Он подумал, что мог бы отпугнуть нападающих небольшим волшебством, и выругал себя за то, что не подумал об этом сразу. Но теперь было уже не до песен; нападавшие не давали ему возможности даже перекинуть дуару на живот.
Трое из них без всякого успеха пытались пробить оборону Джон-Тома. Он отгонял их своей дубинкой. Скользнув под посох, один из них замахнулся булавой. Джон-Том, как его учили, нажал на середину посоха и описал концом его короткую дугу. Подпружиненный наконечник черканул по бедрам личности с булавой. Ухватившись за ноги, человек взвыл и рухнул.
Вдруг в глазах Джон-Тома потемнело — он получил удар сзади и снизу. Лихорадочно отмахнулся посохом и повернулся. Удар посоха пришелся по чему-то мягкому, податливому.
Тут зрение его, да и чувства вообще охватил какой-то туман. А потом все смешалось, в том числе и звуки борьбы. Мысли ползли, как сквозь желе. Джон-Том еще слышал крики и визг, но шум схватки уже успел отодвинуться далеко.
Тонкий голосишко Талей все еще выкрикивал оскорбления, подначивал и ругался Мадж. Флор извергала боевые кличи на занимательной смеси английского и испанского. Последним, что он увидел из-под этого темного покрывала, было звездное небо с редкими дождевыми облаками, голубой серпик месяца меж острых крыш, поднимавшихся к небу сложенными ладонями. Он понадеялся, что молятся они за него.
А потом все исчезло вместе с остатками сознания...
Глава 20
Сперва он подумал, что в голову каким-то путем пробралась муха, забилась под череп и пытается выбраться. А потом понял, что жужжание доносится откуда-то снаружи, и попытался определить расположение источника.
На грубо сколоченном деревянном столе горела масляная лампа. Кто-то невидимый проговорил:
— Он очнулся!
Немедленно затопали многочисленные ноги. Джон-Том с трудом сел. Сила тяжести или что-то другое тянуло затылок книзу. Он сморщился от боли, которая словно бы стекала к основанию шеи и ниже — по позвоночнику.
Джон-Том обнаружил, что сидит на топчане. Тусклые лампы освещали знакомые очертания посоха и дуары, прислоненных к дальней стене.
Пожитки его охраняли двое людей из тех, что дрались с ним. У одного лоб и ухо закрывала повязка. Глаз другого затянула пурпурная опухоль, рот также обнаруживал следы удара.
Обычно человек крайне миролюбивый, Джон-Том испытал абсолютно несвойственное ему, но тем не менее неподдельное удовольствие при виде повреждений, причиненных им с друзьями нападавшей шайке. Он уже решил было броситься к дубинке, когда слева открылась дверь и внутрь вошло с полдюжины человек.
Наклонившись вперед, юноша, к собственному разочарованию, ничего не увидел за дверью — только неярко освещенный коридор. Впрочем, издали слышался разговор.
Новоприбывшие расположились в комнате, трое — перед дверью. Зажгли новые лампы. На лицах пленивших Джон-Тома написана была решимость. Другое трио уселось за стол. Принесли грубой работы кубки, пару блюд, на которых дымились груды мяса и какого-то вареного корнеплода, родственного картофелю. Пленник и похитители с интересом разглядывали друг друга.
А потом один из трех сидевших обратился к нему, и Джон-Том узнал блондина, распоряжавшегося на улице.
— Ты голоден? — Джон-Том покачал головой. — Пить хочешь? — Отрицательному движению на этот раз сопутствовали улыбка и непристойный жест. Джон-Том мыслил сейчас не как будущий адвокат. Голова его кружилась, и он был, пожалуй, чуточку не в себе.
Его жесты и молчание ни в коей мере не расстроили допрашивающего. Тот пожал плечами и проговорил:
— Бери. Смотри, как надо.
Взяв псевдокартофелину, он помазал ее сверху какой-то прозрачной глазурью, зачерпнув ложкой из небольшого горшочка. Откусил и шумно зачавкал. По подбородку на грудь потек жир.
Прикончив с половину клубня, он вновь поглядел на Джон-Тома и без стеснения спросил:
— Голова не болит?
— Сам знаешь, черт, как болит, — отверз уста Джон-Том, чувствуя вздувающуюся на затылке шишку.
— Нам жаль, что так получилось. — К удивлению Джон-Тома, голос человека звучал вполне искренне. — Но ты не пошел бы к нам по собственной воле, а времени на переговоры уже не оставалось. Вот-вот мог нагрянуть патруль.
— Ну а ты сам-то пошел бы с дюжиной головорезов, преградивших тебе путь на незнакомой улице?
Блондин сухо улыбнулся.
— Наверно, нет. Согласен, особого такта мы не проявили. Но ты должен был пойти с нами, тебя следовало отделить от животных.
При этих словах Джон-Том беспокойно оглядел комнату. Вопросов не осталось — он был единственным пленником.
— А где остальные? Где мои друзья?
— Там, где мы их оставили, — в переулках Вольной Четверти. Нет, их не увечили, — добавил он, заметив, что Джон-Том готов подняться с топчана. — Наши в худшем состоянии. Мы просто увели тебя в сторону от свалки, когда удалось тебя усыпить.
— Почему именно меня? — Джон-Том припал спиной к каменной стенке. — Что во мне такого особенного?
Крепкий главарь в упор поглядел на него.
— Говорят, что ты — волшебник, чаропевец из другого мира. — Он казался скептически настроенным и одновременно стремился поделиться своими сомнениями.
— Да... да, совершенно верно. — Джон-Том потянулся и пошевелил пальцами. — Если вы через десять секунд не выпустите меня отсюда, придется всех превратить в грибы.
Главарь покачал головой, поглядел на пол и, подняв глаза, улыбнулся Джон-Тому. Сложив руки перед собой, он заявил:
Чаропевцу для колдовства нужен музыкальный инструмент. — И он кивнул в сторону бдительно охраняемой дуары. — Не грози попусту. Я слыхал, что ты сумел заставить покориться речного дракона... Совместно с признанием этот факт в достаточной мере рекомендует тебя.
— А откуда тебе известно, что именно я заставил дракона покориться? Может быть, скажешь еще, что я просто пытаюсь тебя запугать? Маг-черепаха Клотагорб ждет нас в казарме, а он куда более могущественный чародей, чем я. Может быть, это он повелевает драконом и как раз в это время произносит жуткое заклинание, чтобы все вы растворились, как кусок рафинада.
— Мы знаем о твердопанцирном бездельнике, который сопутствует тебе. Известно нам и то, что он в настоящий момент обсуждает с огромным драконом всякую чушь в казармах у пристани. Мы узнали об этом не с помощью магии, а воспользовавшись целой сетью организованных и преданных наблюдателей и шпионов. — Последовала еще одна улыбка. — Иногда от нее больше прока, чем от магии.
Сеть, подумал Джон-Том. Зачем этот разговор об осведомителях? Что-то в этой комнате — может быть, позы людей, может быть, примененное ими оружие, лишающее сознания, но не жизни, — говорило, что перед ним не дешевые налетчики.
— На кого же вы шпионите? Или вы не жители города... Графства Поластринду?
— От рождения, — согласился мужчина, по комнате пробежал согласный ропот, — но не по склонности или верованиям.
— Ты меня разочаровываешь.
— Мы не хотим этого, — сказал человек, расцепив руки. — Мы хотим, чтобы ты примкнул к нам.
— Примкнул? К вам? Зачем? У меня нет времени ни для чего. Мы и так заняты чрезвычайно важным делом для всего вашего мира; И юноша начал цитировать предупреждения Клотагорба о грядущих бедствиях.
— Броненосный народ подготовил самое жуткое вторжение в эти края за всю историю, и мы...
— Мы знаем об этом, — неторопливо перебил его один из охранников.
Джон-Том, открыв рот, глядел на женщину, сказавшую эти слова. Она была из числа тех троих, что перекрывали выход.
— Как, вы знаете? — Остальные согласно закивали.
— Но я думал... Клотагорб говорил, что, кроме него, никто не может знать. А как вы узнали?
— Терпение, — осадил его блондин. — Все в свое время. Ты интересовался, граждане ли мы этого города и почему нуждаемся в тебе. Да, мы граждане его, но не только. Мы представляем и нечто высшее. А что касается того, к кому тебе предлагают примкнуть, повторяю — к нам. Мы хотим, чтобы ты присоединился к нам.
— Какого черта, что значит «к нам»? Это какая-нибудь политическая организация?
Человек покачал головой.
— Не совсем. К нам — значит к людям. — Он говорил терпеливо, словно обращаясь к ребенку.
— Я все же не понимаю тебя.
Говоривший взволнованно оглядел своих компаньонов и вновь обернулся к Джон-Тому.
— Слушай меня внимательно, чаропевец. Унизив себя, человечество десятки тысячелетий обречено было сосуществовать с животными, словно с ровней. С ордами вонючих грязных мохнатых тварей, низших созданий. — Слова эти явно не относились к собственной густой сальной шевелюре. — С этими скотами, ничуть не возвышающимися над крысами и мышами, которых они охотно унижают.
Джон-Том не отвечал. Человек уже почти молил.
— Но ты ведь, конечно, ощущал уже несправедливость, неестественность подобной ситуации? — Он заходил перед Джон-Томом, время от времени тыкая в его сторону сжатым кулаком.
— Мы ведь лучше животных, разве не так? Конечно, природа предназначала нас для высшей роли, однако какие-то сверхъестественные силы и обстоятельства помешали нам воспользоваться дарованными от рождения правами. Наступает время перемен. Скоро человечество унас'ледует этот мир, как и было намечено природой.
— Так ты объявишь остальным расовую войну? — медленно проговорил Джон-Том.
— Нет! — Коренастый главарь повернулся к нему. — Это будет война за право человечества занимать ведущую позицию, возглавляя всю цивилизацию. — Он склонился пониже, пытливо глядя в лицо Джон-Тому. — Скажи мне тогда, чаропевец: в твоем мире люди тоже равны животным?
Боже! Мысли Джон-Тома в панике заметались. Что сказать? Насколько они проницательны? Или они способны обнаружить ложь — с помощью магии или других средств? А если докопаются до истины, то способны ли воспользоваться ею для подтверждения своих собственных подлых претензий?
Но почему они подлые? Тебе ненавистны слова этого человека. Джон-Том, или мысль о том, что ты способен с ним согласиться?