— Лучше умереть после трех дней блаженства, чем валяться в грязной гнилогоршковой каталажке и оплакивать утраченную светскую жизнь.
— Мы живы, и это уже кое-что.
— Ты так думаешь? Да ты ваще мастак хвататься за соломинки.
— Однажды я видел, как человек развел костер, не имея под рукой ничего, кроме сухой травинки. Это было высоко в горах, и мы грелись всю ночь.
— Тока нынче здесь нет ни его, ни его костра.
— Ты слишком быстро сдаешься. — Джон-Том посмотрел вперед, на Ченельску, горделиво шествующего во главе своей шайки. — По прибытии я мог бы подать в суд за нарушение хабе-ас корпус, да вот только боюсь, на Цанкресту это не подействует.
— А что это, кореш? Какая-нибудь запредельная магия?
— Да. Что-нибудь вроде магии очень нам понадобится, чтобы выкарабкаться из этой переделки и сохранить головы на плечах. И еще: спасая собственные шкуры, не будем забывать о бедняге Клотагорбе. Ведь он на нас положился.
— Ага, и заодно поглядим, не свалял ли он дурака.
Они все еще ехали в обратную сторону по дорогам и тропам, ночуя под прикрытием леса и сторонясь населенных мест. Ченельска стремился избегать ненужных эксцессов и удерживать своих не совсем надежных солдат от соблазнов цивилизации. Поэтому минуло немало дней, прежде чем они добрались до окраины поселения, слишком большого для деревни, но слишком маленького, чтобы носить громкое название «город». В отличие от Тимова Хохота и Линчбени, открытых всем ветрам, его окружала грубая, но прочная каменная стена. Она была не слишком высока, и Джон-Том намотал это на ус, пока они ехали вдоль нее к западу.
Ворота в стене отсутствовали, их заменяла маленькая дверца. Пинками и тычками пленников заставили пробежать несколько прогонов каменной лестницы, мимо потрескивающих и чадящих Креозотовых факелов и втолкнули в вонючую камеру. Толстый дикобраз провернул ключ в огромном железном замке и отошел от решетки, оставив их в густом сумраке.
— Ну как, приятель, оптимизм не растерял? — Мадж прислонился к сырой стене и засопел. — Неважнецкая перспектива — гнить в подземелье без надежды на спасение и коротать последние часы в философских беседах.
Джон-Том, не теряя ни секунды, принялся ощупывать поросшие мхом стены.
— Халтура! Кладка кривая, да и цемент не ахти.
— Виноват, — саркастически произнес Мадж, — поговорим Об архитектуре.
— Архитектура, Мадж, наука полезная, и не спеши от нее отмахиваться. Поняв, как сложено здание, можно его разобрать.
— Ты прав, шеф. Сейчас ты разыщешь слабый камешек, выковырнешь его, и нам на головы свалится весь клепаный городишко. Вот тут-то мы и освободимся. Раз и навсегда. — Он уполз в угол. — В этой выгребной яме даже параши нет. Надеюсь, нас скоро прикончат и не будут морить в этой вонище до скончания века. — Мадж вернулся к решетке, ухватился за прутья и заорал тюремщику: — Эй, вертухай, подтащи-ка сюда толстую задницу!
Дикобраз неторопливо встал со стула и приблизился к камере. Возле решетки он развернулся, и Мадж торопливо отпрянул от ощетиненных двухфутовых игл.
— Весьма обяжешь, если будешь обращаться ко мне чуточку повежливее.
— О чем разговор, шеф. Не бери в голову. Ты тока войди в мое положение. Думаешь, приятно тута куковать?
— Ничего я не думаю, — ответил надзиратель. — Я делаю свое дело, а потом возвращаюсь домой, к семье. Нет, не могу я войти в твое положение.
— Извини, — обратился к нему Джон-Том, — ты случайно не знаешь, сколько нас здесь продержат?
— Увы.
«Заторможен. Дикобразы тугодумы, и этот не исключение. Но тугодум — вовсе не обязательно идиот»,— предостерег себя Джон-Том.
— У нас отобрали имущество, — сообщил он. — Ты не слыхал, что с ним сделали?
Дикобраз лениво указал вверх.
— Там оно, в караулке. Когда хозяин велит доставить вас к нему, вместе с вами отправят и барахло.
— Ты не в курсе, что нас ожидает?
Дикобраз отрицательно покачал головой.
— Понятия не имею. Да меня это и не касается. Я делаю свое дело, а в чужие не суюсь, вот так-то.
Мадж, тотчас угадавший намерения спутника, печально произнес:
— Прежде чем бросить сюда, нас обчистили. Интересно, кореш, они нашли кошелек с бабками?
— Кошелек с золотом? — Видимо, дикобраз был не настолько заторможен. Впервые его полуопущенные веки распахнулись, но тут же глаза сощурились вновь.
— Обдурить меня хочешь? Ченельска ни за что не оставит золото там, где его могут украсть другие.
— Да, но вдруг он не подозревает о его существовании? — вкрадчиво спросил Мадж. — Чувак, нам просто не хочется, чтобы он наложил на него лапу. Если думаешь, что мы врем, то пойди погляди сам. Чего проще? Ключи у тебя. Вряд ли в твое отсутствие мы успеем выкопать подземный ход и сделать ноги.
— И то правда. — Тюремщик двинулся к лестнице. — Не вздумайте шутки шутить! Решетка вам не по зубам, да и помочь вам тут никто не возьмется.
— Ой, да куда мы денемся! — замахал лапами Мадж.
— Между прочим, — небрежно произнес Джон-Том, — раз уж ты будешь наверху, может, окажешь пустяковую услугу? Здесь ужасно сыро и темно. Немножко музыки нам не помешает, да и тебе тоже. Когда день-деньской вкалываешь в подземелье, недолго и депрессию нажить.
— Да что ты, какая там депрессия, — отозвался дикобраз, шагая по ступенькам. — Наоборот, я люблю, когда сыро, темно и тихо. Но все-таки хотелось бы послушать твою музыку. Ченельска сказал, что ты чаропевец.
Джон-Том упал духом.
— Вообще-то нет. Я только учусь. Даже еще не совсем понимаю, что такое чаропение. Мне просто охота помузицировать. Для души.
— Оно, может, так и есть, да только ни к чему рисковать.
— Погоди! — отчаянно воззвал Джон-Том. — Ну, подумай сам. Раз ты слыхал про чаропевцев, то наверняка знаешь, что без своих инструментов они колдовать не способны.
— Верно, слыхал. — Дикобраз с подозрением поглядел на него.
— Ну, а как насчет такой идеи: ты приносишь дуару, мои инструмент', но даешь его только после того, как сковываешь мне руки, чтобы я не смог убрать их за решетку? И если мое пение вдруг покажется опасным, ты всегда успеешь выбить дуару из моих рук. Что скажешь?
Надзиратель поломал голову над непривычной проблемой. Джон-Том и Мадж ждали, затаив дыхание и радуясь тому, что их окружает сумрак. Он помогал скрывать возбуждение.
— Пожалуй, тут и впрямь никакого риска, — проговорил наконец тюремщик. — Сказать по правде, мне любопытно послушать. Ладно, пойду проверю, на месте ли твой инструмент, да и кошелек с золотом.
— Ты не пожалеешь, — крикнул Джон-Том вслед дикобразу. Как только он исчез из виду, Мадж взволнованно посмотрел на друга.
— Приятель, неужто ты и впрямь сумеешь что-то сделать!
— Не знаю. Придется попробовать. Черта с два он отдаст дуару, не подстраховавшись. И я понятия не имею, что бы такое спеть, чтобы выбраться отсюда, пока он не спохватится и не отберет дуару. Не знаю, и все тут. В моем мире у меня была точно такая же проблема.
— Чувак, ты уж напряги мозги, не то число миров, которым тебя очень недостает, удвоится. Я не представляю, зачем мы понадобились Цанкресте, но навряд ли он будет церемониться с двумя слугами ненавистной черепахи.
— Мы не слуги. Во всяком случае, ты.
— Ага, поди объясни это Ченельске. Нет, кореш, на мне, как и на тебе, чертово клеймо, и тут ничего не попишешь. Поэтому давай найди что-нибудь эффективное и быстродействующее.
— Ну, не знаю... — Джон-Том уже копался в памяти. — Ведь я, кроме тяжелого металла, всерьез ничем не занимался...
Мадж указал на стены.
— По мне, так это в самый раз.
— Не совсем, — раздраженно возразил Джон-Том. — Это название течения в популярной музыке. Да ты уже слышал мое исполнение.
— Ага, и не буду врать, что понял хоть слово.
— Значит, у тебя есть кое-что общее с моими родителями.
Раздавшиеся на лестнице шаги мгновенно заставили их умолкнуть.
— Парень, ты уж постарайся, а?
— Стараюсь. — Джон-Том просунул руки между прутьями и замер в ожидании. При виде целой и невредимой дуары, свисающей с лапы тюремщика, его дух подскочил до небес.
— Золота не было, — уныло сообщил дикобраз.
— Какая жалость! — прерывисто вздохнул Мадж. — Впрочем, чего еще можно было ожидать от такого прохвоста, как Ченельска. Но ведь проверить было невредно, а?
— Пожалуй. Ну, что ж. — Дикобраз подошел ближе, протянул инструмент Джон-Тому, но в последний момент заколебался. — И все-таки не знаю...
— Да чего там, не бойся! — На лице Джон-Тома замерзла широкая улыбка. — Ну, скажи, что плохого, если я маленько побренчу? Согласись, не всякому выпадает шанс послушать начинающего чаропевца, который играет просто так, ради удовольствия.
— Как раз это меня и тревожит. — Тюремщик отошел назад и порылся в деревянном сундуке. Вскоре он вернулся, чтобы затянуть на запястьях Джон-Тома наручники из толстой кожи, соединенные между собой цепью. Еще, к великому огорчению юноши, он привязал к грифу дуары крепкую веревку.
— Вот так-то лучше, — с явным удовлетворением произнес дикобраз и отдал инструмент. Джон-Томовы пальцы благодарно легли на привычную деревянную поверхность и легонько провели по двойному набору струн.
Надзиратель расположился на стуле и крепко сжал в кулаке конец веревки.
— Ну вот, если вздумаешь шутки шутить, мне даже к решетке бежать не придется. Достаточно будет дернуть за веревочку. — Он слегка потянул на пробу, и Джон-Том едва не выпустил дуару из рук.
— Эй , дай чуток слабины! — взмолился он. — А то я не смогу играть.
— Ладно. — Тюремщик опустил лапу. — Но если мне покажется, что ты пытаешься меня провести, сразу отберу эту штуковину и разобью об пол.
— Не волнуйся, я ничего такого не сделаю. Правда, Мадж?
— Конечно, кореш. Ты ж обещался этому благородному созданию. — Выдр уселся, приняв насмешливо-скептический вид. — Сбацай-ка нам колыбельную, Джон-Том. Что-нибудь легонькое, успокаивающее. Чтоб мы, бедолаги, позабыли и свои, и миро