вые проблемы.
— Ага, — присоединился к его просьбе дикобраз, — сыграй что-нибудь в этом роде.
Джон-Том терялся в сомнениях. Наверное, для начала лучше всего исполнить одну-две безобидные песенки, чтобы усыпить опасения этого педика. Но вся беда была в том, что он, увлекаясь главным образом хард-роком, выучил не больше легких мелодий, чем оперных арий. Вряд ли стоило лезть в репертуар Оззи Осбор-на, да и «Кисс» тут мало чем мог помочь. Подумав о песне «Грязные дела дешевле пареной репы» группы «Эй-Си Ди-Си», он сразу сообразил, что один куплет будет стоить ему окончательного прощания с инструментом.
Он решил попытать счастья с чем-нибудь вроде «классики рока». Может, сгодятся песенки Роя Орбисона? Горло едва ли вытянет, но попробовать можно.
Казалось, это подействовало. Дикобраз лениво развалился на стуле и внимал с откровенным наслаждением, но веревку из лапы не выпускал.
Джон-Том сэгуировал в куплет, где пелось о дне, «когда ушла ты от меня», и надзиратель не пошевелился. Однако и стены темницы не раздались по сторонам, чтобы выпустить узников. Тогда обескураженный юноша заиграл «Америку» Нейла Даймонда. В камере судорожно померцало несколько призраков статуи Свободы и острова Эллиса, но их появление не вызвало у Джон-Тома ощущения безопасности.
Затем он обратил внимание на Маджа. Сидя в густой тени, выдр медленно показывал, будто подтягивает что-то к себе, а затем бросает за решетку. Джон-Том несколько секунд непонимающе смотрел на него, а затем, посреди строфы «Больше нас не проведешь», сообразил, к чему клонит его приятель.
Бечева! Бечева, которую дикобраз привязал к дуаре, чтобы в случае опасности выдернуть ее из рук Джон-Тома. Если им с Маджем удастся завладеть ею, то они смогут соорудить короткое ласco и набросить его на какое-нибудь оружие, а то и на большую связку ключей, лежащую на столе.
Но прежде необходимо каким-то образом обездвижить тюремщика. Поскольку он выглядел засыпающим, Джон-Том, насколько мог, понизил голос и спел наисладостнейшую из известных ему баллад, а следом за нею — «Звуки тишины» Саймона и Гарфункеля. Эта подборка оказалась вполне удачной и вызвала дикобразий храп. Для страховки Джон-Том добавил расслабляющую версию «Ярмарки в Скарборо».
Наконец он легонько дернул бечеву. Полусмеженные веки надзирателя тут же распахнулись, бечева натянулась.
— Не надо больше так делать, — прорычал он.
В тот миг Джон-Том не сомневался, что теперь его разлучат с дуарой, а заодно и с единственной надеждой на спасение.
— Я ничего такого не хотел! — в отчаянии вскричал он. — Просто от игры в одной позе руки заболели. Поверьте!
— Ладно уж... — Надзиратель грузно опустился на сиденье. — Смотри, не балуй. Спой-ка еще песенку. Ничего подобного до сих пор не слышал. Мне нравится.
Упав духом, Джон-Том заиграл первое, что пришло на ум, — тему из фильмов «Рокки». Возможно, свою роль сыграло разочарование, а может, накатившее безразличие... Как бы то ни было, он вдруг ощутил бегущую по телу энергию. Постарался сосредоточиться на ней и решил допеть бесполезную песню до конца — вдруг она натолкнет на что-нибудь годное.
В смрад темницы просочился слабый запах озона. Под потолком затрещало. Мадж на всякий случай отполз в дальний угол. Джон-Том подскочил — его ударило по запястьям электрическим током. Он тоже хотел удрать в глубину камеры, но кожаные наручники и цепь по ту сторону решетки сразу напомнили о себе.
«О, черт! — выругался он про себя. — Опять я перестарался и натворил что-то не то!»
Однако, что бы он ни натворил на этот раз, убежать было невозможно. Выронив дуару, он безуспешно рвал с себя «браслеты».
Инструмент брякнулся об пол и засиял, подскакивая, словно иглодержатель над диском.
Медлительный дикобраз поднялся на задние лапы и смотрел во все глаза. Бечеву он выронил, предпочтя развернуться к стойке с оружием и выбрать длинное копье, которое было незамедлительно нацелено в камеру.
И Джон-Тому стало крайне неуютно при мысли о том, что тюремщик может без труда прикончить его на месте.
— Чаропевец! Ты чего это?! А ну, перестань!
— Я ничего! — истерично выкрикнул Джон-Том, молясь в душе, чтобы его страх — вполне настоящий — не показался дикобразу фальшивым. — Развяжи мне руки!
Тюремщик не отозвался на просьбу, ошалело глядя, как по камере медленно кружат жгутики флюоресцирующего газа и сгущаются в подобие столба.
— Не ври! Это волшебство! Волшебство!
— Болван, я сам знаю, что волшебство. Освободи меня! — кричал Джон-Том, безрезультатно дергаясь у решетки.
Тюремщик сохранял безопасную дистанцию.
— Чаропевец, меня предупреждали насчет тебя! А ну, прекрати сейчас же! — Он прижался колючей спиной к стене и пополз вдоль нее к решетке. Откуда мог дотянуться до узника копьем, чей наконечник выглядел исключительно острым.
— Не могу я прекратить. Не знаю, что тут происходит. Не понимаю!
— Не верю! — Надзиратель сорвался на визг и с самыми серьезными намерениями ткнул копьем.
Внезапно в газовом облаке раздалось звонкое «баммм!». Светящийся столб рассеялся, на его месте, в центре тюремной камеры, стояло здоровенное, по меньшей мере семи футов ростом, существо. Оно сутулилось, чтобы не упираться макушкой в потолок.
Мадж трусливо отскочил к стене. Джон-Том торопливо вспоминал последнюю песню, спетую без души, но эффектом превзошедшую всех своих эмоционально насыщенных предшественниц. Тему из фильма «Рокки». Как же она называется?
Ах да, «Глаз тигра»!
Глава 4
Вообще-то их было два, и они с изумлением глядели по сторонам. Никогда еще Джон-Том не видал белого тигра, да к тому же в боевых доспехах и стоящего на задних лапах. Полосы из кожи и меди, образуя подобие юбки, прикрывали его тело от талии до колен. Поножи и наплечники держались на кожаной шнуровке и защищали конечности только сзади. На голове поблескивал роскошный медный шлем со стрелкой, украшенной тонкой резьбой. Из прорезей в шлеме торчали уши.
Огромная мохнатая голова поворачивалась, с неудовольствием разглядывая тюрьму и ее обитателей. Прядая белыми ушами с черными кончиками, четверть тонны тигрятины пыталась разобраться в обстановке. Внезапно лапы опустились к ножнам, и мгновение спустя каждая держала по пятифутовому мечу с бритвенно острым лезвием и зазубренным острием.
— Клянусь всеми девятью кошачьими демонами, я ничего не понимаю! Что тут пхоисходит? Клянусь, я сейчас же получу ответ, или кому-то чехтовски не поздоховится! — Узкие желтые глаза впились в прутья решетки. Тигр шагнул вперед и опустил взгляд на дрожащего дикобраза.
— Эй, ты, что это за конуха? Почему я взапехти? Или ты немедленно ответишь, или я сделаю ожехелье из твоих позвонков.
— С-с-с-т-т-ража! — Вместо крика из пасти дикобраза вырвался сбивчивый шепот. Сообразив, что зов унесся не слишком далеко, он повысил голос: — На помощь!
— Хватит чихикать! Лучше отвечай.
Самка, решил Джон-Том. Голос громовой, но, несомненно, женский. Да и в заклинании подразумевалась тигрица.
Она повернулась и увидела Маджа.
— Эй ты! Почему он не желает со мной говохить?
— Ты ко мне обращаешься, милашка? — неохотно отозвался выдр.
Тигрица наклонилась, положила меч, а затем легко оторвала выдра от пола. Ее когти, выпущенные не целиком, по длине почти не уступали пальцам Маджа.
— А то к кому же, а, мочалка-недомехок?
— Извини, красотка. Я и предположить не мог такой великой чести.
— Караул! — До дикобраза вдруг дошло, что там, где не помогает голос, следует использовать лапы. С поразительной быстротой он взлетел по лестнице. — Караул, помогите!
— Эй, ты! — Тигрица выронила Маджа, и тот предусмотрительно отбежал к стене. — А ну, вехнись! Слышишь?
— Он решил, что вы опасны.
— А это еще кто? — Только теперь она обратила внимание на Джон-Тома.
— Я говорю, что он вас испугался. Поскольку вы здесь, с нами.
— Однако ты ужасно велик для человека.
— А вы ужасно велики для современной девушки. — Джон-Том все еще сражался с наручниками.
— Что это за помойка? — Она медленно повернулась, чтобы повнимательнее осмотреть темницу. Очевидно, тигрица нисколько не боялась — только сердилась.
— Подземная тюрьма в городе Гнилые Горшки.
— Ни хазу не слыхала, — сказала амазонка из семейства кошачьих. — Тюхьма, говохишь? Это я и сама вижу, кхасавчик. — Она заметила его путы. — А почему на тебе нахучники?
— Я — чаропевец, — объяснил он. — Решил немножко помузицировать и, похоже, ненароком затащил сюда вас.
— Так вот оно что! — Джон-Том напрягся, чтобы выдержать взгляд пылающих желтых глаз. Она отступила на шаг и приподняла оба меча. — Так чего же ты ждешь? Отпхавляй меня обхатно.
Он поежился, прижимаясь к решетке.
— Я... гм... Боюсь, мне это не по силам. Ведь я не знаю, как действует мое волшебство. Может, потом попробую. Но без дуары все равно ничего не выйдет. — Он показал на инструмент. — Да и не смогу я играть со связанными руками.
— Да, это вполне очевидно. У меня, да будет тебе известно, глаза есть.
— И очень красивые.
— Ха! — Тигрица чуточку смягчилась. — Чахопевец, говохишь? Если судить по манехам, ты больше смахиваешь на солиситоха.
Не ведая, какого она мнения о солиситорах, Джон-Том не стал упоминать о своем юридическом прошлом. Один из мечей вдруг взметнулся и рубанул воздух. Мадж не то ойкнул, не то взвизгнул, а Джон-Том зажмурился. Но клинок прошел точно между прутьями и разрубил цепочку наручников. Два быстрых поворота когтистой лапы — и руки его на свободе.
Потирая затекшие предплечья, он сказал:
— И все-таки без дуары мне не обойтись.
Сверху донесся шум, и юноша поспешил представить себя и друга:
— Я — Джон-Том Меривезер, а это — Мадж. — Он вспомнил песенку, спетую перед «Глазом тигра». — А тебя, должно быть, зовут Шалфей, Тимьян или Розмарин. — Отчего-то имя Скарборо не казалось ему подходящим.