Небольшой палочкой из черного дерева, инкрустированной серебром и аметистами, чародей помешивал смесь, непрерывно бормоча под нос.
Паста внутри тигля обрела консистенцию густого супа и засветилась глубоким изумрудным светом. На поверхности ее взрывались пузыри, отражавшиеся в округлившихся глазах Джон-Тома. Теперь смесь припахивала корицей, а не болотным газом.
Обмакнув палочку в жижу, волшебник попробовал ее на вкус. Удовлетворившись, он взял палочку за оба конца и начал поводить ею над шипящей гущей. Искры на поверхности стали вспыхивать сильнее и чаще.
Клетки-бактерии,
Красные — в мышцы, синие — в кровь.
Резинация, агглютинация, конфронтация,
Высшая связь.
Нервам — пироксин, заразе — пенициллин.
Осы боли, растворяйтесь, ткани рваные, склеивайтесь.
Джон-Том слушал в полном смятении. Ни тебе гортанных фраз, ни хвоста тритона, глаза летучей мыши, крови паука, бычьих рогов... Конечно, неизвестно, из чего на самом деле состоят жидкость и порошки, которыми пользуется волшебник. В ворожбе прозвучали слова — пироксин, пенициллин, агглютинация — подобной чушью, выписывая рецепт, любят ублажать себя доктора.
Как только голос волшебника смолк, Джон-Том поинтересовался этим и получил ответ.
— Это волшебные слова, мой мальчик.
— Но ведь они обозначают нечто... Реальные вещи, я хочу сказать.
— Конечно же. — Клотагорб глядел на Джон-Тома так, словно его вдруг обеспокоило состояние рассудка юноши. — Что может быть реальнее основ магии? — Он кивнул в сторону часов. — Я сразу не распознал, что у тебя устройство для измерения времени, и не сомневаюсь, что ему можно верить.
— Но часы же совершенно неволшебная вещь.
— Так ли? Объясни тогда мне, как они работают?
— Ну, они кварцевые, там текут электроны... то есть... — Джон-Том сдался. — Это не по моей специальности, но часы работают на электричестве, а не на магических формулах.
— В самом деле? Я знаю много электрических формул...
— Но чертовы часы работают на батарейках!
— А что внутри этой штуковины ты называешь батарейкой?
— Запас электроэнергии.
— А разве он не записывается какой-то формулой?
— Конечно, записывается, только эта формула математическая, а не магическая.
— Конечно, по-твоему, математика — не магия? Какой же ты после этого чародей?
— Я же как раз об этом, я... — Но Клотагорб жестом остановил Джон-Тома, предоставив тому возможность молча кипеть от раздражения против настырной и уверенной в себе черепахи.
Обдумывая слова волшебника, Джон-Том постепенно приходил во все большее смятение.
Крохотные вспышки огненными мотыльками по-прежнему перепархивали по поверхности пасты, однако цвет ее из зеленого теперь сделался желтым, она начала пульсировать. Клотагорб церемонно отложил палочку в сторону. Поднял тигель, предложил его всем четырем сторонам света, а потом нагнул и выпил содержимое.
— Пог! — Чародей отер пасту с клюва.
— Да, хозяин, — отвечал летучий мыш теперь уже угодливым тоном.
Клотагорб передал ему тигель, затем медную чашу.
— Вымой.
Приняв оба сосуда, летучий мыш, хлопая крыльями, направился к далекой кухне.
— Ну и как ты себя чувствуешь, мой мальчик? — Клотагорб с симпатией поглядел на Джон-Тома. — Получше, должно быть?
— Вы говорите, что... все, значит? — Джон-Том решился поглядеть на собственный бок. Уродливая рана исчезла, не оставив следа. Кожа была гладкой и ровной, от остального тела место ранения отличалось только отсутствием загара. До Джон-Тома дошло, что боль тоже исчезла.
Он опасливо надавил на место, откуда только что текла кровь. Ничего. И, открыв от изумления рот, юноша повернулся к чародею.
— Не надо. — Клотагорб отвернулся. — Примитивные похвалы смущают меня.
— Но как?
— Ах, это?.. Ах, мой мальчик, это заклинания исцелили тебя.
— А зачем тогда чаша со всем содержимым?
— Зачем? Просто это мой завтрак. — Волшебник ухмыльнулся, насколько это вообще можно сделать, обладая не ртом, а черепашьим клювом. — И чтобы тебя отвлечь. Некоторым пациентам становится не по себе, когда тело заживает прямо у них на глазах. Иногда это весьма неаппетитное зрелище. Итак, мне нужно было или усыпить тебя, или отвлечь. Последнее проще и безопаснее. К тому же я проголодался. А теперь, по-моему, нам пора обсудить, зачем я притянул тебя в свой мир. Видишь ли, это хлопотливое дело, даже опасное: открывать порталы между измерениями, изгибать пространство-время. Однако придется сперва запечатать эту комнату. Пожалуйста, отойди подальше.
После неожиданного выздоровления дар речи еще не вернулся к Джон-Тому, и он покорно отступил назад к книжному шкафу. Мадж присоединился к нему, как и возвратившийся Пог.
— Тигли ему мой, — ворчал мыш сквозь зубы. Тем временем
Клотагорб, взяв в руки палочку, начал помахивать ею в воздухе и бормотать под нос нечто таинственное. — И чдо я дуд видел: все ему мой, да убирай, да чисти.
— Если тебе здесь плохо, чего же остаешься? — дружелюбно осведомился Джон-Том. Он уже почти привык к жуткому обличью Пога. — Очень хочешь стать чародеем?
— Да ды чдо! К черду дакое счасдье! — Брюзгливый голос Пога сделался возбужденным. Он подлетел поближе. — Я связался со сдарой развалиной, чдобы зарабодадь на полную сохраняющуюся дрансмогрификацию, как эдод говорил. Физию хочу сменить, понял? Осдалося еще несколько лед... а подом можно и плату подребовадь.
— А какую перемену ты задумал, приятель?
Пог повернулся к выдру.
— А знаешь ду часть города, чдо в конце улицы Иноходцев? Сдарое здание, чдо надсдроено дама под сдойлами?
— Во, а тебе че там делать? Ты такими вещами не занимаешься. Да и район тот тебе не по карману. — Выдр ухмылялся в усы.
— Признаю, не спорю, — соглашался безутешный Пог. — Приядель у меня дам, он куш сорвал на гонках и однажды вечерком прихвадил меня дуда, чдобы попраздновадь. Он знаком с мадам Скорианцей, чдо держид дом для крыладых. У нее рабодаед одна девчонка, дак, ерунда, не больше, чем пденчик, соколи-ночка, другой дакой нед на сведе. Зовуд ее Улейми. Она... — припоминая подробности, Пог так и заплясал в воздухе. — Да она же само великолепие среди всех крыладых, я даких не видал. Какое изящесдво... А перышки... И еще сила какая! Мадж, я думал — помру в эксдазе! — Предавшийся воспоминаниям Пог восторженно затрепетал в воздухе.
— Дока она не заходела имедь со мной дело, если я не расплачусь как полагаедся. А сама чахнед по богадому сдарому коршуну, он законником в Комариной Роще. И со мной даже пару кругов сделадь не хочед, а сдоид эдому дипу пошевелидь перышком, сразу срываедся... На край сведа поледид, если он пожелаед.
— Тада, приятель, лучше тебе забыть о ней, — посоветовал Мадж. — Есть же другие птицы... симпатичных летучих мышек тоже хоть пруд пруди. Тама в городе есть одна летучая лиса, она меня в любое время крыльями обнимет.
— Мадж, тебе случалось любить, а?
— Конечно, случалось... Много раз.
— Дак я и думал. Значит, нечего надеяться, чдо ты сможешь понять меня.
— А я понимаю. — Джон-Том согласно кивнул. — Хочешь, чтобы Клотагорб превратил тебя в самого большого и быстрого сокола во всей округе, так?
— И чдоб клюв был самый большой, — добавил Пог. — Вот потому долько я и кручусь в этой дыре, прислуживая крылом и лапой трясущемуся старому скареду. На постоянную трансмогрификацию мне не скопить. Приходится выслуживать.
Взгляд Джон-Тома обратился к центру комнаты. Трясущийся старый скаред, чудесным образом исцеливший колотую рану в его боку, приглашал их подойти поближе. Свет в окнах быстро гас.
— Ближе, ближе, друзья! — Мадж и Джон-Том подошли к чародею. Пог уже свисал с верхней полки соседнего книжного шкафа.
— Великая беда готова обрушиться на нас, — скорбно проговорил волшебник. В Древе продолжало темнеть. — Я ощущаю это по шевелению червяков в земле, по тому, что шепчут в ветвях ветерки, когда им кажется, что их никто не слышит. Это видно в отпечатках дождевых капель, в том, как первые листья слетают с ветвей, слышно в шелесте зимних саженцев, в том, как нервно ползет на брюхе змея. Облака сталкиваются наверху, засмотревшись на то, что происходит под ними... У самой земли случаются перебои в сердце. Кризис грядет... Беда грозит нашему миру, но гнездится она не здесь, идет она из другого мира... из твоего. — И он ткнул коротким и толстым пальцем в потрясенного Джон-Тома. — Успокойся, мальчуган, твоей вины тут нет.
В Древе стало темно, как ночью. Джон-Тому уже казалось, что тьма гирей сгибает его шею, или же то ползли неведомые твари, подбираясь все ближе и ближе к покрову мрака, которым чародей укрыл свое Древо?
— Свершилось огромное злодеяние, законы магии и рассудка вывернуты наизнанку: заклинания жуткой силы протянулись из твоего мира в наш, они грозят нашей мирной земле. И моего скромного умения не хватает, чтобы определить природу этой силы и справиться с ней. Лишь великий маг — Эн'джинеер из твоего мира — способен найти ключ к угрозе. Тяжкий это, горестный труд — отпирать порталы между измерениями, однако я приступил к поиску подобной особы. Лишь один или два раза в год можно решиться на подобное — столь сильному напряжению подвергается разум. Вот почему ты ходишь сейчас среди нас, мой молодой друг.
— Но я же все время пытаюсь сказать — я не инженер.
Клотагорб казался потрясенным.
— Это невозможно. Портал мог открыться лишь для того, чтобы пропустить эн'джинеера.
— Мне действительно очень жаль. — Джон-Том беспомощно развел руками. — У меня незаконченное высшее, я учусь на юриста, но собираюсь стать музыкантом.
— Этого не может быть... Во всяком случае, я так считаю. — Клотагорб разом как-то постарел.
— А в чем же суть этого клепаного кризиса? — поинтересовался неисправимый Мадж.
— В точности я не знаю. Я уверен только в одном — причину придется искать в могучем колдовстве, вторгше