Мы подошли к Коулд Харбор, где преступники дерзко смеются над потугами английского закона и где смрадные трущобы лелеют все известные и неизвестные миру пороки.
- Да, здесь, сейчас, - прошептала она. - Ночь скроет меня даже от собственного взгляда. Здесь я жива лишь одной надеждой однажды заманить Уолшингема в ловушку, из которой нет спасения, и посмотреть, как пятками брыкнет он небо и как разверзнется его душа, черная, как ад.
Она повела меня вдоль узкого прохода. Невидимые крысы копошились и попискивали в темноте, и ноги скользили по зловонной грязи. Внезапно перед нами возник силуэт человека; оружие сверкнуло холодным блеском в его руке.
- Назад, сюда!
Слишком поздно. Две другие фигуры выдвинулись из темноты за нашими спинами. Блеснула обнаженная сталь, чиркнула о камень шпора. Страх за собственные грехи лишил меня способности двигаться, я не мог вытащить из ножен мое оружие. Вот так раздумье делает нас трусами. Один из них крикнул:
- Убирайся с миром, нам нужна только женщина.
Но я узнал этот голос, и гнев проснулся во мне.
- В сапогах и шпорах - Роб Поули?
Я видел, как при этом имени лицо Энн исказилось.
- Вам троим пришлось изрядно поболтаться в седлах сегодня вечером - до Скэдбери Парк путь неблизкий, а?
- Ах, ты узнал нас, актер? Тогда от наших рук умрете вы оба.
- Коль ад и сатана своему изменят слову.
Оружие мое взметнулось, как из-под камня потревоженная змея, я едва успел отбить удар Поули.
- Ну как, пузан, - вскричал я, - что ты теперь скажешь?
Стоило ему чуть отступить, и Энн Пейдж рванулась мимо меня с поднятым стилетом.
- Убийца! Из всех стервятников, что ведомы земле, ты - самый мерзкий.
Его рапира вылетела вперед и, пронзив ее насквозь, показалась из спины. Энн повалилась набок. Перед тем, как он высвободил свой клинок, я мог нанести удар, но промедлил, ибо никогда прежде не поднимал свой меч во гневе. Он поставил ногу ей на шею и рывком вытащил лезвие.
- Зайдите сбоку! - проревел он Скиерсу и Фрайзеру. - Дайте ему открыться. Живым он отсюда не уйдет.
Но молодая кровь уже бурлила во мне, а, как все актеры, я весьма неплох в искусстве фехтования. Отбив выпад Скиерса, я крикнул:
- Пока кровь Энн еще не смыта и дымится на руках твоих, убийца, на, получай! - и, сделав выпад, с такой силой пронзил его танцующую тень прямо в глотку, что высек искры из камня позади головы. И тут же рывком освободил рапиру. Кинжалом я отбил удар Фрайзера, потом закрылся, сделал выпад, парировал, опять выпад - рука моя длиннее на целый метр закаленной стали. Все это шутки... для хорошего актера... Так... Так... В сердце! Фрайзер зашатался, как пьяный, и повалился навзничь, закрывая руками проколотую грудь; а где же Поули? Огнем мне обожгло руку, и моя рапира со звоном покатилась по камням. Пальцы, толстые и липкие, как берлинская колбаса, сомкнулись на моем горле. Он попытался оттолкнуть меня, чтобы достать потом длинным жалом своего клинка.
- Как поживаешь, братец? - Он издал торжествующий рык. - Не сдох еще, честняга-дурачок?
Моя голова шла кругом, я задыхался. Еще мгновение, и его клинок... но тут я дотянулся кинжалом до его брюха.
- Что ж замолчал ты, Каин? Ставлю золотой - мертв!
Тишина. Звон капели. Кровь струится у меня между пальцев. Перед глазами кружится, кружится каруселью весь мир. Я лежу в тишине, и мимо меня проплывает туман. Голос, раздавшийся по ту сторону вечности, вернул меня из небытия.
- Актер, раны мои взывают о помощи.
Кое-как я подполз к Энн, так что запрокинутая голова ее покоилась теперь на моем плече. Голос ее был слаб, еле-еле слышен.
- Могила уже разверзается подо мной. Весь мир отдам я сейчас за могилку, могилку, маленькую, темную могилку...
Мои слезы в последний раз благословили ее лицо, на котором запечатлелся уже лик смерти; ее тело обмякло на изгибе моего локтя.
- Энн! - вскричал я. - Энн! Боже, прости нас! Боже!
- Пусть эта ночь не будет оселком печали, на котором ты станешь точить свой меч.
Ее сердце трепетало, как задыхающаяся птица, шепот касался моего уха ослабевающими дуновениями.
- Пусть не ожесточится твое сердце. Смерть для меня - радость без примеси печали.
Энн не стало. Я бережно опустил ее тело на замерзшую в ожидании землю и попытался подняться на ноги. Кровь клокотала и билась в горле; темные стены вокруг качались, уплывали, сдвигались, наползая друг на друга; свет фонаря над лестницей, ведущей к Коулд Харбор, резал глаза, ослабшие, окровавленные пальцы-скользили по ослизлым камням, внизу холодная жирная вода Темзы нашептывала литанию: "Она мертва, она мертва, она..."
Падение. И ничего после.
Боль от неловкого движения пробудила меня. Голова покоилась на подушках в лодке, и туман лизал мои щеки. На корме я разглядел знакомую фигуру.
- Откуда ты взялся, парень?
Джон Тейлор взглянул на меня с тревогой.
- Я отыскал тебя у подножия лестницы в Коулд Харбор. - Он указал на рапиру у моих ног:
- Капли крови на камнях вели меня. Сначала я наткнулся на рапиру, потом - на труп женщины, упокой, господи, ее душу. И еще двое лежали там: один, чье чрево было вспорото сверху донизу, и другой - проткнутый насквозь, как бычья туша в мясном ряду.
Погрузив руку в темные воды Темзы, я обнаружил, что моя ноющая рана всего лишь бороздка, вспоровшая плоть повыше локтя. Итак, Фрайзер удрал. Энн умерла. Мне нужно было время - время для отдыха и раздумья.
- Вот "Сокол", паренек. Посмотрю, какими яствами потчуют в этой таверне.
Я отдал мальчишке все свое серебро и зашагал вдоль узкого прохода между толстыми стенами, воздвигнутыми здесь еще до Тюдоров, к двери, ведущей в пивной зал. Взрыв света и шума встретил меня Правую руку я крепко-накрепко прижимал к телу, чтобы не было видно крови. У стойки стояла и распевала во все горло кучка весельчаков:
Кубок с вином блещет огнем,
Выпью за ту, что в сердце моем.
Кто весел - всех долговечней.
- Клянусь богом, чудная песня!
- Английская песня, - отвечал со смехом один из бражников. - Уж мы, англичане, пить первые мастера. Мы питьем заморим датчанина и шутя перепьем немца; мы еще раскачиваемся, глядь, а голландца уже рвет.
Да неужто это Уилл Слай, краснорожий весельчак-комедиант, мой знакомец еще по Дувру! Завидев меня, он распахнул объятия.
- Черт меня побери, старый стервятник. Разве до тебя не дошло, что труппа "Люди адмирала" распущена! И клянусь Вильгельмом Завоевателем, который предшествовал в свое время Ричарду III, Уилл Слай пропивается сейчас в пух и прах в "Соколе" с паршивейшими собутыльниками, которые тянут вполглотки еще более паршивый эль.
Он тут же подкрепил свои слова делом и, понизив голос, сказал, стирая пену с размашистых усов:
- Ты что-то бледен, а твоя кружка пуста. Йо-хо, трактирщик.
- К вашим услугам, сэр.
Не успел я поведать ему свою грустную историю, как рокочущий голос прервал нас:
- Актеры в углу? Знать, чье-то доброе имя скоро покроется позором. Открыто говорю вам, лучше уж после смерти получить плохую эпитафию, чем дурной отзыв от них при жизни. Но дайте и мне присоединиться к вашей беседе.
- А ты спустил еще ярда два, Том Льюси?! - захохотал Уилл Слай.
Льюси был родом из Чарлекота, что всего в нескольких милях от моего дома, - скользкий человек со строгим взглядом, стриженой бородкой и умишком воробья.
- Что ж, пускай я буду на два ярда потоньше в брюхе, Уилл Слай, зато так больше сбережешь и ни гроша не потратишь.
Как всегда, его распирало от шаблонных правил и новейших сентенций, поэтому я счел за благо немедленно вмешаться:
- Мы скоро присоединимся к тебе у стойки, уважаемый Льюси.
Когда он отошел, я продолжил, и, по мере того как я углублялся в свое повествование, лицо Уилла Слая вытягивалось. Услышав о встрече моей с Энн Пейдж у св. Павла, он воскликнул с горечью:
- Болван! Что, ежели тебя видели с Энн Пейдж! Что...
- Энн Пейдж? - раздался голос Льюси. - А я-то все думал и гадал, обратился он ко мне, - как имя той потаскушки, с которой ты прохаживался поближе к полночи у Доугейт Хилл.
Верный Слай пришел мне на помощь:
- Так ты, должно быть, видел вдвое против того, что было, Том Льюси: в тот вечер мы шли с ним кружка в кружку добрых часа четыре в этом самом месте.
- О, я не мог обмануться в ней, - сказал Льюси со смешком, - на Банксайд Стью ее глаза смело сошлись с моими и прожгли меня насквозь, как луч солнца, пройдя сквозь увеличительное стекло.
- Знать, и солнце светит на навозную кучу! - вскипел я.
- Пусть ястреб расклюет твою печенку, ничтожный лицедей, ты завизжишь у меня, как крыса.
Я весь напрягся, а он продолжал разглагольствовать нарочито громким голосом:
- Как? Сердце тигра в оболочке актера? Может, лучше котенком стать тебе и помяукать?
Уилл Слай торопливо потянул меня за рукав.
- Не входи в гнев понапрасну, парень, у него барабан вместо головы и колотушка вместо языка.
Внезапно он замолчал и взглянул на пальцы, на которых отпечаталась моя кровь.
- Они подстерегли нас в Коулд Харбор. Теперь они недвижны.
- Как, все? Мертвы? Да сколько их? О ты, исчадье ада, ты!
- Их было трое, один Фрайзер уцелел. Они мне совесть не гнетут.
Он покачал головой.
- Что так горяч сегодня? Помни, тот истинно велик, кто не встревожен малою причиной. Когда ж задета честь, вступай ты в ярый спор из-за былинки.
- Они убили ее на моих глазах! - вскричал я.
- Убили Энн? Не может быть! - Его доброе лицо сморщилось, и слезы сочувствия показались на глазах этого честного парня; он отвернулся.
- И ты почувствовал к ней нечто большее, чем жалость?
- Не знаю, но уверен, что ни она, ни Кит не могут остаться неотмщенными. Что человек, когда он занят только едой и сном, - животное, не больше.
- И все же два трупа, которые теперь питают окрестных воронов, кричат во всеуслышанье, что свершилась месть.