Этот отчет представляет собой лишь один пример из бесконечного числа комбинаций лекарственных средств — как пассивных, так и активных — против чахотки. Особая диета, окружающая пациента обстановка и предписание отдыха, даже назначение пациенту рассасывать колотый лед, чтобы уменьшить кровохаркание, — таковы были всевозможные меры, предпринимавшиеся наряду с более инвазивными воздействиями, включая применение различных лечебных препаратов. Молоко ослиц было популярным компонентом диеты при чахотке, и в свое время Томас Янг назначал в качестве терапии ежедневное употребление определенного блюда из полфунта сала, получаемого из баранины117. Для смягчения кашля и уменьшения боли, обычно возникающей на последних стадиях, также широко использовались опиаты, и хотя кровопускание постепенно утрачивало популярность, его продолжали использовать наряду с банками и пиявками118. (См. во вклейке ил. 9 и 10.) Среди химикатов и лекарств, применявшихся для лечения различных симптомов, можно назвать каломель, йод, рыбий жир119, хинин, салициловую кислоту, наперстянку, ацетат свинца, различные рвотные средства, нитрат калия, сульфат сурьмы, борную кислоту и креозот, а также многие другие120.
2.7. Сэр Александр Крейтон и аппарат для йодных ингаляций. Слева: Сэр Александр Крейтон. Справа: Французский аппарат для йодных ингаляций для лечения туберкулеза. Неизвестный изобретатель. Ок. 1830–1870. Музей науки, Лондон
В течение девятнадцатого века количество патентованных лекарств неуклонно росло, и ассортимент противочахоточных препаратов стал доступен широкой общественности. Кроме того, практикующие врачи разработали разнообразные ингаляционные методы лечения, чтобы справиться с фундаментальной единицей патологии — туберкулом. Эти процедуры включали вдыхание различных бальзамов, вяжущих средств и смол. В 1823 году сэр Александр Крейтон свидетельствовал в пользу эффективности вдыхаемой смолы при лечении туберкулеза: «Надежда, которую я, как и некоторые другие, в последние годы возлагал на излечимость чахотки, целиком возникла из опыта, особенно в силу эффективности паров смолы и высокой температуры» 121. В 1830-х годах особенно популярным стало вдыхание паров йода; позже в качестве средств для ингаляций получили признание карболовая кислота, креозот и сероводород122. Хотя лечебных средств было в избытке, все же среди медиков существовал консенсус о том, что чахотка была «болезнью, которую <.. > с нашими нынешними познаниями не могут победить никакие средства и которая обычно приводит к смертельному исходу» 123.
В отсутствие медицинского решения проблемы развивалось социальное, и внимание переключалось на профилактику, которая, как и все, связанное с чахоткой, была менее простой, чем можно было надеяться. Четкого разделения между экологическими и наследственными причинами туберкулеза не существовало; напротив, объяснения оставались запутанными. Как правило, считалось, что унаследованная предрасположенность осложнялась возбуждающей заболевание причиной, которая приводила к возникновению острого или хронического заболевания, что, в свою очередь, усиливало вероятность дальнейшего развития туберкулеза путем повышения восприимчивости человека 124. Наследственная конституция, физическая форма человека и качество окружающей среды, а также любые другие факторы, обусловленные образом жизни, продолжали оставаться важными темами в практических научных исследованиях туберкулеза.
ГЛАВА 3Возбуждая чахотку: причины и культура болезни
В 1855 году Томас Бартлетт заявлял, что «Чахотка — это заболевание, которое не щадит никого; она завладевает жизнями как богатых, так и бедных, не существует ступени общества, на которой бы вы были избавлены от ее атак. Не дает привилегий ни класс, ни пол; не защитит от нее и возраст, ибо всякий <.. > подвержен нашествию этой страшной болезни» 125. Несмотря на ее повсеместную распространенность, чахотка не стала для общества объединяющей силой, наоборот, она породила множество дискурсов и конструктов восприятия, и в соответствии с ними ее жертвы наделялись статусом Другого. Противоположные репрезентации выходили за рамки дихотомии здорового и больного тела и включали внутренние различия по классовым и гендерным границам в сообществе больных. Как утверждают Кларк Лоулор и Акихито Судзуки, «в течение восемнадцатого века чахотка становится маркером индивидуальной чувствительности, гениальности и выдающихся личных качеств в целом: ее возросшая репрезентация в литературе и искусстве отражает и в некоторой степени усиливает ее воспринимаемую культурную ценность для личности»! 26.
В девятнадцатом веке чахотка фигурировала в двух отличных и, на первый взгляд, не связанных между собой дискурсах, в которых жертвы из более состоятельных классов общества превозносились, в то время как малообеспеченные больные стигматизировались. Тактика лечения болезни разнилась в соответствии с социальным статусом пациента, и во многих отношениях к ней относились как к различным явлениям в зависимости от состояния и характера больного. Представление о том, что туберкулез частично связан с социальным статусом, имело решающее значение для определения образа жизни человека и его или ее окружения. Окружение стало основным объяснением туберкулеза среди рабочих. Это, в свою очередь, способствовало негативному восприятию болезни в этих группах. Общественники, ратовавшие за социальные реформы, и врачи-исследователи представляли членов низшего сословия не жертвами, а вершителями своей собственной кончины.
Напротив, у более обеспеченных представителей общества возникновение чахотки в первую очередь рассматривалось как следствие наследственного дефекта, осложненного возбуждающими причинами. Такое возвышенное позиционирование болезни давало состоятельной жертве лишь ограниченный контроль над обстоятельствами, спровоцировавшими болезнь. Среди низших классов диатезис туберкулеза считался результатом плохого качества воздуха, пьянства или материальных лишений — всех типичных признаков их жизненных обстоятельств. Учитывая, что туберкулез изначально рассматривался как городское заболевание из-за его повышенной видимости в городах, логически следовало, что существует повышенная восприимчивость к болезни из-за нездоровой среды жизни в мегаполисе 127.
По мере того как люди мигрировали из сельской местности в более крупные города в поисках работы, они сталкивались с условиями жизни и труда, составлявшими идеальную среду для процветания болезней. Исходя из этого, Фридрих Энгельс утверждал, что условия жизни и труда являются причиной высокой заболеваемости туберкулезом.
На то, что загрязненный воздух Лондона и особенно районов, где живут рабочие, в высшей степени благоприятен для развития чахотки, ясно указывает горячечный вид большого количества людей. Если прогуляться по улицам ранним утром, когда толпы людей идут на работу, удивишься тому, сколько людей выглядят полностью или частично чахоточными. Даже в Манчестере люди выглядят иначе; этих бледных, худощавых, узкогрудых призраков с впалыми глазами, которых можно встретить на каждом шагу, эти вялые, дряблые лица, неспособные к хоть сколько-нибудь живому выражению, я видел в таком поразительном количестве только лишь в Лондоне, хотя в заводских городах Севера чахотка ежегодно уносит орды жертв 128.
Рабочие были вынуждены жить в неудовлетворительных жилищных условиях, недоедали и изнывали от тяжелого физического труда; обстоятельства, которые в сочетании с переполненными производственными помещениями, антисанитарными условиями жизни, физическими и материальными тяготами создают идеальные условия для быстрого развития и распространения туберкулеза, а также других смертельных заболеваний.
3.1. «Ночлежный дом на Филд-лейн», иллюстрация из книги Gavin Н. Sanitary Ramblings. London: Churchill, 1848
Ответственность за вспышки различных заболеваний ложилась на скученные и чудовищные условия городской жизни. Трущобы представлялись как очаги разложения — полная противоположность открытым пространствам, свежему воздуху и солнечному свету, которые врачи преподносили как полезные условия для предупреждения и лечения туберкулеза. В 1839 году журнал Blackwood’s Edinburgh Magazine писал о важности окружающей среды для здоровья:
Первостепенными составляющими человеческого существования в многолюдных городах являются чистая вода, чистый воздух, отменная канализация и тщательная вентиляция <…> [и] возможность заниматься спортом на удобном расстоянии. Таким образом, в каждом городе есть свои общественные дыхательные органы — его инструменты народного дыхания — столь же важные для населения в целом, как важен для отдельных людей воздух, которым они дышат 129.
В статье освещались соответствующие физические причины болезней: вода, воздух, водопровод и канализация, вентиляция и физическая активность, и все это неоднократно подчеркивалось в медицинских трудах о туберкулезе.
Чахотка могла проистекать от множества внутренних и внешних факторов, включая скудное питание, спертый воздух и эмоциональное несчастье, и все они были способны спровоцировать диатезис 130. Хотя эти условия, казалось, удовлетворили исследователей, пытавшихся объяснить широкое распространение туберкулеза среди представителей рабочего класса, они мало что давали для объяснения одновременного возникновения смертельной чахотки среди привилегированных категорий граждан. Томас Беддоуз обратился к изучению влияния болезни на высшие слои общества.
Вероятно, можно было бы приблизиться к оценке количества состоятельных британских семей, зараженных этой болезнью. Я полагаю, что членов обеих палат парламента, потерявших отца, мать, брата, сестру или ребенка в результате чахотки, можно было бы вычислить без особого труда. Это соотношение, вероятно, применимо к дворянству в целом, их привычки и конституции не будут существенно зависеть от различий в их благосостоянии131.
В отношении представителей высших классов, страдающих от чахотки, применялось объяснение через роль травм и бездействия 132. Роберт Халл предостерегал богатых от того, что он считал подражанием менее удачливым, у которых не было выбора.