-то нас увидит.
В компании своих приятелей Ванечка был куда интереснее, я даже смотрела на него другими глазами, не как на свою собственность.
Мы приятно провели день и расстались, довольные друг другом.
3
Меня снова вызвали на допрос.
Я позвонила своему соседу по даче — он был адвокатом — и попросила сопровождать меня. После первого посещения милиции я поняла, что это совсем не то место, где чувствуешь себя в безопасности.
На этот раз меня не подозревали в убийстве Сержа.
Мне показали фоторобот — для опознания.
— Посмотрите внимательней, — просили опера, придвигая мне графическое изображение одного из знакомых моего мужа. — Вы не узнаете его?
— Нет. — Я качала головой, не понимая, почему это делаю.
— Посмотрите еще раз. Может, вы где-то встречались?
В ресторане. Он держал в руках мою сумочку и восхищался тем, какими изысканными бывают женские безделицы. Потому я его и запомнила: не каждый день встретишь мужчину, на которого производят впечатление женские сумочки.
Я попрощалась с адвокатом. Поблагодарила его.
Он слегка приобнял меня за плечи. Интересно, это профессиональный жест?
Я еле ползла по бесконечным московским пробкам и думала о том, что надо взять водителя. И что надо найти этого Фетишиста и убить его. Отомстить за своего мужа. Ведь это правильно. Почему я не сказала в милиции, что знаю его? Но думать об этом не хотелось.
Я повернула к себе зеркало. Разглядывать свои морщины в ожидании эффекта от ботокса уже вошло у меня в привычку.
Может, купить пистолет? Нет, проще нанять кого-нибудь. Или купить?
И заодно, кстати, убить ту блондинку из ресторана. И этого опера. Который спрашивал: «А вы почему интересуетесь?»
Мне очень захотелось стать сильной и не то чтобы даже сделать это, а быть в состоянии сделать.
Я остановила машину около церкви. Процедура, ставшая привычной за последний месяц: одна свечка — за упокой, другая — за здравие.
Я знала, кому звонить.
Лет двадцать назад, когда все в Москве только начиналось, у нас у всех было много таких знакомых. Вернее, почти все наши знакомые были такими. Потом все они стали бизнесменами, депутатами, даже артистами — и только Олежек остался кем был.
Я звонила ему раз в несколько лет. Своего телефона никогда не оставляла. Иногда помогала деньгами. А в последний раз я позвонила ему, когда бывшая домработница украла все мои шубы и пальто с мехом. Расчет ее был прост: стояло лето, и она знала, что до зимы я их не хвачусь. А к зиме она уже полгода как у меня не работала. Мне было жаль моих шуб. А Серж считал, что я сдала их в химчистку и забыла в какую. Поэтому мне пришлось обратиться к Олежеку. Но он придумал какой-то благовидный предлог и за это дело не взялся.