черепашат интереснее, чем выкапывать гнездо после того, как они уже вылупились и остаётся только произвести учёт и убедиться, что на месте кладки не осталось никого живого – и ничего, что когда-то было живым. В старые добрые времена я тоже охала и ахала при выкапывании, но в тот вечер это было примерно так же увлекательно, как ждать, пока красный свет светофора сменится зелёным.
Маргарет, словно гордая родительница, наблюдала, как дедушка Иззи выкапывает гнездо. Надев резиновую перчатку, он погрузил руку в гнездо аж до подмышки и извлёк:
96 пустых яичных скорлупок
4 нетреснувших целых яйца
1 мёртвого черепашонка
3 черепашат, которые вылупились наполовину, но были мёртвые
1 черепашонка, который вылупился наполовину, но был живой
2 живых черепашат.
Маргарет всё это записала в полевой журнал, ещё раз пересчитала и наконец сказала, что учёт окончен.
Дедушка выпустил обеих живых черепашек на песок. Все выстроились в шеренги по обе стороны от них и смотрели, как они чешут к воде.
Черепашата почти всегда вылупляются ночью и сразу направляются на свет. В норме этот свет – это горизонт. Но если ночью светятся окна какого-нибудь отеля или высотки на берегу, то черепахи направятся туда, на яркие огни цивилизации, и могут так и не добраться до океана. Они не находят еды и умирают. Черепахи – животные необучаемые. Размер мозга у них в диапазоне от мини до микро.
Когда двое черепашат добрались до воды, все зааплодировали, а папа в третий раз сказал «потрясающе».
Маргарет осмотрела наполовину вылупившегося живого черепашонка и провозгласила:
– Я решила оставить его себе.
Судья, присяжные и адвокат в одном флаконе.
Папа спросил, что теперь будет с черепашонком, и Маргарет объяснила:
– Несколько дней – и он оклемается. Мы устроим его в безопасном месте, прохладном и тёмном, в кладовке, а когда будет готов – выпустим, вечером, после заката.
Папа мог бы и меня спросить. Я, между прочим, получила высший балл за тот доклад.
Когда черепашата вылупляются из яиц – а яйца эти круглые, размером с шарик для гольфа, – они сами сжаты в шарик, который как раз помещается в яйцо. Проломив скорлупу, они три дня проводят в песке, в яме, потом распрямляются. Иногда черепашонок умирает, не успев выбраться из скорлупы. Сосчитав таких черепашат, их выбрасывают вместе с теми, которые умерли, так и не вылупившись, и с пустыми скорлупками. Если волонтёры решат, что недовылупившийся черепашонок скорее жив, чем мёртв, и у него хорошие шансы на выживание, то его забирают из гнезда домой и дают приют, пока он не окрепнет, а потом выпускают на песок.
– Мы никогда не подносим их к воде, – объяснила Маргарет. – Они должны сами пройти по своему родному песку. Мы думаем, что при этом у них в мозгу запускается какой-то механизм – и срабатывает через двадцать пять лет, потому что черепахи возвращаются откладывать яйца на тот самый пляж, где появились на свет.
Слушая объяснения Маргарет, я думала о том, как моя мама вернулась в Нью-Йорк. День рождения у неё двенадцатого сентября; может, её потребность вернуться в нью-йоркскую осень вызвана тем, что механизм, который запустился у неё в мозгу при рождении, теперь сработал?
Дома дедушка отнёс ведёрко с живым недовылупившимся черепашонком в кладовку, и мы все сели пить молоко с печеньем. Печенье было «Орео». Вот бабуля сама испекла бы ру́гелах. А Маргарет даже не знала, что такое ругелах, пока дедушка Иззи не познакомил её с этими рулетиками в магазине кошерных деликатесов. С бубликами-бейглами она уже была знакома, потому что бейглы завоевали популярность даже в тех местах, где о них раньше и слыхом не слыхали.
Маргарет ругелах понравились, но ясно было, что у неё нет ни малейшего намерения учиться их печь. Дедушка Иззи, который, как и все мы, обожает ругелах и «бабку», уже привык к «Энетенманну» и «Орео». Я спросила Итана, знает ли он, что такое ругелах. Он не знал. Знать, что такое ругелах, – привилегия тех, кто родился в смешанной семье. Гибридная сила.
Пока мы так сидели, дедушка Иззи предложил папе привезти меня завтра пораньше, чтобы я могла пойти на утренний черепаший обход вместе со всеми.
А Маргарет сказала:
– Аллен, а может, и вы с нами прогуляетесь? Вашей ноге это пойдёт на пользу.
Папа сломал ногу в день дедушкиной свадьбы, и нога всё ещё не зажила. Маргарет предположила, что выздоровление тормозится из-за папиного настроения. К моему огромному удивлению, папа с этим согласился.
– А Джинджер? – спросила я.
– И Джинджер, – сказал дедушка Иззи. – Главное, держи её на поводке, как в старые добрые времена.
Я начала было говорить, что Джинджер выросла и теперь ненавидит поводок, но глянула на папу и умолкла на полуслове. И вот так, с выражения папиного лица и с моей недоговоренной фразы про поводок, началась вторая серия наших традиционных черепашьих обходов.
Мы с папой выезжали рано утром, встречались на пляже с Маргарет, дедушкой и Итаном и совершали черепаший обход. Потом ехали к дедушке, там папа переодевался в деловой костюм и отправлялся на работу. Если время позволяло, он с нами завтракал. Если нет, мы вчетвером завтракали без него. Обычно мы смотрели конец утреннего шоу, потом спускались в бассейн.
У дедушки с Итаном шло неофициальное соревнование – кто больше раз проплывёт туда-обратно. Я в нём не участвовала. Я совершала короткий заплыв, вылезала из воды, садилась на бортик и читала, а дедушка учил Итана нырять. Он и меня предлагал научить, но я не захотела.
Однажды днём мы поехали в кино. На улице стояла страшная жара, солнце слепило глаза. В кино было прохладно и темно, а потом мы снова вышли на слепящее солнце. День получился трёхслойный, как сэндвич. Итан, обычно молчаливый, после фильма много говорил о ракурсах съёмки и о фоновой музыке, а игру актрисы назвал «утончённой». Раньше я никогда в жизни не слышала, чтобы мальчик употреблял слово «утончённый».
У папы были билеты на мюзикл «Призрак оперы». Настоящее бродвейское шоу, только на гастролях. Когда папа покупал билеты, он ещё не знал, что приезжает Итан, и потому купил только четыре билета. А как только узнал, сразу стал звонить в кассу, чтобы приобрести ещё один, но билетов больше не было. Тогда папа любезно предложил отдать свой билет, но дедушка Иззи и Маргарет даже слышать об этом не желали. Маргарет сказала, что она останется дома, а дедушка – что без неё и он не пойдёт.
Я ожидала, что Итан тоже из приличия скажет, что останется дома. Но он промолчал. Конечно, Итан вообще в основном молчит. Даже когда бывает необходимо что-то сказать, Итан смолчит – в этом на него можно твёрдо рассчитывать. Но когда встал вопрос, кто пожертвует походом на шоу, Итан молчал особенно молчаливо, и это был тонкий намёк на то, что на самом деле он хочет пойти. В последнюю минуту проблема решилась сама: у одного из папиных клиентов оказался лишний билет, и папа тут же его перехватил.
Мы все встретились в театре. Итан заранее настоял на том, что на отдельном месте будет сидеть он, уверяя, что ничего не имеет против. Это отдельное место оказалось на три ряда ближе к сцене, чем наши, и ближе к центру, но я думаю, что Итан в тот момент этого не знал. Думаю, он просто хотел побыть один или, точнее говоря, без нас. В антракте Итан купил сувенирную программку за десять долларов, а после представления не меньше пяти раз поблагодарил моего папу за то, что тот раздобыл ему билет.
Папе нравилось, как складывался вечер. Из театра мы пошли в «Рэскал-хауз» есть мороженое с фруктами. Итан с трудом сдерживался, чтобы не листать всё время свою десятидолларовую программку. Мыслями он, похоже, всё ещё был в театре, потому что, когда официантка спросила, что ему принести, он ответил: «Там на сцене больше потайных дверок, чем у фокусника».
Папа даже напевал себе под нос, пока читал меню, и как только мы сделали заказы, он обрушил на наши головы сенсацию.
Он спросил Маргарет, можно ли внести его в список кандидатов на получение лицензии. Чтобы он мог подменять её или дедушку. Ведь его жизнерадостный комплекс, объяснил папа, тоже недалеко от пляжа, и, когда я улечу обратно на север, он может перейти в другую патрульную команду, ближе к дому. И он хочет тренироваться, чтобы потом самому возглавить черепаший патруль! Его цель – получить лицензию.
– Видишь, папа, я весь в тебя! – заключил он и похлопал дедушку Иззи по спине.
Маргарет сказала:
– Завтра же и начнём.
Она, должно быть, нарадоваться не могла на своих логгерхедов. С их помощью она заполучила моего дедушку, а теперь и папу.
Ну и пожалуйста. Мне было всё равно. У меня была моя Джинджер. Я предпочитаю иметь дело с животными, у которых есть мех и интеллект. Благодаря нашим долгим черепашьим прогулкам Джинджер стала поджарой и мускулистой. И ещё ласковее, чем прежде. Например, когда мы вернулись с «Призрака оперы», она радовалась мне, как лучшему на свете другу.
Из меня вполне мог получиться лучший друг, но никто, кроме Джинджер, этим не пользовался.
На следующий день после папиного сенсационного заявления они с Итаном, Маргарет и дедушкой вместе совершали черепаший обход пляжа – три поколения, связанные тесными семейными узами. Они шли впереди, обогнав нас с Джинджер, и я не пыталась их догнать. Наоборот, я замедлилась и шла у края воды, чтобы пинать волны, когда они набегали на берег. Мы с Джинджер отставали всё сильнее. Я увидела, что Итан остановился и поджидает нас. Но он нас не окликнул, и я притворилась, что не замечаю. Итан дождался, пока мы с Джинджер пройдём половину разделявшего нас расстояния, – как будто мы наполовину вылупились, – а потом я замедлила шаг ещё сильнее. Папа обернулся и крикнул Итану – не мне, – чтобы догонял. Итан посмотрел на нас с Джинджер, потом на них, подождал ещё секунду-другую и быстро зашагал вперёд.
Во вторник вечером мы наблюдали ещё одну вылупившуюся кладку. Это была «их» кладка. «Их» означало, что это гнездо Маргарет раньше перенесла на другое место. Как и в тот первый наш вечерний обход, в этой кладке тоже было сто семь яиц, но на этот раз все сто семь черепашат полностью вылупились. «Стопроцентный результат!» – закричал дедушка и обнял Маргарет. Потом поздравил Итана и папу. Мы с Джинджер стояли поодаль, потому что мне приходилось держать её на коротком поводке, чтобы она не вздумала гонять черепашат. Меня дедушка не обнял и не поздравил.