Михаил СердюковЧаепитие с Богом
В просторной комнате, среди мебели из красного дерева, сидели двое мужчин. Несколько секунд назад они пожали руки. Человек среднего возраста в хорошо отглаженных брюках и белой рубашке представился Сергеем, а мужчина в летних шортах с карманами по бокам — Андреем Михайловичем. Они были спокойны и сидели молча, словно играли в молчанку. Плотный красный ковер с узорами расположился под ногами гостей, создавал домашний уют. В воздухе стоял аромат древесных духов вперемешку с запахом сирени. Над входной дверью напротив них висели механические часы в деревянной оправе. Они ходили так тихо, что необходимо было приложить усилия, чтобы услышать их.
— Все началось со стихов Бродского, — начал Андрей Михайлович. — Вы любите стихи?
— Люблю, — коротко ответил Сергей.
Сергей пробежался взглядом по клиенту. Андрей Михайлович сидел в коричневых босоножках, одетых на черные носки, и красной футболке с принтом Микки Мауса на груди. Его седые волосы и серая борода никак не сочетались с его возрастом и вызывали неоднозначные чувства. Внешний вид подростка и нестандартное расположение глаз — они располагались далеко друг от друга — делали Андрея Михайловича комичным персонажем из нашумевшего фильма Спилберга “Инопланетянин”.
— Вот и я люблю, — сказал Андрей Михайлович. — Раньше читал Маяковского, Есенина, реже — Бунина, а тут ко мне попался сборник Бродского — такой, знаете, видавший виды. Я бы сказал, потертый жизнью, а раз он потертый, то, значит, толковый сборник. Такой вывод я сделал. — Мужчина задумался и перевел внимание на окно, за белыми занавесками просматривалась полоска синего чистого неба. — Если книга чуть ли не разваливается в руках, то, значит, ею зачитывались. А раз ее читали, то она наверняка знала тепло людских рук и кому-то помогла скоротать не один вечер. — Он посмотрел на Сергея. — Вот скажите, если бы вы были книгой, то какой бы стали: домашней на полке или книгой в чьем-то рюкзаке?
Сергей закинул ногу на ногу, повторяя положение тела мужчины напротив. И поправил свои аккуратно зачесанные волосы:
— Книга не может выбирать, — ответил он.
— А если использовать эту идею как метафору? Если бы книга имела такую возможность? Прямо как человек. Человек же способен делать выбор?
— Способен, — сухо заметил Сергей.
— Вот если бы вы были той самой книгой, которая, как и человек, способна делать выбор, то какой бы стали? Книгой с полки, как за вашей спиной, — Андрей Михайлович кивнул на стеллаж с разношерстной литературой в шесть рядов, — или той, которая знала десятки читателей и не боялась быть порванной, которая приносила пользу и, возможно, поплатилась за это своим состоянием?
— А разве род моей деятельности не дает вам ответ? — поинтересовался Сергей.
— То, что вы выбрали профессию психолога, не говорит о том, что вы делаете это с такой же отдачей, как сборник стихов Бродского, гуляя по рукам. Хочу быть с вами честным. — Гость сделал паузу. — Вы слишком лощено выглядите: хорошо выглаженная рубашка, брюки, ровный пробор на голове, идеальная окантовка бороды, — все это говорит о вашем перфекционизме. В вас нет импровизации, свободы. Вы знаете, как жить правильно, но не знаете, как жить играючи. Я осмелюсь предположить, что если вы танцуете, то заученный танец, и совсем не отдаетесь музыке.
— Вы всегда выбираете метафорический способ изложения мыслей? — поинтересовался Сергей.
— А вы всегда избегаете прямых ответов и переводите внимание с себя?
— Хорошо, если я отвечу, какой книгой стал бы, вы продолжите историю про Бродского?
— Конечно, я как раз для этого сюда и пришел, — усмехнулся Андрей Михайлович. — И, чтобы начать, я должен понять, тому ли человеку собираюсь открыться.
Сергей спустил правую ногу на пол и крепко уперся на обе пятки. Он немного подался вперед, прихватив планшет с чистым листом с подлокотника кожаного кресла.
— Вы хотите знать, какой книгой я бы стал, если бы у меня был выбор? — Сергей откашлялся. — Растрепанной. Если жить, то жить на полную катушку, таков мой девиз. Нет ничего тоскливей, чем делать что-то наполовину. Это не мой стиль. Моя философия — отдаваться без остатка. Погружаться в дело с головой.
— Поэтому у вас столько сертификатов и дипломов на стене?
Действительно, рядом с дверью висело множество разноцветных документов под стеклом. На них пестрели печати и голограммы. Подписи профессоров и докторов наук.
— Я не слышал о том, чтобы у Иисуса или Будды был хотя бы один сертификат, как у вас. И не читал о том, что они выглядели так опрятно, как вы. Они, скорей, походили на изгоев, вот они для меня “потрепанная книга”, а вы — книга с полки.
— К чему этот фарс? — Сергей откинулся на кресло. — Если вы сомневаетесь в моей компетенции и мои заслуги вам ни о чем не говорят, то зачем пришли сюда и ведете со мной это диалог? Почему не кончить сессию и не покинуть помещение в поисках потрепанного бродяги?
— Вы знаете, как общаются дельфины?
— К чему этот вопрос?
— Вы знаете, как дельфины узнают план местности в радиусе сотни метров, или нет? — настаивал Андрей Михайлович.
— Они делают это с помощью эхолокации, — небрежно ответил психолог.
Клиент не торопился продолжать беседу. Он поправил футболку, провел рукой по своей колючей щетине и посмотрел на часы на стене. До окончания встречи, которая, к слову сказать, стоила десять тысяч рублей, оставалось пятьдесят минут.
— Именно, Сергей, именно! Я же могу обращаться к тебе на ты?
Сергей развел руки в стороны, покачивая головой. Андрей Михайлович улыбнулся и продолжил:
— Как дельфины используют эхолокацию для пространственного ориентирования, так и я применяю этот метод для познания окружающих меня людей. Я задаю рамки и предлагаю поразмышлять на тему в определенном контексте. Я провоцирую и смотрю, как будут вести себя люди. Только нетипичные события выбивают из колеи, а выбитый из колеи человек испытывает…
— Стресс, — продолжил психолог.
— Бинго! — подмигнул посетитель. — Только в стрессе человек способен продемонстрировать свое истинное лицо. А меня не интересует картинка и маски, мне важно увидеть человека в своем первозданном обличии, в своей натуральной форме.
— И к чему вы ведете? — задумчиво спросил Сергей.
— Это не мне решать! Это я у тебя на приеме, а не ты у меня, — играючи ответил посетитель.
— Бросьте уже, что это за игра? — Скулы у Сергея чуть сжались.
— Ты злишься? — подхватил Андрей Михайлович.
Из приоткрытого окна донеслись звуки проезжающих мимо автомобилей с тревожными сиренами скорой помощи.
— Злюсь, — признался Сергей.
Посетитель кивнул:
— Я рад, что ты понимаешь свои чувства и не боишься их называть. Все же не зря у тебя на стене висит столько документов. — Он снова улыбнулся.
Психолог поставил руки пред собой домиком. Андрей Михайлович в ответ попытался прижать чуть растрепанную шевелюру. Сделал он это не для того, чтобы выглядеть опрятней, а скорее машинально, как бы почесывая свою голову.
— Теперь, когда вы проверили меня на вшивость, вы готовы продолжить свою историю про Бродского?
— Бродский? Да. Бродский! — Андрей Михайлович радостно поерзал на кресле. — Как я говорил, все началось со стихов. Ты слышал когда-нибудь такие строчки: “В каждой музыке Бах, в каждом из нас Бог”?
— Ну а как же? Слышал! Баста написал целую песню на это стих. — Сергей торжествовал. Его подбородок потянулся к потолку, а плечи расправились. Посетитель заметил изменения и улыбнулся. Улыбка была вовсе не радостной, скорее она походила на умилительную. Такой сорт улыбок обычно появляется на лицах родителей, ставших свидетелями первых успехов детей.
— Ну, Басту я не знаю, не тот возраст, но, прочитав эти строки в сборнике, я подумал: если в каждой музыке живет гений Баха, то, по логике произведения, в каждом человеке существует Бог? И если он внутри, то почему я его не слышу? Странно иметь что-то и не понимать, что это у меня есть, — заметил Андрей Михайлович.
— Могу я обращаться к вам по имени? — спросил психолог посетителя.
— Я предпочитаю, чтобы меня называли Андрей Михайлович.
— Хорошо, Андрей Михайлович. — Эффектно расправленные плечи психолога сжались, а домик из его ладошек опустился к животу. — Я полагаю, как и любая поэзия, стихи Бродского — это сплетение метафорических приемов, не более.
— А что, если я скажу, что ты ошибаешься? И я нашел Бога?
— Тогда мне станет понятней, почему вы так активно прощупывали меня. — Психолог отложил планшет на массивный подлокотник кресла, так ничего туда и не записав.
К Сергею приходили люди с разными странностями: одни воспринимали себя непобедимыми полководцами, другие слышали наставления Вселенной и были убеждены, что имеют с ней особую связь. Психолог внимательно посмотрел на Андрея Михайловича, пока тот изучал узоры под коричневыми мокасинами психолога. Посетитель ничего не говорил. Его глаза бегали с любопытством, точно он смотрел не на шерстяной ковер, а на экран летнего кинотеатра.
— И что было дальше? — поинтересовался Сергей.
Андрей Михайлович поднял голову, словно ожидал этого вопроса, и мягко посмотрел на собеседника.
— Это хороший вопрос, очень хороший вопрос! Дальше я стал искать Бога внутри себя. — Он снова почесал свою седую шевелюру. — И вы знаете, к чему я пришел?
— Признаться, никогда не увлекался игрой “угадайка”.
— А ты не так прост, как кажется на первый взгляд! — Андрей Михайлович поднял указательный палец. — В наблюдениях я пришел к тому, что разговоры в голове звучат как постоянный диалог. Так? Только диалог с кем?
Психолог прикрыл рукой рот и небрежно кивнул, приглашая посетителя продолжить.
— Для диалога нужны двое: тот, кто говорит, и тот, кто слушает. — Андрей Михайлович поглядел на Сергея. — И если я постоянно разговариваю внутри себя, то кто меня слушает?
— Бог?
— Именно, Бог!