Так кто этот человек, написавший из Уэйдбриджа? Какой-то дружелюбный чудак. Который почему-то уверен, что если очищать и долго нагревать олово, то оно превратится в золото, или, например, если закрепить на спине бамбуковые крылья, то можно взлететь. В Корнуолле полно чудаковатых изобретателей.
Джереми перечитал письмо. «Справиться с проскальзыванием колес»? Вероятно, вполне разумный вопрос, поскольку многие считали, что недостаточную силу сцепления колёс можно преодолеть, если снабдить из по кругу зацепами. Лошадь — наглядный тому пример. Колёса слишком гладкие. Насколько этот человек отстал от времени? Разве он не читал технические документы? Нужно ли вообще отвечать на письмо?
Услышав шаги на лестнице, Джереми отложил окончательное решение. Раздался стук в дверь. Необычно.
— Войдите.
Отец склонился в дверном проёме и вошел в комнату. Худое лицо Росса выражало приятную загадочность. Нечасто он сюда наведывался.
— Разве ты не слышал суматохи?
— Нет. Это Белла? Но она ведь всегда шумит.
— Похоже, мы тебя заждались.
— Ужинать? Хорошо.
— Нет, не ужинать... Тебе не нужен свет?
— Я как раз собирался зажечь.
— Эта чёртова дверь слишком низкая, — сказал Росс. — Ты часто расшибаешь голову?
— Сейчас уже реже, отец. Я привык.
— Когда комната стала твоей, твой рост едва достигал пяти футов. Лишний фут существенно изменит положение. С этим нужно что-то делать. Можно приподнять. Вырезать кусок дерева.
Снизу доносились крики.
— Так что ты собирался мне сообщить? — спросил Джереми.
— Джеффри Чарльз вернулся.
— Что! Здесь? Когда же он...
— Он в Тренвите. Похоже, они приехали вчера вечером.
— Они?
— Да, он привез с собой молодую жену из Испании.
— Боже правый! После стольких лет! Чудесная новость! А что...
— Сегодня утром мы уехали слишком рано, поэтому не узнали. Джейн только что рассказала. Услышала от Эрна Лобба, который в свою очередь узнал от кого-то ещё, не помню точно. Зашли в дом и, похоже, просто зажили там в одиночку, если не считать заботливых рук Лизы Харри.
— Они не приходили сюда, пока нас не было?
— Нет. Представляю, что творится в Тренвите, понадобится пара дней, чтобы навести порядок.
— Но ведь в этом мы можем им помочь!
— Разумеется.
— Папа, папа, — послышалось грубоватое контральто Изабеллы-Роуз. — Ты идёшь?
Росс взглянул на Джереми и улыбнулся.
— Видишь?
— То есть, вечером ты собрался в гости?
— Вопреки здравому смыслу. Я доказывал твоей матери и Клоуэнс, что если четыре человека стучат в дверь в десять с лишним вечера с требованием их впустить, то это своеобразное приветствие Джеффри Чарльзу под силу пережить. Но если его супруга слишком чувствительна, у неё могут появиться предубеждения против семьи. Без толку. Они так и не вняли моим просьбам.
— Что сказала мама?
— Неважно. Самое главное, хочешь ли ты ужинать в одиночестве и порадовать Джейн, которую расстраивает, когда все её блюда простаивают часами? Или как, по-твоему, раз уж мы и так давно ждём Джеффри Чарльза, то ещё один день ничего не изменит?
— Я пойду с тобой, — решил Джереми. — Чтобы хотя бы взглянуть на его испанскую девчонку.
Росс покинул комнату, и, прежде чем последовать за ним, Джереми остановился и взял серебряную булавку, принесённую посыльным несколько дней назад. Она не особенно подходила к его костюму, но всё равно нравилась Джереми, и он приколол её на лацкан сюртука.
Булавку принес Певун Томас. К ней была приложена визитная карточка с подписью: «От миссис Клемент Поуп, Плейс-хаус, Тревонанс, Корнуолл».
Глава пятая
Неделю спустя Росс и Демельза ужинали с Дуайтом и Кэролайн Энис в Киллуоррене.
— Вы ещё не виделись с ними? — спросил Росс.
— Нет, — ответил Дуайт. — Кэролайн собиралась их пригласить, но я подумал, им нужно несколько дней, чтобы обустроиться.
— Обустроиться! — воскликнула Демельза. — Дом в ужасном состоянии! Мы приходили туда каждый день — я, Джереми и Клоуэнс — и трудились изо всех сил. А Джеффри Чарльз нанял трёх женщин из деревни. И ещё пятерых человек, которые чинят трубы и заново кроют крышу. А братьям Харри дали месяц, чтобы съехать. Думаю, бедная Амадора просто ошеломлена.
— Милое имя, — отметила Кэролайн. — Да и сама она, наверное, миленькая?
— Спроси Росса, — отозвалась Демельза, — она произвела на него впечатление.
— Мне всегда нравились маленькие черноволосые девочки, — ответил Росс. — Уж ты-то должна это знать.
— Я не маленькая.
— Значит, была такой, когда я первый раз тебя увидел.
— Уж прости, если я выросла.
— Ничего, высокие черноволосые девочки мне тоже нравятся. А также высокие рыжеволосые девочки с красивыми глазами.
— После этого обмена остротами, может, всё же опишете её нам?
Росс хмыкнул:
— Она невысокая и темноволосая. Гордое маленькое личико — наполовину напуганное, наполовину воинственное, наполовину жаждущее тепла и любви.
— Выходит три половины, — заметила Кэролайн. — Но, кажется, я тебя поняла.
— А как там Морвенна и Дрейк, с которыми они так дружили? — спросил Дуайт.
— Приедут на следующей неделе. Джеффри Чарльз уже писал им, но Дрейк только что получил заказ на новую шхуну, и — вполне в его духе — не хочет уезжать, пока не заложат киль.
— Она католичка, я полагаю? — неожиданно вставила Кэролайн.
— Амадора? Должно быть, — Росс взял ещё один кусок земляничного пирога. — А жаль.
— Я думала, ты симпатизируешь католикам.
— Я симпатизирую не католикам, а людям, которые могут служить Богу так, как хотят, не получая за это наказания, что пока невозможно в Англии.
— Даже методистам?
— Даже методистам. Мне лишь не нравится религиозная исключительность, от кого бы она ни исходила.
— Но две секты, которые мы только что упомянули, как раз-таки мнят себя самыми исключительными. Методисты верят, что только cпасённые ими увидят Христа. А католики и вовсе не считают нас членами церкви Христовой!
— Знаю. Мир нетерпим.
— Но и мы этого не лишены, — сказал Дуайт. — В прошлом по всей стране прошли антикатолические выступления. А ведь им просто два или три века подряд внушали, что Рим — «блудница в пурпуре» и всё такое.
— Всё же, — заметила Демельза, — если двое любят друг друга, это важнее всего. А где есть настоящая любовь, всегда возможны взаимные уступки.
— Это зависит от силы любви и силы религиозных убеждений, не так ли? — спросил Росс. — Проходит два или три года, рождаются дети, а чувства уже не такие тёплые...
— Росс, несомненно, судит по собственному опыту, — вставила Демельза, нахмурившись.
— Мой собственный опыт слишком необычен, чтобы по нему судить. Да и оглядись, вся компания совершенно исключительна.
— Не знаете, намерена ли юная пара обосноваться здесь? — поинтересовалась Кэролайн.
— Джеффри Чарльз через несколько месяцев возвращается в полк, и она поедет с ним. Но что они намереваются делать, когда закончится война...
— Их намерения к концу войны будут сильно зависеть от намерений к концу этого визита. Её настроение сильно повлияет на его. А кто знает, как она будет себя чувствовать? Может, это зависит от того, насколько хорошо мы к ней отнесёмся.
Кэролайн похлопала её по руке:
— Хорошо сказано, милая. Я должна поехать туда завтра, дождаться её и предложить... Что я могу предложить, чего у неё ещё нет?
— А ты говоришь по-испански?
— Достаточно, чтобы знать, что «масло» в итальянском звучит так же, как «осёл» в испанском. Но не более.
— А Харриет Уорлегган вроде бы говорит. Они завязали дружбу, которую едва ли оценят мужья обеих.
Обед завершали орехами, виноградом, изюмом и, конечно, портвейном. Демельза попивала портвейн, вытянув ноги. Ей ещё недоставало прежней энергии, которой она обладала до рождения малыша Генри, но вполне хватало сил для большинства дел. Из множества трапез её жизни обеды в этом доме — одни из самых приятных (не считая, конечно, шумных трапез с семьей, которые всегда стояли особняком). Обедать в Киллуоррене со старыми друзьями и Россом — даже лучше, чем принимать гостей. Никакой мелочной тревоги о том, прожарится ли телятина или не подадут ли печёные персики остывшими. Кэролайн всегда удавалось нанимать лучшую, более эффективную прислугу. Демельза признавала, что сама она не слишком хорошая домоправительница. Она никогда не могла заставить себя приструнить слуг, даже если те не выполняли приказов. Росс мог сделать это за секунду, но это не входило в его компетенцию. Здесь же — лучшая прислуга, отличные блюда, вино и никаких мыслей о том, что творится на кухне.
— Простите? — переспросила она, не расслышав вопроса.
— Опять замечталась, — сказала Кэролайн. — Я говорила Россу, что скоро опять могу потерять Дуайта.
— Это вряд ли, — отозвался Дуайт, — Кэролайн фантазирует.
— Вовсе нет! Просто знаю его привычки.
— Кэролайн в своей иносказательной манере пытается сообщить вам, что я получил письмо от сэра Гемфри Дэви, — пояснил Дуайт. — Ты помнишь его, Росс, вы познакомились на приеме у герцогини Гордон.
— Конечно. Мы ещё где-то встречались, но не помню где.
— Сэр Гемфри?
— Его посвятили в рыцари в прошлом году. И недавно он женился.
— На вдове, — кивнул Росс. — И вроде бы она богата?
— У неё значительное состояние, но мне кажется, они действительно любят друг друга.
— Деньги этому не помеха, — ответил Росс.
— Да, но они порождают неприятные слухи. Они приехали в Корнуолл в мае, чтобы навестить его родителей в Пензансе. Джордж Уорлегган и Харриет предложили им остановиться на ночь в Кардью, а нас пригласили отобедать там.
— Думаю, на сегодня Дэви — самый выдающийся учёный Англии.
Дуайт взял орех и расколол его, но не положил ядрышко в рот.
— Когда мы с Дэви встретились в Кардью, он рассказал мне о приглашении, полученном из Франции. В последние годы войны он поддерживал связь с ведущими французскими учёными — Ампером, Гей-Люссаком, Лапласом. А в начале прошлого года об открытиях и достижениях Дэви услышал сам Наполеон и предложил ему посетить Париж и устроить путешествие по Франции и Европе — везде, куда ему захочется. Это важное признание его достижений. И ещё, как по мне, важное свидетельство широты взглядов Бонапарта — в разгар ожесточенной войны вдруг сделать подобное предложение подданному вражеской державы.