Перед глазами Джон-Тома возникла шипастая булава, ее дер-ясал человек, обильно залитый кровью из раны на шее... Глаза его горели безумным огнем.
— Умри же тогда, чужестранец.
Закрыв глаза, Джон-Том приготовился встретить смерть... и принял удар, пришедшийся, однако, в правое плечо, а не в лоб. Открыв глаза, он обнаружил, что грозивший булавой рухнул у ног его и, умирая, растянулся на полу.
Над трупом стояла Талея... В каждой руке по ножу, одежда забрызгана кровью. Она глядела назад. В дальнем углу комнаты оказалась еще одна дверь, и уцелевшие похитители отступали через запасной выход. Ханниуза нигде не было видно.
Рыжая девица тяжело дышала, грудь ее вздымалась под блузой. Она озиралась, поводя одичалыми глазами. Когда взгляд ее обратился к скособочившемуся Джон-Тому, в них проступила озабоченность. Моргая, он держался за плечо.
— Все в порядке. Но успели вовремя. Спасибо. — Он поглядел вокруг. — Пог? Это тебя я должен благодарить?
— Факт. Иногда быть трусом полезнее. Когда я увидел, чдо основная-до свалка крутится вокруг дебя, до сразу понял, чдо они за добой увязались. И я назначил себя в резерв, чдобы помочь дебе или привести помощь.
— Ах ты, вероломный ханжа, — завопил с другого конца комнаты Мадж. — Клянусь, ты и не выбирался из своего резерва!
Последние похитители Джон-Тома уже пали или бежали, и выдр направился к столу, вытирая кровь, сочащуюся из пореза на груди.
— Погубил мне лучший жилет, надо же! В целых тридцать медяков обошелся... В Линчбени. — Ухмыльнувшись Джон-Тому, он прибавил: — Ничего, кореш, не расстраивайся, главное, что с тобой нормалек.
— Не загибай, твой жилет куда в лучшем виде, чем мое плечо. Джон-Том сел с помощью Талей. Она без церемоний ощупала рану, и молодой человек взвыл.
— Не веди себя как щенок. Кости целы, но, ручаюсь, такой синячище не пройдет и за несколько недель.
Обтерев нож о брюки, она показала на железную решетку над головой Джон-Тома. Он подошел — с того места, где он сидел, решетки не было видно.
— Можно заползти. Мы послушали, как ты разговаривал с этой шайкой, прежде чем стали их разгонять. — Она с интересом поглядела на молодого человека. — И о чем же вы говорили?
— Да ни о чем. — Джон-Том отвернулся. — Они хотели, чтобы я примкнул к ним.
— Ха! В чем это?
— Так, бандитские делишки, — не без легкого стыда пробормотал он.
— И что же это они предлагали?
Джон-Том гневно поглядел на Талею.
— Не о чем было и думать! — Он надеялся, что изображает негодование достаточно убедительно. — За кого ты меня принимаешь?
Она молча поглядела на него, потом ответила:
— За растерянного, упрямого, наивного, одаренного и, я надеюсь, разумного человека.
С этими словами она оставила юношу, чтобы помочь Флор, проверявшей, не осталось ли раненых у задней двери.
За спиной Джон-Тома Каз освобождал его руки от пут.
— Неловко вышло, друг мой.
— Врешь, длинные уши, чего там неловко — кроваво! — Теперь, после победы, Мадж вернулся к прежнему тону. — Тока я оказался в этой комнате, глянь, а он уж булавой замахивается, ну, думаю, на секунду, да опоздали. Хорошо еще, что рыжая руками крутит не хуже, чем попой. — И он быстренько огляделся, чтобы проверить, не слышала ли его Талея.
— Мадж, со мной все в порядке. — Веревки ослабли. Кровь возвращалась в кисти. Потирая их, юноша поднялся, возвышаясь над спасителями.
Мадж, Каз, Пог. Какие они «животные»? — подумал Джон-Том. Человеческого в них куда больше, чем в этих так называемых людях, которые его пленили. Мысль о том, что он мог их предать ради Броненосного народа, теперь причиняла ему почти физическую боль, и все мысли о власти и могуществе сами собой исчезли из головы. Не то чтобы он понял, что не в состоянии был их добиться, и не потому, что они были морально неприемлемы, — просто Джон-Том всегда умел поступать по справедливости.
«Какой из меня адвокат, — подумал он, — все дела проиграю. Но если я не могу противиться искушению власти и могущества... Черт, но ведь это всего лишь по-человечески.
Придется постараться, — сказал он себе, — быть может, я сумею избавиться от этих мыслей».
— У них тут был лазутчик от насекомых, — проговорил Джон-Том. — Они пытаются найти союзников среди местных жителей. Придется известить власти.
— Ей-ей, придется, приятель, — проговорил недоумевающий Мадж. — Подумать только, неужели эти пакостные жуки шныряют повсюду?
— Но как он сумел сюда проникнуть? — удивился Каз.
Выглядел-то он человеком. Как и все остальные, — заметил Джон-Том. — Клотагорб знает, наверное, как это делается. . Из потайной двери появились Талея и Флор. Ни того, о ком говорил Джон-Том, ни этой сволочи...
Они с опаской двинулись к главной двери. Джон-Том собрал пожитки. Здорово это было — вновь ощутить руками гладкую поверхность дуары, почувствовать тяжесть посоха. Спутники для защити кольцом окружили его. Мадж выглянул на лестницу, она была пуста.
Потом они припустили по коридору к улице. Джон-Том и Флор перепрыгивали через две ступеньки. Мадж и Талея первыми выскочили в ночной туман, она поглядела налево, он направо.
— Никого, — позвала Талея. И все вышли на мостовую.
Друзья направились обратно. Отыскивая глазами в окнах натянутые луки, они торопливо шли меж темных строений. Пог облетал переулки, разыскивая засады. Однако никто не препятствовал им.
Джон-Том споткнулся, плечо обожгло болью. Талея была рядом — несмотря на его неоднократные заверения, что все в порядка
— Вот это банда, — проговорила она, внимательно вглядываясь в темноту. — А ты хорошо подумал, может, лучше примкнуть к ним? С помощью Броненосного народа они преуспеют.
—Зачем так глупить? — обрезал он. — Терпеть не могу насекомых.
— Тебе они ничего не сделали и твоему народу тоже. Мог бы помочь им, а не нам.
Сколько же она слышала из-за своей решетки, подумал Джон-Том. А потом понял, что девушка нервничает, а не сердится. Непривычная ранимость странной теплотой согревала его душу. ' — Они мне несимпатичны, — спокойно ответил он. — Радости Ханниуза не для меня. Кроме того, ты мне нравишься. И Каз, и МаДж, и все остальные.
— Только-то?
— Только, Талея.
Казалось, она хотела что-то добавить, но вместо этого прибавила шагу.
— Лучше пойдем побыстрее. — Девушка заспешила вперед, и даже длинноногому чаропевцу пришлось поторопиться, чтобы угнаться за ней.
На них вдруг спикировал взволнованный Пог.
— Джон-Том, Джон-Том! Впереди неладно!
— Что? Что там творится, Пог?
— Суета и суматоха, босс. Народ валит, словно за ним сам Кагануф гонится. Долько я еще не вижу причины.
Они обогнули угол, и их едва не затоптали. По широкой улице толпой валили горожане, толкаясь и задевая путешественников.
Взволнованные еноты несли на руках младенцев с черными полосками шерсти поперек глаз, истерически мотались беличьи хвосты, муравьеды в ночных рубашках сталкивались с встревоженными обезьянами. Все вопили, визжали, кричали, в явной панике спасаясь от чего-то предельно ужасного.
— Что случилось, в чем дело? — спросила Талея у одного из беглецов.
Пожилая рысь в гневе замахнулась на девушку тростью.
— Прочь с дороги, женщина. Он взбесился. Он убьет всех. Пусти меня!
— Кто взбесился? Кто...
В другой лапе у кошки был увесистый кошелек, отягощенный, пожалуй, золотым запасом всего семейства. Она ударила им Талею по руке и вырвалась.
В толпе попадались и люди в ночной одежде и спальных колпаках. Своим ровным шагом они легко обгоняли коротконогих соседей, но были испуганы в не меньшей степени. Опередить людей способны были только редкие здесь крупные кенгуру и валлаби.
— Фаламеезар! Конечно, он, — с тревогой выпалил Джон-Том, — что-то стряслось в казарме.
— Тогда, может быть, лучше кому-то из нас подождать здесь? Вот мы с Погом могли бы задержаться на случай, если...
— Долько не я! — выкрикнул мыш. — Мой Мастер в беде. Я должен помочь ему.
— С чего это вдруг такая преданность, Пог? — Джон-Том не удержался и сказал это вслух.
— Не ему, а собственной заднице, — возмутился Пог. — У меня контракт с эдой двердой коровьей лепешкой, а чдо будед, если сдарого хрена раздавид раскаленная ящерица? — И он высоко взлетел над улицей, уклоняясь от несущихся навстречу взволнованных птиц и летучих мышей.
Начинало казаться, что до казармы они уже не доберутся. Однако толпы беженцев начали редеть. Наконец они исчезли вовсе.
Ночное небо впереди багровело, но не от восходящей луны. Обогнув еще один угол, они оказались на просторной площади перед казармой. Массивное сооружение пылало. Оранжевые языки вздымались к небу и от нескольких ближних строений. Однако пожар еще не дотянулся до обступивших площадь жилых домов. Городская стена была сложена из камня, и огонь не грозил ей; впрочем, сложенные возле нее тенты, знамена и прочие горючие вещи давно были охвачены пламенем и уже превращались в черный пепел, исчезавший в темном ночном небе.
Около ворот пристани кучками сгрудились встревоженные животные. Некоторые были облачены в полную форму, на других же красовались лишь отдельные предметы обмундирования. Позади стояло несколько больших трехосных фургонов, к которым подсоединены были ручные насосы. По тревоге поднятые солдаты сжимали в руках топоры и копья, тем временем кучера отчаянными усилиями сдерживали каркавших и шипевших от страха ящериц, впряженных в фургоны.
От каждого из них в приоткрытые ворота бурыми змеями тянулись шланги, вне сомнения, погруженные в реку. Было понятно, что пожарная команда Поластринду способна управиться с пожаром, но не с иссиня-пурпурньгм бегемотом, что возился сейчас где-то за стеной огня, охватившего казарму.
— Клотагорб! Где Клотагорб? — завопил Пог, едва маленький отряд вышел на ведущую к воротам брусчатку.
Начальник одной из пожарных команд непонимающим взглядом поглядел на мыша и ответил не сразу.
— Ты про чародея-черепаху? — И без энтузиазма махнул влево. И вновь обратил свой взгляд к фронту пламени, явно пытаясь решить, стоит ли рисковать, приступив к тушению пожара, и тем самым привлечь к себе внимание дракона.