Тут выступил стоявший неподалеку Сеид-Амир-Мир-Алим-хан, эмир Бухарский в форме генерал-лейтенанта, каковым стал в 1916 году. Он подошел к Романову и препоясал его по восточному обычаю поясом с саблей, ножны которой и эфес были щедро инкрустированы драгоценными камнями, и произнес отчетливо:
— Ла илаха иллал лаху, Искандер Зулькарнайн, — чем заставил онеметь присутствующих благоверных христиан. Впрочем, они поняли, что эмир благословил императора от себя и своих подданных.
Николай Константинович благодарно кивнул Сеид-Амир-Мир-Алим-хану и оправил на талии пояс с саблей.
Присутствующие обратили взоры к Его уже официально Императорскому Величеству в ожидании подобающей высокому историческому действию речи. Оговорено было ранее, да и сам чувствовал — ждет народ. Впрочем, народ-то за стенами храма, но донесут до него. Переврут, не без того, но главное должны услышать все.
— Благодарю тебя, Господи, за то, что выбор Твой пал на меня, ибо жизнь моя, наконец, обрела тот смысл, который Ты в нее вкладывал. Тяжка ноша, но высока цель. Я понимаю волю Твою как требование мира среди детей твоих, ныне неразумных. С величайшей скорбью осознаю, что путь к миру лежит через войну. Ты прошел путь страдания прежде чем воссоединился с Отцом Твоим, и нам предстоит этот путь. Даруй жизнь вечную тем, кто погибнет во славу Твою. Прости и тех, кто пошел против Тебя в помутнении разума и чувств. В любви Твоей да обретут они Истину.
Я хочу, чтобы все поняли, что отныне в государстве нашем все равны — все граждане одной великой империи! Несть ни эллина, ни иудея, несть православного, католика, мусульманина — все они возлюбленные чада Божьи, в меру своего разумения понявшие Святое Слово Его. Религий может быть много, но Бог Един, как говорит наша Святая Церковь, как недавно сказал мой брат эмир бухарский, огласив Символ мусульманской веры. Бог един и мы едины в Нем. Негоже нам поднимать друг против друга оружие. Но негоже и опускать его, когда кто-то посягнет на наше единство! Воинствующие безбожники решили разделить нас с тем, чтобы властвовать, как над рабами. Все имели печальный случай убедиться, что власть их пробуждает в заблудших душах человеческих худшее, что только может в них существовать: дьявольскую готовность убивать и истязать ближнего своего во имя собственной выгоды, во имя власти одних над другими. Я сделаю все, чтобы наша жизнь была устроена по Божьим законам, по справедливости, она не может быть такой, как прежде, ибо этот путь завел нас в кровавый тупик, где мы сейчас пребываем. Но для того, чтобы устроить жизнь, сначала надо навести в ней порядок, перейти к мирной жизни.
Мы сейчас всей страной на военном марше, к которому нас принудили, поэтому я не могу гарантировать, что не буду убит. Посему сразу оглашаю, что наследником моим на троне будет сын Александр, боевой офицер, знающий, что такое окопы и раны. Он, если что, примет трон и державу.
Николай Константинович подошел к сыну и возложил на него чалму с головы своей. Хорошо сидела новая российская корона.
— А матерью народу будет императрица Надежда, — надел он на несколько секунд чалму и на голову жены. — Без надежды нашему народу сейчас никак нельзя. Впрочем, как и всегда.
По всей империи вводится военное правление: вся полнота власти отдается генерал-губернаторам, назначаемым лично мною или, в случае военной необходимости и срочности, Верховным главнокомандующим императорских войск, каковым назначаю Лавра Георгиевича Корнилова. Генералитет он предложит на мое утверждение сам.
Корнилов сделал шаг в сторону императора и, отдав честь, вернулся на место.
— Командующим войск Туркестана назначаю генерала Зайцева.
Атаман Дутов, генерал Дутов возглавит войска казачества Урала и прилежащих губерний, а также Семиречья.
Демократия и война несовместимы, однако учреждаю Коллегию монархов Туркестана, которая будет обсуждать стратегические вопросы государства. Пока, кроме меня и Александра, в него войдут Сеид-Амир-Мир-Алим-хан, Джунаид-хан и Азиз-хан. В дальнейшем состав может быть изменен.
Также учреждаю Государственный Совет, состав которого будет определен позже, вместе с Советом будет принято решение о составе правительства. Завтра же.
Никто из полезных государству забыт не будет.
Всем повелеваю всегда помнить, что мы волю Божью выполняем, а не скот на бойне забиваем — все должно осуществляться по закону — никаких экспроприаций и контрибуций, никакого насилия над мирным населением. Это народ России, хотя временами и заблудший.
Наших союзников заверяю в соблюдении наших союзных обязательств и надеюсь на союзническое же отношение к нам. — Он заметил кивок генерала Маллесона и усмешку его представителя в Ташкенте Бейли. «Что ж, посмотрим за кем последняя усмешка», — подумал Николай Константинович и продолжил:
— С нами Бог, нам очень нужно его участие в делах наших, и я при вас обращаюсь к нему, надеюсь, вы поддержите мою молитву:
«Господи, Боже мой, Царю царствующих и Господи господствующих, сохранивши мя невредиму от всех скорбей и напастей, ныне же и царствовати над преславным сим народом оправдавый, исповедую неисчетное ко мне Твое милосердие, и благодаря Величеству Твоему поклоняюся. Ты же, Владыко и Господи мой, настави мя в деле, на не же послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем, даждь и смиренно моему премудрость, предстоящую престолом Твоим. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдное воздам Тебе слово. Милостию и щедротами Единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси с Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом во веки. Аминь».
Епископ Лука про себя усмехнулся поспешности монарха, не по порядку произнесшего молитву, но настолько у него искренне прочувствованно получилось, что все к лучшему. А вслух провозгласил:
— Мир всем!
А эмир перевел негромко:
— Ассалому алайкум…
Тут и протодиакон, соблюдая чин, провозгласил:
- Паки и паки, преклонше колена, Господу помолимся!
Все преклонили колена, в том числе, и императорские величества, а Лука, спасая чин венчания, поднял под руку императора и, взяв со стола срочно изготовленные ювелирами тайно скипетр и державу, вручил их.
Император принял — скипетр в правую, а державу — в левую руку под молитвенные слова епископа:
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь! Благословляю на царство, ибо такова воля Божья! — и сопроводил Его Императорское Величество на трон.
И опять вступил протодиакон, провозгласив весь полный титул Императорского Величества и прогудел трубно: «Многая лета!» — а певчие подхватили:
— Многая лета! Многая лета!..
И под это звонкое и радостное пожелание ощутил вдруг себя Николай Константинович молодым и готовым горы своротить, даже влюбиться — верный признак воскрешения к жизни.
И начался звон во все колокола, и пушки грянули холостыми из крепости, и оружейный залп прокатился, а тем временем, как духовные, так и мирские чины от своих мест троекратным поклонением приветствовали императора.
Потом началась литургия. Николай Константинович вдруг потерял ощущение реальности происходящего, словно смотрел на все это со стороны, будто не с ним сие происходит.
Тем временем его под пение церковное препроводили в Царские врата и к миропомазанию приступили: епископ Волховский Даниил сосуд с миро держал, епископ Лука, макал во святое миро особую кисть да проводил ею помазание Его Величества на челе, на очах, на ноздрях, на устах, на ушесех, на раме, на персех, и по обою сторону на руках, глаголя: «Печать дара Святаго Духа»; а епископ Суздальский Василий места помазанные чистою хлопчатою бумагою отирал.
И снова был великий звон, и салюты из пушек и ружей.
После причастия императора вновь препроводили к трону, где он должен был выслушать литургию и прочие действия, совершаемые по чину венчания.
И только сел он на трон, как из рядов удостоенных приглашения выскочил Константин Осипов и с криком: «Умри, шут!» — выстрелил в императора.
И в единое мгновение сжались по воле Божьей от сердца идущие действия: императрица Надежда прикрыла собой мужа, а эмир бухарский единым движением выхватил саблю свою и отсек злоумышленнику сначала кисть с маузером, а следом и голову с плеч — это он умел.
Дарья Часовитина-старшая одновременно с Николаем Константиновичем бросилась к Надежде Александровне с криком:
— Надюшка, держись! сейчас перевяжем, — она первой и заткнула рану платком, с головы сдернутым.
— Наденька, — потерянно шептал император.
— Быстро в исповедальню! — приказал епископ Лука. — Петр Фокич, ассистировать будешь! — И своим: — Быстро спирт, огонь!.. Так, аккуратно взяли…
Александр, две Дарьи Часовитины, доктор Боровский, Лавр Георгиевич в несколько рук бережно подняли раненую и отнесли в исповедальню, где при подготовке торжества разместили запасной стол. Там же Ясенецкий-Войно оставил свой хирургический саквояж, с которым никогда не расставался. Император тоже протиснулся.
— Все вышли! — приказал Валентин Феликсович, стягивая с себя облачение епископа. — Дарья Елисеевна, вы, пожалуйста, останьтесь.
Рана оказалась тяжелой. Обоим хирургам работы хватило. Дарья Елисеевна держала голову Надежды Александровны и придерживала плечи, удерживая от неосторожного бессознательного движения.
Ясенецкий-Войно чувствовал, как жизнь покидает императрицу, хотя и кровь остановили, и пулю, застрявшую рядом с сердцем, извлекли. Но, все же, много крови было потеряно, да и Надежда Александровна не первой молодости, сопротивляемость организма, уже начавшего настраиваться на переход в мир иной, совсем не та, что у юной девушки.
— Надюшка, держись! — продолжала тихо шептать на ухо подруге Дарья.
И епископ Лука понял, что хирург сделал все, что мог, и теперь дело только за Божьей волей. Он обратил взор к святой иконе и взмолился тихо чуть слышным шепотом:
— Господи! Ты привел эту дщерь Твою к российскому трону, значит, у тебя были виды на нее. Нельзя сейчас Россию без надежды оставлять! Никак нельзя! Ты призвал меня для исполнения Твоей воли, я ее исполнил, так помоги же мне спасти эту жизнь. Народ любит мистические совпадения, поэтому его вдохновит императрица Надежда, он хочет ее материнской заботы. И избранника Твоего эта потеря может сломить… Помоги нам, Господи! Спаси Россию!.. Верни Надежду…