Другое памятное посещение было позже. Лет в тринадцать. Я тогда сломал руку, и мама привела меня на контрольный рентген к себе на работу, чтобы не стоять очередь в поликлинике. Тогда-то и случилась та самая история с доктором Султановым, которую в моей семье принято было считать едва ли не рождественской сказкой.
В назначенное время мама встретила меня в холле больницы Ореста Крестовского. Мы поднялись на лифте до третьего этажа, миновали длинный коридор. Я задрал голову и снова засмотрелся на лампы. Мне почему-то очень нравились эти длинные колбы, заполненные светом, будто джедайские мечи.
Из дверей рентген-кабинета вышел невысокий лысоватый дядечка лет пятидесяти или чуть старше в зелёной хирургической пижаме. За ним в дверном проёме высился огромный широкоплечий мужчина в белом халате, изрядно тесном, едва ли не рвущемся на рукавах под воздействием крепких мускулов и доходившем врачу только до середины бёдер. Под халатом видны были чёрные джинсы с металлическими цепочками и футболка с изображением рентгеновского снимка грудной клетки.
Я тогда мысленно хихикнул, что до таких размеров его разнесло от постоянного контакта с радиацией.
— Заходи ещё, Олежа, — зычно проревел великан в спину низкорослику. Мама в этот момент пискнула:
— Здрасьте, Олег Николаевич.
И следом сразу же — рентгенологу:
— Здрасьте, Валерий Владимирович, вот, сына привела, как договаривались.
Я кивнул и помахал рукой, всем видом изображая, что фоткать-то уже и нечего, но я готов, раз мама волнуется, да вдобавок разрешила прогулять пару уроков, чтобы «ещё раз убедиться, что всё в порядке»…
— Неужели это тот самый знаменитый доктор Султанов? — спросил я. Подростковая дерзость во мне расцветала тогда во всю мощь, поэтому я и не подумал понизить голос.
Низкорослый врач, ушедший едва ли на десяток шагов, обернулся, посмотрел на меня иронично-заинтересованным взглядом и осведомился:
— И чем же я, по-вашему, знаменит, молодой человек?
Мама тут же извинилась перед Султановым за мою бестактность, а я смотрел прямо в серые глаза, и между нами с Олегом Николаевичем происходила какая-то странная реакция. Он будто шарил внутри меня своими хирургическими инструментами, пытаясь найти истинную причину моего вопроса, а я погружался к нему в голову, переставляя там всё на свой лад. Он медленно возвращался к рентген-кабинету, влекомый моим пристальным взглядом. Я вспоминал все мамины рассказы, рыдания, переживания из-за совместных непростых смен с этим лысеющим пугалом и мысленно проговаривал: я сейчас же от тебя избавлюсь, немедленно уничтожу…
Султанов посерел и схватился за сердце.
— Олежа, что с тобой? — громадный рентгенолог поспешил к приятелю.
Я вздрогнул. Ход моих мыслей оборвался, и я пробормотал:
— Вся больница только и мечтает, чтобы вы уволились…
— Ты что, сынок? Что ты такое говоришь? Извинись немедленно! — причитала мама.
— Прям вся-вся больница? — Султанов убрал руку от сердца, выпрямился и смотрел на меня прежним иронично-изучающим взглядом. — Тогда это и правда успех.
— Ха, вот это у мальца яйца железные, — заржал рентгенолог.
А я снова примагнитился к взгляду Султанова и раздельно произнёс:
— Чем скорее, тем лучше. Иначе…
Рука хирурга дёрнулась к сердцу, страх поколебался в его глазах, словно рябь на воде, а потом сменился непониманием и досадой, будто Султанова обыграли в игру, в которой он был докой. И вдруг он воскликнул, поглядев на исполина-друга:
— Валер, тьфу ты, я ж у тебя заявление на столе оставил…
— Об отпуске? Ты ж только гулял…
— Об уходе, Валер, об уходе. Мы ж с тобой за это кофейку с утра выпили. Принеси, будь другом.
Рентгенолог некоторое время недоуменно смотрел на Султанова, но тот только мелко кивал: мол, пришла пора, мне не отвертеться.
— Я схожу, мне не сложно, — пожал могучими плечами Валерий Владимирович, — но только никакого заявления при тебе не было.
Он скрылся в кабинете.
— В жёлтой пластиковой папке с кнопкой, — подсказал Султанов.
— Есть такая, — и не доверяя, Валерий достал из папки лист с заглавием «заявление». — Так ты что, правда?.. Может ещё передумаешь?
— Может, передумаю? А, молодой человек? — спросил он, но в глаза мне смотреть побоялся.
Я медленно и решительно покачал головой.
В тот же день его заявление подписали.
Пока я не достиг совершеннолетия, никто не рассказывал мне о моих способностях, а случай с Олегом Николаевичем вспоминали на семейных застольях как счастливое стечение обстоятельств, за которое меня, впрочем, многие годы подряд благодарили. И только в день, когда мне исполнилось восемнадцать, бабушка рассказала всё, как есть. И про то, что я способен исполнять желания — может, пять минут в месяц, а может, и когда вздумается. И про их с мамой безуспешные попытки нагадать для Султанова увольнение. И про моё удачное завершение запущенного ими процесса.
Многое в тот день встало на свои места. Меня особо не стеснялись, позволяя слушать взрослые разговоры, но некоторые реплики старших казались загадочными.
Когда мама в сердцах восклицала:
— Пусть бы его уволили нафиг…
Бабушка тут же причитала:
— Не желай такого. Вдруг — время?..
И замолкала, покосившись на меня.
— А я желаю, — распалялась мама, — желаю! Только всё без толку! Он как работал, так и работает.
В день его увольнения бабушка спросила у мамы:
— Который был час, когда состоялся разговор с Султановым?
— Нам было назначено на 13:20, примерно в это время мы и были у кабинета… Так что можно считать — половина второго…
— Ты же знаешь, что пять минут туда-обратно имеют огромное значение!
— Я испугалась! И не посмотрела на часы, уж прости!
— Я, конечно, Настя, твоих стремлений не разделяю, все люди разные и не тебе решать, кому работать, а кому уходить, но всё же, получается, что Султанов тоже мощный пятиминуточник. Но всегда найдутся силы помощнее…
Она тогда выразительно посмотрела на меня.
— Что? — я оторвался от телевизора, почувствовав её взгляд. Их разговор мне был до лампочки.
— Ничего, внучок, залюбовалась тобой просто, — улыбнулась бабушка, а я отмахнулся.
За следующие пять лет бабушка и мама неоднократно сумели проверить моё знаковое время.
— Ты сильнее нас обеих, — сказала мне бабушка, — распоряжайся этим с умом. Пообещай мне, ладно?
Я пообещал. И обманул.
[1] Клеол — клейкая жидкость, используется, в частности, для фиксации медицинских повязок.
Глава 6
Декабрь 2023 года
На объявление, прикреплённое к пробковой доске возле школьного гардероба, Максим поглядывал с тех пор, как оно появилось. То есть уже примерно месяц.
«Театральная студия «Путник» приглашает девушек и юношей для участия в постановке музыкального спектакля. Всех желающих ждём по указанному адресу 9 декабря в 18:00. Для прослушивания необходимо подготовить песню, танец, а также выразительное чтение стихов и прозаического отрывка».
Несколько дней подряд Макс бросал на объявление заинтересованные взгляды. Где находится студия «Путник», он знал. Нередко проходил мимо небольшого торгового центра, рядом с которым стояла рекламная доска с названием театрального объединения, фотографией дружной компании подростков в сценических костюмах и перечнем навыков, которые можно обрести, «записавшись прямо сейчас». Не то, чтобы Максу очень хотелось на сцену — всё-таки его мечты были отданы цирку! — но опыт публичных выступлений казался ему не лишним. Они помогли бы повысить самооценку, стать увереннее в себе и всё такое. А там, возможно, и уровень удачливости как-то подтянется.
В то, что перестанет лажать на каждом шагу, Макс не верил ни на секунду, но хотел научиться лажать без страха, делать это раскованно и даже с удовольствием. Шлёпнулся на задницу посреди класса — и что такого? Это был всего лишь трюк, тщательно спланированный и подготовленный. А то, что зад после такого аттракциона болит — аж слёзы на глаза наворачиваются — фигня, издержки профессии. А потом из всех этих неуклюжих падений сложится его главный клоунский номер: там его только и будут неустанно ронять, а зрители станут смеяться, как ненормальные. А то, что смешно, уже не кажется катастрофой, верно?
Макс ободряюще улыбнулся своему отражению в огромном — во всю стену — зеркале и наклонился, чтобы завязать шнурки.
— Долго ты ещё собираешься любоваться? — Аврора бросила на деревянную лавку мешок со сменкой и короткую белую шубку.
— Я шарф поправлял, — смутился Макс, полагая, что одноклассница укоряет его за гляделки с зеркалом.
— И попутно подмигивал отражению, — хихикнула Аврора, — но я не об этом.
Она села на лавку, сняла тёмно-синие форменные туфли-лодочки и достала из мешка сапоги с высоким голенищем на молнии.
У Авроры в классе было прозвище — Авария. От имени. Сначала звали Варей, а оттуда уже и следующий псевдоним появился.
Макс никогда не понимал: какой смысл придумывать какие-то клички? Красивое имя. И Аврорка красивая. Высокая, с гладкими собранными в хвост волосами, доходящими до самого пояса джинсов, аккуратно накрашенная, будто каждый день от стилиста. Другие девчонки в классе или не красятся вовсе, или так размалюются, что их с урока в туалет отправляют, отмываться. А у Аврорки всё как надо смотрится. Максу нравилось.
И такая она вся стремительная, точная, ни одного лишнего жеста. И говорит обычно отрывисто и по делу. Если уж продолжать аналогию с дорожной обстановкой, то она скорее красивый гоночный автомобиль где-нибудь на витой горной трассе. И нет у неё конкурентов, и во все повороты войдёт красиво, и по самому краю ущелья проедет — даже сердце не ёкнет. Какая уж тут — Авария! Она по жизни гонщик, Шумахер или Алонсо… (Макс не раз слышал эти фамилии от Марины — она их упоминала всегда, когда машины не останавливались перед пешеходным переходом).
Гоночные авто, конечно, тоже попадают в аварии, Макс такие подборки видео в сети не раз просматривал. Но Аврорка не из тех, кто попадёт, у неё всё как будто заранее продумано. Строгая и неприступная. Потому Макс с ней и не решался обычно заговорить, да и она не очень-то им интересовалась. Так, встретятся иногда взглядом, улыбнутся друг другу и дальше покатятся. Будто и правда два автомобиля бортами соприкоснулись на особо лихом вираже, только на Аврорке ни царапины, а Максу тут же на пит-стоп. Вот уж он-то ходячая авария. Заглядится на Аврору — и об парту ударится, снесёт с неё все учебники и ручки, да ещё и дорогой смартфон смахнёт по неосторожности (ага, и такое было, но нечего этой дуре Светке дорогую технику с собой таскать! Хорошо хоть в чехле, а то бы экран разбил, маме потом оплачивать…)