Твердо решив изменить свой образ жизни, Петр Ильич стал подыскивать невесту. Он советуется по этому деликатному и сугубо личному вопросу с профессором Московской консерватории Кашкиным Николаем Дмитриевичем: «Я ищу пожилую женщину, не претендующую на пылкую страсть, чтобы обо мне говорили, что я семейный человек, а не бродяга какой-то». К поискам он подключил и других приятелей. Но как говорится в пословице: «На ловца и зверь бежит». В один из летних дней 1877 года слуга принес Петру Ильичу несколько писем, среди которых его заинтересовало письмо от одной девушки – Милюковой Антонины Ивановны. Она писала, что ей 29 лет, окончила Московскую консерваторию и еще во время учебы полюбила Петра Ильича и теперь уже 4 года не может смотреть на других мужчин. Просит навестить ее.
Чайковский, человек впечатлительный, с тонкой душой, не мог оставить без внимания признания девушки. Он ответил ей на ее послание. В письме написал, что он не молод, ему 37 лет, «я брюзга, сварлив и подвержен меланхолии, я весь состою из противоречий». Девушка не замедлила с ответом: «Это ничего не значит. Я готова броситься Вам на шею и расцеловать. Я честная и порядочная девушка, и первый мой поцелуй будет Ваш. Умоляю! Приходите ко мне. Жить без Вас не могу и, наверно, скоро покончу с собой».
Чайковский не смог вспомнить такую ученицу в Консерватории и обратился к пианисту и педагогу Лангеру Эдуарду Леонтьевичу (1835–1908), в классе которого она обучалась.
– Была такая в моем классе, – вспомнил Лангер. – Дура. Но смазливая.
Чайковский, не зная девушку, не мог питать к ней каких-либо чувств, но испугался, что из-за него кто-то должен лишиться жизни. И решил посмотреть на девушку, которая так настойчиво добивалась его внимания. Тем временем Антонина Ивановна тщательно готовилась к встрече: подвела брови, подкрасила губы, надела лучшее платье и стала ждать.
Во время свидания Петр Ильич обратил внимание, что девушка довольно красивая, с большими выразительными глазами под длинными ресницами, с прекрасным цветом лица, очень стройна и женственна. Она рассказала Петру Ильичу, что у нее есть мать вдова, живет в Клину, брат и сестра, имеют свои семьи. Повторила свои уверения в любви к нему. Он попросил ее исполнить на фортепиано что-нибудь из его музыкальных сочинений. Но, оказалось, она не знала ни одного из них. Он удивился, что любит его 4 года, но не интересуется его музыкой. После его визита Антонина Ивановна написала, что она никогда еще не принимала у себя холостых мужчин и после его посещения может пострадать ее репутация. «Теперь или Вы сделаете меня своей женой, или я покончу с собой». Петр Ильич написал, что не чувствует любви к ней, но если она испытывает искреннее расположение к нему, то готов жениться, «если это Вам необходимо».
О своем решении Петр Ильич написал Надежде Филаретовне 3 июля 1877 года: «Я неожиданно стал женихом. В последних числах мая я получил письмо от девушки, которая удостоила меня своей любовью. Письмо было написано так искренне и так тепло, что я ответил на него, но не дал повода. При свидании с нею ничего, кроме симпатии, к ней я не испытал. Но если я отвернусь от нее, то сделаю ее несчастной. Она меня любит беспредельно. Я должен или отказаться от нее ценой гибели этой девушки, или жениться. Я пошел к ней и сказал, что не люблю ее, но буду преданным другом. Сказал о моей раздражительности и нервозности. Дожив до 37 лет, я с антипатией отношусь к браку. Но силой обстоятельств я вовлечен в положение жениха, хоть и не увлечен невестой. Но нужно изменить строй жизни и стараться о благополучии другого человека. И я решил – то, что определено судьбой, это неизбежно. В моем столкновении с этой девушкой есть что-то роковое. Пожелайте мне не падать духом ввиду перемены в моей жизни. Я женюсь без любви, но поощряю ее любовь. Я ей сказал, что можно ожидать от меня и на что она может рассчитывать. Я пришел к ней с братом Анатолием и еще раз предупредил ее, что не люблю ее и не обещаю семейного счастья».
В том же письме Петр Ильич просит у Надежды Филаретовны взаймы некоторую сумму денег на свадьбу. Венчание состоялось 6 июля 1877 года. Обряд совершал настоятель отец Разумовский. Венцы над женихом и невестой держали брат Петра Ильича Анатолий и его друг скрипач Котек. Присутствовала мать невесты.
Любовь – это трепетное чувство, которое влияет на поведение человека, делает его одухотворенным. Настоящая любовь стыдлива, ее не выставляют напоказ и не кричат о ней громко и часто, как Антонина Ивановна, а прячут в глубине души. Петр Ильич сразу признался невесте, что не чувствует к ней любви. Да и не могла она возникнуть в одночасье, как по заказу. С угнетенной душой и смятенными чувствами стоял он под венцом. Он согласился на эту жертву, чтобы «спасти одну человеческую душу», не думая о своей. Он рассчитывал, что невеста поймет его и примет те условия, о которых он писал в письме.
После венчания Петр Ильич повез молодую жену на съемную квартиру. Позже он писал: «Я готов был закричать от душивших меня рыданий, но нужно было разговаривать и развлекать жену». Но жена не понимала его состояния. Она была весела и довольна тем, что осуществилась ее мечта – стать женой талантливого композитора. Первый месяц прошел в поездках для знакомства с родными и близкими. Молодожены посетили в Петербурге отца Чайковского. Антонина Ивановна обняла и поцеловала старика и его жену. И они «растаяли», как позже писал Петр Ильич. Невеста отцу понравилась. Он был доволен, что сын, которого уже считали закоренелым холостяком, женился. Но его жена – Елизавета Михайловна Липпорт, увидев, что спать они легли в разных местах, спросила, счастлив ли он в супружестве.
– Вполне, – коротко ответил Петр Ильич, отводя взгляд в сторону.
Следующий визит молодоженов был к матери Антонины Ивановны в Клин. Там жили одну неделю. Мать приготовила для них отдельную комнату, где стояла широкая кровать с пуховиками, взбитыми подушками. Но муж устроился на диване. Он не испытывал какого-либо влечения к жене, а ее присутствие рядом даже раздражало его. Все остальные родственники Чайковского приняли его жену очень радушно. Но у мужа не было радости на душе. Несмотря на внешнюю привлекательность жены, он оставался равнодушным к ней. Он рассчитывал, что со временем привыкнет к жене и у него появятся какие-то чувства к ней. Но время шло, а чувства не приходили. «Я сразу почувствовал, что любить свою жену не смогу и привычка никогда не придет», – писал он Надежде Филаретовне.
Это были разные натуры: он любил одиночество, она – общество, он любил музыку, а она была равнодушна к ней, он любил посещать театры, а она ими мало интересовалась. В очередном письме к своей благодетельнице Чайковский описывает свое впечатление о жене: «Как в голове у нее, так и в сердце абсолютная пустота. У нее нет искреннего чувства ко мне. Она ни разу не попыталась узнать, что я делаю, не знает ни одной ноты из моих сочинений, не была ни на одном концерте Музыкального общества».
Молодожены сняли квартиру в Москве и стали ее обустраивать. Две недели, проведенные с женой в Москве, для Чайковского были, по его словам, «настоящей пыткой», «это были самые невыносимые дни». О продолжении работы над оперой «Евгений Онегин», которую стал писать в начале 1877 года, не было и речи, не было ни времени, ни вдохновения. «На меня нашла тупость, я не могу приняться за работу. На меня находят минуты безумия, во время которых душа наполняется такой лютой ненавистью к жене, что хочется задушить ее. Но я никого не могу винить, кроме себя».
Как тяжкое бремя воспринял Петр Ильич свою женитьбу. Закабалив себя узами супружества, он понял, что они стали тормозом для его творчества. Семейная жизнь чужда его натуре. Терзанием для него было и представление жены профессорам консерватории, которое состоялось по просьбе Николая Григорьевича Рубинштейна. Было много поздравительных речей, после которых стали кричать традиционное «Горько!», и он вынужден был, подавляя отвращение, целовать жену под любопытными взглядами своих друзей.
Антонина Ивановна стала обустраивать квартиру и вскоре заявила, что «гнездышко готово и кухарка есть». Все было сделано со вкусом, но супруг остался равнодушным к «гнездышку». Французский писатель Виктор Гюго писал: «Женская душа понимает мужчину лучше, чем он сам себя понимает». Но это относилось далеко не ко всем женщинам. Свою жизнь с нелюбимой женой Петр Ильич описывает в письмах к Надежде Филаретовне. В ответном письме она сочувствует ему: «Я читала Ваши письма, и слезы застилали глаза: где же талисман счастья, где справедливость? Почему лучшим людям так дурно живется на земле? Судьба безжалостно играет людьми». По ее совету он принимает решение отдохнуть у родственников или в одном из ее имений: «Может быть, я отдохну и буду по-иному смотреть на жену. Она меня любит и желает, чтобы наша жизнь была спокойной. Встречая на пути людей, подобных Вам, понимаешь, что путь не так тернист и этого достаточно, чтобы не отчаиваться».
Но и после отдыха настроение Петра Ильича оставалось мрачным. «Жена делает все, чтобы угодить мне. Но я с негодованием смотрю на это. У меня глубокая безысходная тоска. Но стыдно погружаться в свои будничные дела, когда на карте стоит будущее страны, когда под Плевной текут потоки крови». А жена суетилась и хлопотала возле него, стараясь ему угождать, все время напоминала ему о своей любви, заходила к нему в комнату в полуобнаженном виде, делала все, чтобы привлечь его внимание к себе, буквально навязывала ему свою любовь. Но даже сладкое блюдо, если его употреблять часто и неумеренно, надоедает. У него нарастала неприязнь к жене, которая, по его словам, «превратилась в ненависть». По просьбе Надежды Филаретовны Петр Ильич описал внешность жены: «Она среднего роста, блондинка, лицо смазливое, глаза красивые, но без выражения. Губы тонкие, и ее улыбка неприятная. Ей 29 лет, но на вид 23. Жеманна, нет прелести, которая отражала бы внутреннюю красоту, она дается природой. Я женился не по велению сердца, а по стечению обстоятельств. Моя женитьба была мечтой моего отца и моих близких. Но когда я очутился наедине с женой, я почувствовал, как она мне неприятна. Тщетно я боролся с чувством антип