На плечо Дани лёг ствол винтовки.
– Пистолет лучше, – сказал Дани, расстёгивая кобуру.
– Не двигайся! – повторил Алмос.
Дани не мог слышать, как Алмос поглаживает пальцем курок, он чувствовал это и тянул потихоньку рукоять пистолета вверх.
Они выстрелили одновременно. Обе пули ударили в поверхность бурой воды, одна левее мальчишки, другая чуть справа. Паренёк завалился набок и поплыл. Дани, оттолкнув Алмоса, прыгнул в воду, но мальчишка уже скрылся в осоке.
Шаймоши привык восхищаться мужеством офицеров 2-й Венгерской армии. Умение быстро ориентироваться в любой, даже самой сложной ситуации, отличная спортивная подготовка – вот качества настоящего офицера. Стоит ли упоминать о том, что выросшие на берегах весёлого Дуная и пасмурного Балатона солдаты являются отменными пловцами? Сам-то Шаймоши плавал, как топор, тем больше его восхитил размашистый кроль командира. Время от времени господин лейтенант уходил под воду, и тогда Шаймоши с преданной настороженностью пойнтера отслеживал малейшее колебание стеблей камыша, надеясь первым подстраховать своего командира, когда тот вынырнет из воды. Несколько раздражал его чересчур говорливый сапёр. Ещё один деревенский олух! Мало им было сосватанного господином капитаном, но пока не принятого в команду Чатхо, который управлять автомобилем толком не умеет! Этот зачем-то принес на берег и бережно опустил на траву брошенный мальчишкой бидон.
– В нём может быть взрывчатка, – сказал сапёр.
– Может быть, взрывчатка, а может, и перловка. Бедолага Бартол подкармливал местных оборванцев по приказу господина Якоба, – огрызнулся Шаймоши.
– А может быть, он и вовсе пустой, – поддержал капрала лейтенант Гаспар, стоявший с винтовкой наготове тут же неподалёку.
Вот ещё один образчик беззаветного бойца.
– Не-е-ет, – возразил сапёр. – Бидон не может быть пустым. Слишком тяжелая посудина.
– Тогда накорми кашей местных сомов. Не наелись он мертвечины! – буркнул Шаймоши.
– Не-е-ет, – гнул своё сапёр. – В бидоне не каша. Посмотрите сами, господин капрал. Крышка бидона запаяна. К чему бы это? Кто станет запаивать бидон с кашей?
– Местная шпана на всё способна!
– Ты не прав, Шаймоши, – лейтенант Гаспар, присев на корточки внимательно рассматривал бидон. – В бидоне действительно может быть взрывчатка.
– Надо бросить штуковину в воду, да подальше, – посоветовал сапёр. – Посмотрите, ваши люди уже все попрятались за броню.
Теперь Гюла Шаймоши тоже рассматривал простой оцинкованный бидон, лежащий на боку у самых его ног. Сапёра будто ветром сдуло, а лейтенант Габели уже вылезал на топкий берег, раздвигая красивыми ладонями толстые стебли осоки. Выглядел он так, словно у него разом разболелись все зубы. Ярость – мучительное чувство. Шаймоши горестно вздохнул.
– Ты упустил его, Дани! – усмехнулся лейтенант Гаспар. – Неудивительно. Мальчишка вырос на берегу этой реки. Ему наверняка знаком каждый приречный куст.
Эх, отчаянная же голова этот Гаспар! Не следует разговаривать с господином Габели подобным тоном, в то время, когда он так расстроен.
– Я видел обоих! – прошипел лейтенант Габели.
– У страха глаза велики! – парировал лейтенант Гаспар.
– У страха? Говорю тебе: они братья. Тот оборванец, что бросил бидон, и второй, тот, что прятался в камышах.
Глаза лейтенанта Габели побелели. На скулах набухли желваки.
– Успокойся, Дани! – лейтенант Гаспар поднял обе ладони, словно пытаясь загородиться от ярости товарища. – Мы ищем хромого подрывника.
– Хромает ли второй? Не могу судить, – лейтенант Габели тяжело дышал. – Но плавает он как рыба! Но ныряет глубоко! Готов поручиться, что именно его видел на кладбище танков.
– У страха глаза велики. Кажется, так говорят русские? Верно подмечено!
– Алмос, ты второй раз сряду назвал меня трусом, – лейтенант Габели встряхнулся, подобно охотничьему псу. Потоки пахнущей илом речной воды стекали с его кителя вместе с яростью. Кажется храбрейший из командиров начал успокаиваться.
– Слушай мой приказ, Шаймоши! – рявкнул он.
– Слушаю, господин лейтенант!
– Приказываю обезвредить эту мину.
– Слушаю! Но мальчишка, ценный язык, всё ещё в воде!
– Исполнять приказание! – лицо лейтенанта Габели дёргалось.
Шамоши схватил бидон.
– Дани, в укрытие!
Лейтенант Гаспарт схватил товарища за шиворот и поволок в сторону дороги, где за широкими бортами бронетехники уже схоронилась вся их не в меру отважная команда.
Шаймоши размахнулся и бросил бидон в реку. Описав широкую дугу, оцинкованная посудина ударилась о башню затопленного на мелководье танка. Шаймоши, прикрывая голову руками, повалился на живот. Огромный, мутный фонтан с утробным гудением и шелестом взметнулся вверх, совершенно скрыв от них берег островка. Сосчитав до десяти, Шаймоши вскочил. Берег реки, песчаная улица, заросли пропылённых кустов, небо над головой – всё казалось ему совершенно пустым. Ветерок гнал лёгкую рябь. Может быть, ему почудился этот взрыв?
– Молотофф коктейл! – завопил Шаймоши, чтобы хоть этим своим бессмысленным криком разбить удручающую тишину.
– Я вижу его! Вижу-у-у!!!
Мощный голос господина лейтенанта заставил волноваться осоку у кромки воды. Крику командира отозвались автоматные очереди. Одна из бронемашин с рёвом сорвалась с места.
– Все на броню! – скомандовал Алмос.
Дани уже сидел в седле «мерседеса». Из-под задних колёс мотоцикла вырывались фонтаны песка, но он не трогался с места. Дани всё ещё видел мальчишку. Тот бежал по правой обочине дороги, поминутно оборачиваясь. Мокрые штаны и рубаха облепили его тщедушное тельце, но каждый раз, оборачиваясь, он одаривал Дани задорной улыбкой совершенно счастливого человека.
– Тварь! – рычал Дани. – Это не город! Это зыбучие пески!
Двигатель мотоцикла ревел.
С песчаной улицы мотоцикл вытаскивали тросом, прикрепив его к задку бронемашины. «Фиат» Алмоса выбрался на твёрдую дорогу самостоятельно. Дани был в отчаянии! Они упустили врага! Алмос сохранял мрачное хладнокровие. Надо было принимать решение: что делать дальше?
– Будем прочёсывать улицы. Иного выхода не остаётся, – задумчиво произнёс он. – Может быть, нам повезёт. А двинемся в сторону губернской больницы. Слышишь пальбу? Думаю, там сейчас горячо.
– У нас приказ патрулировать улицы с целью…
– Городская больница – тоже часть города. Ты же сам предположил – мать пацана – врач и сейчас она, вероятнее всего, там.
Они прочёсывали руины до темноты, один квартал за другим, заглядывая в каждую подворотню, в каждую щель. Солдаты оголодали, и Дани, посоветовавшись с Алмосом, принял, как ему казалось, единственно верное решение. Им следовало незамедлительно отправиться к месту расположения части. Обыск безлюдных руин ночью, на борту рычащей моторами бронетехники – пустое занятие. От света фар с пронзительным писком разбегались полчища разжиревших грызунов. На одной из приречных улиц между рядами запылённых гор щебня, сквозь которые уже начала прорастать свежая зелень, они встретили бесхозно разгуливавшую тощую преклонных лет, конягу. И ни единого человечка нигде. Ни живого, ни трупа, ни запаха, ни следа. Ещё засветло Дани понял, что штабные планы города безнадежно устарели. Многие из улиц и переулков оказались непроходимыми для техники. Добраться до губернской больницы, сверяясь с планом и не имея при этом крыльев, не представлялось возможным. Петляя в поисках выхода из бесконечного, постоянно меняющего конфигурацию лабиринта, они оказались в одноэтажной части города. В этом районе Воронежа, поименованном на плане как «Берёзовая роща». Здесь почти не было каменных домов, а деревянные представляли собой сплошное пепелище. Улицы здесь были расчищены, а воронки присыпаны гравием и песком. Тут и там зеленели купы уцелевших, белоствольных деревьев. Алмос приказал заглушить двигатели, и они не менее получала прислушивались к тревожной тишине, прежде чем снова погрузиться в темень Воронежского лабиринта.
Возглавлявший их колонну «фиат» петлял по переулкам до тех пор, пока его фары не осветили решётку какого-то парка. В этом месте ограда казалась совсем целой, ни один из столбов кирпичной кладки не был повреждён пулями. Над кронами деревьев возвышалась башня чудом уцелевшей колокольни. Позолоченный крест, отразив свет фар, явил себя парящим над тёмными кронами. Дани вдруг вспомнился обычай русских креститься на церковные кресты. И он перекрестился. Маланья, завидев Божий храм, всегда опускала голову и крестилась.
– Что ты делаешь, Дани? – усмехнулся Алмос, заметив его движение. – Похоже, тут не осталось большевиков. Мы попусту теряем время. Искать в этих лабиринтах мальчишку-диверсанта, всё равно, что искать иголку в стоге сена.
Дани молчал. Странное своей умиротворённостью и тишиной место это походило на старое, давно заброшенное кладбище. Живым и дееспособным оставалось лишь небо. Оно разродилось медленным дождичком. Оно набросило на округу легчайшую паутину тумана. В шорохе дождевых капель Дани вдруг почудились минорные созвучия «Чардаша смерти», будто где-то в отдалении неизвестный тапёр взял несколько робких аккордов на расстроенном фортепиано.
– Он где-то здесь. Я чувствую это, – прошептал Дани.
Алмос подсветил фонариком схему городских кварталов.
– Это может быть только губернская больница, – задумчиво проговорил он, указывая на решётку ограды. – Похоже, ты прав, Дани. Охотничье чутьё привело нас по верному адресу.
– Почему же так тихо? – проговорил кто-то из солдат. – Нам говорили, что у больницы день и ночь не утихает перестрелка. Но здесь совсем тихо, как на кладбище.
– Глуши моторы! Гаси фары! Не курить! Не разговаривать! Капрал Гармаш! Бери своих людей и ступай вдоль ограды на север. – скомандовал Алмос. – Осмотрим тут всё, прежде чем отправиться на ночлег. Может быть, нам и повезёт.