– Ясно, – угрюмо сказал он.
– Мне не следовало говорить о том, что я хочу тебя.
– Разве это неправда?
– Потому что это ошибка, а мы уже достаточно взрослые, чтобы учиться на собственных ошибках.
Квинтен медленно покачал головой.
– Я едва не погиб, летя по горному склону с незажившим коленом, и все оттого, что был слишком упрям и нетерпелив, чтобы дождаться полного выздоровления. Когда дело доходит до чего‑то, что мне хочется, я не могу оставаться уравновешенным и спокойным.
– Ты имеешь в виду лыжи?
– Тебя.
Кэти приподнялась на цыпочках.
– Тогда давай совершать ошибки, Квин. Поцелуй меня.
Квинтен обхватил ее за шею, притягивая к себе голову. Когда губы их соприкоснулись, Кэти охватили одновременно восторг, удовольствие, шок. Ей казалось, что все происходящее вокруг замедлилось и из восьми миллионов людей огромного города остался лишь один – сейчас она слышала лишь звук его дыхания. Она позабыла вкус его губ и с радостью прильнула к ним. Квинтен тихо застонал. В каждом его движении ощущалось нетерпение и отчаянное желание – как и прежде.
– Квин… – прошептала Кэти, не в силах отстраниться. Она сделала все, что могла, чтобы не дать эмоциям овладеть ею, и все же не сумела устоять перед его обаянием. Квинтен прошептал какое‑то ругательство и отошел на шаг.
– Пойдем в музей, – хрипло произнес он. – Иначе не успеем на ужин. Думаю, тебе захочется принять душ и немного расслабиться перед ним.
– Было бы неплохо, – кивнула Кэти, все еще растерянная. Взяв Квинтена за руку, она пожала ее. – Временная передышка.
Квинтен кивнул:
– Хорошо.
Он тут же вызвал такси. Кэти с радостью бы прогулялась, но она понимала, что сейчас у них нет времени, если они хотят успеть в музей и переодеться к ужину.
Очутившись на Пятой авеню, Кэти с восхищением посмотрела на массивную лестницу, поднимавшуюся вверх.
– Не знала, что здание такое огромное.
Квин положил руку ей на талию и повел, ловко лавируя в толпе туристов.
– В тысяча восемьсот семидесятом году, когда «Метрополитен» был основан, здесь уже было довольно много экспонатов. Теперь же, спустя сто пятьдесят лет, коллекция включает два миллиона шедевров, и только некоторые из них выставляются. Что приводит нас к вопросу: с чего ты хотела бы начать?
Кэти улыбнулась.
– С Ван Гога, Ренуара и коллекции стекла «Тиффани». На сегодня этого будет достаточно.
Квин удивленно ответил:
– Не знал, что ты так хорошо подготовлена.
– Я привыкла все планировать – Фаррелл подтвердит это. Не то чтобы я совсем не любила спонтанность – всему свое время, – но первый визит в самый популярный музей мира – определенно повод для тщательной подготовки.
Квинтен поцеловал девушку в щеку и заправил ей за ухо локон, выбившийся из прически.
– Твое желание для меня закон.
Купив билеты и пару ознакомительных буклетов, он просмотрел карты и кивнул.
– Нам нужно подняться.
Он уверенно повел Кэти на второй этаж, где были выставлены работы французских импрессионистов – Моне и Мане, Сезанна и Мэри Кассат, Ван Гога, Дега, Писсарро. Сердце Кэти радостно подпрыгнуло, когда Квинтен взял ее за руку.
Они пошли по залам, любуясь многочисленными полотнами, взрывом красок, игрой света и замысловатыми сюжетами, в каждой линии которых угадывалось дыхание художника; эти шедевры пережили не одно столетие и побывали в разных уголках Земли. Наконец, завернув за угол, Кэти нашла то, что искала.
– Вот она, – тихо произнесла она скорее самой себе, нежели своему спутнику. Глаза ее стали горячими от внезапно нахлынувших чувств.
– Почему именно она? – тихо спросил Квинтен. Кэти робко улыбнулась.
– Когда мне было восемь, мне очень хотелось научиться играть на пианино. Но родители не могли себе позволить оплачивать занятия. Они не стали меня обнадеживать. А у наших друзей, живших по соседству, было пианино. Мне даже его показывали, позволяли посмотреть. Но женщина, что владела им, не умела играть. Инструмент принадлежал ее бабушке, и она его сохранила как память о ней. Пианино было расстроено, но мне оно казалось волшебным.
– А что насчет этого полотна Ренуара? – Квинтен обнял девушку, и Кэти положила голову ему на плечо. Поймет ли ее детские мечты Квинтен – человек, никогда не знавший, что такое нужда? Он может купить любую из этих картин или то же пианино, словно конфету.
– Та же соседка однажды летом поехала в Нью‑Йорк, – вздохнув, произнесла она. – И прислала мне открытку с изображением этого полотна – она до сих пор у меня сохранилась.
Квинтен привык смотреть в лицо опасности: каждый раз, стоя на склоне горы, он ощущал, как бешено бьется в груди сердце, как каждый мускул напряжен, как бушует в теле адреналин. В такие моменты он был готов к любому исходу событий. Сегодня его одолевало очень похожее чувство, но в то же время что‑то было совершенно другим, и это его пугало. Проведя с Кэти последние три недели, он смотрел на нее другими глазами. О ее красоте и сексуальности он знал и прежде – и очень переживал, когда Кэти ушла от него по непонятным причинам. Теперь же он начал задумываться: может, все дело было в том, что его ослепили инстинкты? Обуреваемый желаниями, он забыл, что Кэти неординарная женщина? Не зная, как к ней подобраться, он использовал деньги, чтобы ухаживать за ней. А сейчас чувства его были куда сложнее, чем обычное желание. Он видел, что Кэти неоднозначная, интересная личность, хотел быть с нею и радовать ее – и это было ему совершенно в новинку.
– Нам пора, – произнес Квин, – если хочешь увидеть выставку Тиффани.
Кэти взглянула на часы.
– О боже, ты прав.
Однако Квинтен почувствовал, что ей не хочется уходить.
– Мы можем заглянуть сюда завтра, – предложил он.
– Нет, – покачала головой Кэти. – Я была готова к тому, что мы мало успеем. Однажды я сюда вернусь.
Быстро просмотрев коллекцию витражных стекол Луи Тиффани, они вызвали такси и помчались в отель. Квинтен не сводил глаз с Кэти, но она была молчалива и опускала глаза. Ему же не давали покоя воспоминания об их поцелуе. Что же будет сегодня вечером? Кэти сказала, что он по‑прежнему желанен для нее. Однако, похоже, осознание этого ей тяжело дается – понимая это, Квин огорчился.
Дойдя до комнат, Квинтен повернулся к Кэти и приподнял ее подбородок, заглядывая в глаза.
– Как захочешь, так и будет, – тихо произнес он. – Но знай, что я хочу тебя. Подумай об этом. Нам будет хорошо вместе, как всегда. Разве может что‑то подобное быть неправильным?
Кэти не ответила и, вытащив из сумочки ключ, спросила:
– Когда мне нужно быть готовой?
– Мы встречаемся у театра в шесть. Но будет час пик, так что нам нужно по меньшей мере сорок пять минут, чтобы добраться.
– Выходит, к пяти пятнадцати.
– Да, примерно.
Отперев дверь, Кэти толкнула ее.
– Сегодня был прекрасный день. Спасибо, что пошел со мной в музей.
– А как же поход по магазинам? – лукаво поддразнил Квинтен.
Кэти покачала головой.
– Думаю, это принесло больше наслаждения тебе. Но да, и мне тоже понравилось.
– Слабый комплимент.
– Я напишу тебе, когда буду готова.
– Могу помылить тебе спинку, если хочешь, – пошутил Квинтен, чувствуя, как даже от невинного намека на секс в теле его зажигается огонек желания.
Кэти приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
– Веди себя как следует, Квинтен Стоун. Не всем желаниям следует потакать.
Квинтен нехотя отправился к себе. Примерно полчаса он задумчиво слонялся по комнате, потом опомнился и кинулся в душ. Едва успев побриться, принялся надевать смокинг и бабочку. В голове промелькнула мысль о том, что, должно быть, на улице слишком жарко для подобного одеяния, но желание впечатлить Кэти было сильнее.
Собравшись, он взглянул на себя в зеркало и отметил, что его лицо непривычно бледное от того, что в последнее время приходилось слишком долго находиться в четырех стенах. А еще три недели, с отчаянием подумал Квинтен, и ведь он мог бы отправиться куда угодно в горы прямо сейчас, в его распоряжении целых три аэропорта! Может, рвануть? Он будет осторожен, станет кататься только на склонах для новичков.
Вот только он пообещал братьям, что будет следовать советам врача… и потом, если что‑то произойдет, ему не видать Кэти в оставшиеся три недели, а он намерен рискнуть и уложить ее в кровать. Конечно, не исключено, что его снова ждет горькое разочарование, тем более что понимать ее он пока так и не научился.
Спустя некоторое время Квинтен стоял у двери Кэти, нервно переступая с ноги на ногу. Он уже пожалел, что согласился на ужин с братьями. Лучше было бы запереть свою спутницу в комнате до утра и остаться с ней. Внезапно дверь распахнулась – и перед взором Квинтена предстала сама мечта. На миг он потерял дар речи.
– Ты выглядишь потрясающе, – ошеломленно произнес Квинтен, стараясь хоть немного унять волнение.
– Спасибо, – улыбнулась Кэти.
Она действительно была сногсшибательно красива в новом вечернем платье. Казалось, сексуальность исходила от нее волнами. Квинтен был уверен, что под тонкой тканью наряда не было ничего. Глубокие вырезы на спине и декольте открывали стройную фигуру, а подол платья открывался соблазнительным разрезом до середины бедра.
– Мы можем никуда не ходить, – произнес Квинтен.
Карие глаза Кэти озорно блеснули.
– Я хочу увидеть мюзикл и поужинать с твоими братьями. А еще насладиться площадью Таймс‑сквер в вечернем свете огней. Что нам делать здесь?
Квинтен легонько коснулся губами ее губ, ожидая от нее сигнала, разрешения к действию.
– Нам с тобой точно скучно не будет.
Кэти вспыхнула и ответила на его поцелуй, губы ее были нежными и мягкими.
– Меня, конечно, легко переубедить, – произнесла она наконец, отстранившись. – Но я не хочу. Квин, прошу тебя, мы уже оделись, я хочу повеселиться – не в кровати.
– Ну вот, испортила все удовольствие, – разочарованно произнес Квинтен.