Шилов Фёдор МихайловичЧас в копилке
Глава 1
Марии Гевлич.
Она навела меня на размышления, необходимые для написания этой повести…
Максиму Шляхтину.
Он дал мне представление
о том, каким должен быть один из героев… И поделился с ним именем.
Олегу Седанцову — фронтмену группы «Пикчи».
Он помог мне создать строчки для песни «Нюдсы», упомянутой в повести.
Но не ищите такую в репертуаре «Пикчей»!
Осень 2023 года
Он не был ходячей катастрофой. Неудачливость Максима Таланова стоило бы списать, например, на леность его ангела-хранителя: отвести глобальные неприятности небесный заступник брался, а вот неустанная защита от бытовых неурядиц, похоже, в пакет услуг не входила.
В апреле будущего года Максим отметит шестнадцатилетие. Но уже сейчас он не выглядел нескладным подростком, вполне сформировался телесно и даже себе самому казался развитым гармонично. Не был он обладателем нестандартно маленькой для пацана стопы, но и называть лыжами или ластами его ступни тоже не стоило. Не попадал в разряд мальчишек с чрезмерно узкими бёдрами и длинными ногами, на которых днём с огнём не сыскать подходящих брюк. Рубашки его размера свободно продавались в отделе мужской одежды, шить на заказ ни разу не приходилось… И несмотря на это для Макса хождение по магазинам превращалось в пытку: стоило присмотреть подходящую модель обуви или брюк, как их тут же перед носом забирал кто-нибудь другой. Даже если на складе продавцам удавалось найти ещё одну пару, так она оказывалась с каким-нибудь существенным браком. Та же ситуация повторялась в соседних павильонах и в других магазинах. Поэтому на покупку кроссовок у Макса мог уйти целый воскресный день.
Все возможные «законы подлости» сбывались для Макса в полной мере. Автобусы отъезжали от остановки за несколько секунд до его появления, и погода моментально портилась, заставляя парня ждать транспорт под проливным дождём или колючим снегом. И да, именно в этот день куда-то девалась крыша с железной будочки, в которой можно было бы укрыться.
Максу ни в коем случае нельзя было мечтать о еде. Само собой, супермаркеты не пустели при его появлении, но суровая действительность вмешивалась довольно активно. Желанный лимонад ещё не успели расставить на полке, любимые шоколадные батончики отсутствовали по неведомой причине, объяснить которую не мог никто из консультантов. Других — завались! Миллион картонных коробок возле кассы, а нужные кончились. А ценники, о да, ценники оставались под пустыми полками и коробками. Словно ещё одно издевательское доказательство неосуществимости этой ничтожной мечты…
Бывало и такое, что лимонад всё же находился на месте и шоколадка — о, чудо — никуда не исчезала, так что Макс даже, осмелев, начинал представлять, как скрутит крышку с бутылки, будто тот чувак из рекламы («Жажда делает тебя другим») и сорвёт упаковку с конфеты («Твой голод — наша забота»)… Но неприятности подстерегали на кассе.
— Такого товара нет у нас в магазине, — улыбаясь, о да, чаще всего именно улыбаясь, отвечала сотрудница.
И Макс недоуменно смотрел на вожделенный товар, даже покрепче сжимал бутылку в руке, чтобы убедиться в её осязаемости и реальности. Вот же они — лимонад и батончик! Хоть сейчас ешь. Почему же их тогда нет?
— Ну, не пробивается твой товар, — уже без улыбки, раздражённо восклицала кассирша, — пишет: нет такого в базе. Проходи, не задерживай очередь.
А если товар всё же пробьётся, то на банковской карте почему-то не окажется средств, хотя Максимова мама ежевечерне пополняет счёт, как раз на тот случай, если сыну захочется купить пирожок или пакетик орешков. И Макс никогда не тратит много, с начала осени ему даже удалось кое-что скопить…
Макс уходил. В другом магазине купить желаемое, конечно, удавалось. Но за проделанную до него тысячу шагов парень успевал убедить себя в собственной ничтожности, бесполезности и абсолютной невезучести…
Максим был неглуп, но при этом учился посредственно. Виной нередких и очень обидных троек становилась невнимательность. Незамеченная описка при решении примера — и вот уже плюсы меняются на минусы, исчезают степени, появляются из ниоткуда посторонние нули после запятой… Слова в диктантах и сочинениях будто каким-то особым магнитом притягивали орфографические ошибки из чужих тетрадей. Сосед по парте мог бы написать «ёгурт», а он-то, Макс, с чего вдруг так исковеркал слово? Он-то знает, как писать верно… И в примере — он точно видел — был знак деления, откуда ж тогда в тетради умножение? И в задаче по физике стоило применить простейшую формулу, которую он прекрасно помнил, пока сидел за партой, и которая куда-то выветрилась, пока он шёл к доске… И в контрольной по химии всего-то и надо было перечеркнуть стрелку (диссоциация не идёт), а не изобретать новые неизвестные науке взаимодействия элементов.
Всё это он знал. Не просто оправдывал себя, нет. Он действительно прилежно изучал параграфы, готовился к урокам, не забивал на домашние задания, зубрил формулы, выполнял работу над ошибками… в которой допускал новые. Такие же нелепые.
«Одно слово — неудачник. Никчёмный и ненужный», — говорил он себе.
— Мам, я дома. — Макс скинул с ног кроссовки. Пора покупать другие, но это ещё один выброшенный день, поэтому мама уже третьи выходные подряд не могла вытащить его за покупками. Даже заказала несколько пар через интернет, но две из них не пришлись Максу в пору, а у третьей оказалась оторвана подошва.
— Привет, Масик. Свари себе пельмени. У меня через две минуты онлайн-консультация, — донеслось из маминой комнаты.
Марина Таланова — коуч и чаще всего работает дистанционно. Учит людей правильно вести бизнес — или как-то так. Макс особо не вникал. Знал только, что клиент коуча называется коучи́, но слово не особо прижилось в России. Об этом мама ему рассказывала, он помнил.
— Ох уж этот коучи! Что учи, что не учи! — порой восклицала Марина придуманную самостоятельно присказку. Это относилось к кому-нибудь особенно долго идущему к принятию решения. Таких, как помнилось Максу, у мамы сейчас было двое. Один из них её откровенно бесил.
— Я взорву дом или ошпарюсь кипятком, — привычно пошутил Макс, наполняя кастрюлю водой.
— Ты. Не. Взорвёшь. Дом. И. Не. Ошпаришься, — тоже привычно раздельно отчеканила Марина из комнаты, достаточно громко, чтобы сын её точно услышал даже сквозь шум льющейся воды. Она всегда говорила будто через точку, когда хотела убедить Макса в чём-то важном. Чаще всего убеждать приходилось именно в том, что в его жизни однажды случатся масштабные перемены, что он станет ловким, внимательным и что «Надо. Уметь. Видеть. Радость. В мелочах».
Раздался грохот.
— Крышка, — крикнул Макс в сторону комнаты, поясняя матери, что именно упало.
— Всё, сынок, я работаю, — ответила Марина, — добрый день, Николай…
— Добрый день, — услышал Макс искажённый динамиком голос маминого коучи и прикрыл дверь кухни.
Дом он не взорвёт. И кипятком не ошпарится. Разве что будет совсем уж неосторожен… В детстве скинул на себя утюг. Небольшой ожог на предплечье сохранился до сих пор. Но в целом опасных ситуаций удавалось избегать. Так что мама стопудово права: «Надо. Уметь. Радоваться. Мелочам».
Макс снял с магнитной полоски пару ножей. Поразмыслил. Вернул их на место. Взял из ящика для столовых приборов две ложки. Жонглирование не давалось ему, хоть тресни. Не стоит рисковать с ножами, ложки безопаснее. Но с другой стороны — опасность заставит его действовать решительнее, нет? Опасность должна подстегнуть и сдвинуть с мёртвой точки трёхнедельные тренировки. Подумать только, и правда: три недели, а толку — ноль. Не выходит у Макса плавное перебрасывание мячиков из руки в руку. Даже один мяч постоянно отлетает в сторону, а уж два и вовсе ведут себя, словно крылатые золочёные снитчи из известной истории про волшебника с зигзагом на лбу. Так-с, ножи точно — в сторону. А то заработает себе такую же молнию или другую какую-нибудь фирменную отметину…
Ясное дело, ложки тоже разлетелись в разные стороны, будто их дёрнул за лески подговорённый напарник.
— Но у нас же не клоунада, а жонглирование, — сказал себе Макс, собирая ложки с пола. Вода в кастрюле с пельменями вспенилась, плеснула через край и залила огонь. Макс чертыхнулся, выключил газ, поболтал в кастрюле шумовкой, решил, что даже если пельмени не доварились, то вполне сойдёт и так.
Из сушилки над раковиной он достал тарелку. Стеклянный диск с изображением трёх жёлтых тюльпанов выскользнул из рук, прыгнул в раковину, будто считая себя недостаточно помытым, и разлетелся на осколки.
— Всё в порядке! — крикнул Макс в сторону комнаты, представив, как мама, не отрываясь от монитора, сосредоточенно прислушивается к переполоху на кухне. Макс хотел убрать из раковины осколки, но тут же отдёрнул руку — на подушечке указательного пальца появился косой порез, сразу же спрятавшийся под крупной каплей крови.
Макс сунул палец в рот, ощутив солоноватый привкус.
— Тьфу ты, забыл посолить пельмени, — вспомнил он, но снова решил, что сойдёт и так.
Макс ел. Кровь на пальце уже не проступала каплей, а только слегка подсачивалась, наполнив порез до краёв, но не вытекая дальше.
Мама говорит, что себя надо любить. И Макс, кажется, даже любил. И принимал. Внешне он себе нравился, хотя и устраивал время от времени тщательный осмотр. Зеркало в его комнате занимало всю внутреннюю сторону дверцы шкафа. Когда мамы не было дома — чтобы родительница уж точно не заглянула к нему в комнату — Максим раздевался до трусов, а иногда и полностью, напрягал мышцы груди, плеч и бёдер, придирчиво всматривался в угревую сыпь — не так уж её и много, но кое-что он, несмотря на запреты, принимался тут же давить.
Макс улыбался себе в зеркало, оглядывал ряд белых ровных зубов. Если свет падал сбоку, то глаза казались разноцветными: один небесно-голубым, второй более насыщенного оттенка синего, но так лишь казалось. Цвет обеих радужек был одинаковым и только в ярких лучах заметно светлел. Тёмные, почти чёрные, волосы Макс зачёсывал назад, не любил геля, поэтому частенько на макушке его торчал задорный петушок.