От прикосновения Сайруса мешок раскрылся, словно лопнувший бутон, являя на свет обездвиженную кошку.
– Святые небеса! – озадаченно произнес Сайрус, осторожно тыкая кошку пальцем. – Она твердая и плотная. Словно под шкурой камень. – Он перевернул ее на спину, окаменевшие лапы задрались в воздух. – Тяжелая.
– Но если это горгулья, почему ни я, ни магистр Шеннон ее не распознали?
Франческа, от волнения позабывшая о холодных потеках под мантией, обхватила себя руками, пытаясь согреть заледеневшую левую грудь. Зажатый в ладони Сайруса край мешка разделился на тонкие острые ленты, которые тут же впились в кошку.
– Ради Создателя, не надо… – Франческа отвернулась, хотя сама тысячу раз делала острым словом разрез на теле пациента.
– Она не живая, – буркнул Сайрус.
Но Франческа все равно предпочла уставиться на ближайшую лачугу, где примостилось несколько воронов. Что-то в этих птицах… Додумать мелькнувшую мысль Франческа не успела – Сайрус задумчиво присвистнул, и она проследила за его взглядом. Под счищенной на манер апельсиновой кожуры шкурой кошачьего конструкта обнаружилось ртутно-гладкое тело, отражающее отблески запущенных Франческой светляков. Когда Сайрус перевернул «кошку» на другой бок, выяснилось, что глаз у нее всего один – правый, сделанный из полированной латуни.
– Лос раздери! – выдохнула как громом пораженная догадкой Франческа.
– Что? Что такое?
Язык не поспевал за вихрем мыслей.
– Да, конечно, он ведь был такой… надменный! И все эти вопросы. Он выкачивал из меня сведения!
– Ради Селесты, объясни толком!
– Сайрус, мы эту штуку уже видели, только не думали… я не думала… – Франческа умолкла.
Брови под тюрбаном резко сошлись у переносицы. Сайрус подхватил мешок, и мгновенно ожившая ткань заструилась вверх по руке, восстанавливая рукав.
– Может, все-таки удосужишься объяс… Фран, смотри!
Сайрус оборвал сам себя на полуслове, показывая на воронов, и Франческа вдруг поняла, что в них все это время не давало ей покоя. Около двадцати черных птиц сидели на водостоках, склонив голову под одинаковым углом. Около двадцати поблескивающих глаз-бусинок сверлили ее взглядом.
– Что они делают? – спросила Франческа.
Внезапно вся стая снялась с места и, громко захлопав крыльями, скрылась в ночи. Воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь капелью с карнизов и водостоков.
– Что ж, увиденное не назовешь зловещим и пугающе необъяснимым, – ровным голосом проговорила Франческа. – Да и вообще никак не назовешь.
Сайрус сунул под мышку металлический конструкт.
– Я как-то раз видел подобное на купеческой галере, идущей в Варт. В дральском порту галера встала на якорь, а мы полетели дальше, но какое-то время наш воздушный корабль швартовался у них на палубе. И вот там, в дральской акватории, к галере то и дело подплывали стаи тюленей – очень необычное зрелище, такое ощущение, что у них один разум на всех. Смотрели на нас в упор, пересчитывали, даже, готов поклясться, название корабля на борту читали.
– Думаешь, в городе завелся друид?
– Или несколько. Хотя это может быть и вердантский шаман.
Вспомнив про кошку, Франческа заглянула в ее латунный глаз, и в голове снова пронеслась чехарда гениальных догадок.
– Нет, это друиды.
– Тебе кошка призналась?
– Да. И если мы хотим его накрыть, нужно заготовить побольше иерофантских чар. Сколько тебе понадобится времени, чтобы раздобыть заряженной парусины и несколько монет? Отловить его можно только на рынке, другого случая не представится. Значит, придется запастись серебром.
– Кого накрыть? Ты о ком?
– Неважно, – мотнула головой Франческа. – Ты, главное, скажи, когда удастся заполучить еще ткани?
– Если перехватим утренний дозор, смогу слетать в святилище и обратно за час до рассвета. Но, Фран, зачем? Вечерний рынок? Что, ради пылающей преисподней, тебе подсказала эта кошка?
Франческа обвела пальцем безжизненный латунный глаз.
– Она только что намекнула мне, кто провозит в Авил лорнскую сталь.
Глава тридцать вторая
Поеживаясь на крепчающем ветру, Никодимус переправлял учеников через стену. Процесс требовал сосредоточенности на сложных подъемных заклинаниях из хтонических языков. Но кобольды помогали телом и душой, а сообщники из городской стражи смотрели на происходящее сквозь пальцы, так что в общем и целом переправка не заняла и четверти часа.
А потом их приняли в гостеприимные объятия заросли саванной травы. Толстые, похожие на бамбук стебли колыхались высоко над головой, и хотя каждый двадцатый стебель стоял мертвый и ломкий, пораженный тихим увяданием, в зарослях по-прежнему заблудился бы в два счета любой отряд, не имеющий в составе ликантропа или кобольда. Верхушки травы с шуршанием кланялись друг другу.
Впереди шагали Яш и Изгарь, вооруженные усиленными текстом мачете. Отряд двигался быстро – путь этот они проложили, еще когда пробирались в город.
Сквозь шорох травы и посвист ветра донеслись утробные голоса. От тяжелой поступи задрожала земля. Ликантропы. Почуяли запах свежей крови. А с ним и запах кобольдов, так что ближе не сунутся.
В глазах Никодимуса все живые существа светились мягкой бирюзой. Однако здесь, в зарослях, отдельные контуры он выделял лишь в пределах двадцати шагов, а дальше все сливалось в сплошное бирюзовое сияние. В засуху, когда трава превращалась в золотистую солому, Никодимус видел дальше – на мили окрест, различая каждую птицу, ящерицу и насекомое. Сейчас, под конец сезона дождей, вглядываться в заросли было все равно что в мутную воду, и ликантропы проступали массивными бесформенными пятнами.
Утробные голоса волков напомнили Никодимусу о тех днях, когда, прихватив пятнадцать своих лучших учеников, он покинул долину Небесного древа. Стараниями Амади Океке – их агента в Астрофеле – удалось выяснить, что Тайфон выбрал в качестве нового оплота Авил. Переход через саванну превратился в сорокадневное сражение с изнуряющей жарой в светлое время суток и ликантропами по ночам. Пятеро из учеников погибли в пути. Дальше предстояло действовать не силой, а хитростью: внедряться в город, заводить дружбу с каниками, вести подпольную войну с Тайфоном…
Из воспоминаний Никодимус вынырнул на коротком глинистом берегу. Впереди поблескивала укромная бухточка покрытого рябью водохранилища, припорошенного отражениями звезд. На западе собирались тучи.
Кобольды, пробежавшись вдоль берега, отыскали два спрятанных в траве ялика. В один Изгарь, Шлак и Кремень затащили Жилу, в другой Яш перенес магистра Шеннона, а сам уселся на носу. Никодимус, столкнув второй ялик в воду, прыгнул внутрь и пристроился на кормовой банке. Они с Яшем дружно закрепили длинные весла в уключинах.
Через считанные минуты оба ялика споро двигались против ветра. Других лодок поблизости не наблюдалось. Плавучие поселки мигрировали далеко в протоки – рыбачить на мелководье. Полчаса спустя отряд уже выгреб на большую воду.
Гребля на озерном ялике на пару с кобольдом требовала большой сноровки. За счет роста и длины рук гребок у Никодимуса получался длиннее, но мускулистый кобольд налегал на весла с нечеловеческой силой. Не одна неделя тренировок ушла на то, чтобы Никодимус с учениками приноровились друг к другу и перестали гонять ялик кругами. Еще опаснее было упустить весло, разогнавшись: лопасть резко зарывалась в воду, а рукоять выстреливала вперед, сбрасывая гребца в воду.
При всем доверии Никодимусу кобольды оставались кобольдами – суровыми и замкнутыми, поэтому любая оплошность грозила подорвать его авторитет. Никодимус выверял каждое движение – вытянуть руки, погрузить весло в воду, провести под водой, согнуть руки, вытащить весло, пронести над водой, погрузить, и все сначала. И снова. И снова. Еще и еще.
Шеннон, закутанный в плащ, сидел на корме с Азурой на коленях. Когда дождь зарядил в полную силу, Никодимус остановился ненадолго и наколдовал старику тент на хтоническом языке. А потом, снова взявшись за весла, пересказал услышанное от Франчески про Вивиан и Лотанну. Заодно упомянул непривычно лучезарный пратекст.
– Ты уверен, что это праязык? – усомнился Шеннон.
– Рядом с ней меня бросает в жар, словно от синестетической реакции.
– То есть ты краснеешь.
– Нет, по-другому. Сам не пойму.
Шеннон задумался.
– Кем бы ни была Франческа, нам ее послала Дейдре. Это значит, у Дейдре есть план.
– Надеюсь.
– Потому что у тебя плана нет, – холодно упрекнул его Шеннон.
Никодимус поморщился, но промолчал.
– А Тайфон отпустил мой призрак, из чего следует, что и демон приводит в действие некий план, – усаживаясь поплотнее, продолжал Шеннон.
– Магистр, ваш призрак… я не имел в виду…
– Ничего страшного.
– Как только мы отвоюем изумруд и я вас исцелю, вы напишете новый дух, который…
– Мы это уже обсуждали. – Шеннон прокашлялся. – Приспешники твоей сестры, Лотанну и Вивиан, знают о Саванном Скитальце?
– Похоже, что знают. То есть скоро они его найдут – или он их. Время поджимает.
– Время начало поджимать, еще когда мы вышли из долины Небесного древа.
Никодимус постарался скрыть охватившую его тревогу.
– Магистр, перестаньте твердить, что мы вышли из долины до срока. Я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как вы умираете.
Старик помолчал.
– Теперь тебе все равно предстоит это увидеть.
– Магистр! Как только мы получим изумруд…
– Давай оставим этот бесконечный спор. Главное – что делать сейчас.
Никодимус поудобнее ухватился за весла.
– А какие могут быть варианты, кроме как переночевать в лагере и вернуться в город вечером, чтобы встретиться с Франческой?
– Согласно плану Дейдре? – угрюмо сдвинул брови Шеннон. – Будем искать пресловутого второго дракона?
– Если у вас нет идей получше.
Дождь постепенно стихал.
– А что все-таки думает Дейдре?
– Можно спросить Боанн, – предложил Никодимус.