– Простите, но мне, как врачу, неловко выслушивать подобные нелепости. Даже если допустить абсурдную мысль, что Паттерсону взбрело в голову повысить тонус медикаментозным способом, причем именно с помощью нитрата стрихнина, то, уверяю вас, он был способен рассчитать безопасную дозу.
– Тогда, возможно, это было самоубийство?
– Самоубийство?! Очередной нелепый вопрос. Абсолютно невероятно! Как и то, – тут Кэмпбелл почти дословно повторил фразу доктора Финдли: – что Паттерсон выбрал бы столь мучительный способ свести счеты с жизнью.
– Значит, вам известны последствия отравления стрихнином?
– Не только мне, но и всему персоналу моего отделения, – отчеканил главный хирург. – Что касается нитрата стрихнина, то он выдается только врачам и строго под отчет. Кроме того, у нас все прекрасно знают, какие меры следует принимать при отравлении медикаментами. И я не сомневаюсь, что вчера для спасения Паттерсона было сделано все возможное. Повторяю: у него не было причин для самоубийства. Блестящий специалист с фантастической интуицией и искусными руками – он был хирургом, что называется, от бога! Такие рождаются раз в сто лет.
– У талантливых людей нередко бывают завистники, – заметил Найт.
– Не в моем отделении!
– Или даже враги.
– Какие… Постойте… вы хотите сказать, что Паттерсона убили?! – поразился Кэмпбелл.
– Я не напрасно задавал вам нелепые вопросы, сэр. Ваши ответы подвели и меня, и вас самого к непреложному выводу: версии несчастного случая и самоубийства можно не рассматривать.
– Да, вы правы…
– Кто, по-вашему, мог желать смерти доктору Паттерсону?
– В больнице – никто! – уверенно заявил врач. – У нас к нему все относились прекрасно, с огромным уважением.
– И все же убийство произошло именно в больнице, – мягко напомнил инспектор. – Как вы думаете, сэр: могла ли причиной быть страсть или ревность? Мне сказали, что доктор Паттерсон пользовался впечатляющим успехом у женской части вашего персонала.
Главный хирург с упреком посмотрел на него поверх очков, придвинул к себе какие-то бумаги и с надменным видом произнес:
– Я бы посоветовал вам меньше обращать внимания на сплетни. Позвольте также выразить пожелание, чтобы вы завершили ваше расследование как можно быстрее и не будоражили пациентов и персонал. И я был бы вам весьма признателен, если подробности вашей деятельности не попадут в газеты.
– Стрихнин – это очень сильный яд, – заключил Финнеган. Он поджал губы и покивал головой с видом знатока. – Спасти доктора Паттерсона было, увы, невозможно… Больше я, к сожалению, ничего вам сказать не могу – обещал инспектору Найту хранить тайну следствия. Кажется, вы с ним хорошо знакомы. Я не ошибаюсь?
– О, мы всего лишь пару раз вместе расследовали убийства, – отозвалась Патрисия с напускной небрежностью.
– Потрясающе! – искренне восхитился газетчик, мгновенно выдергивая из кармана блокнот и карандаш. – Юная студентка-художница и ее мудрый дядя, бывший судья по уголовным делам, помогают полиции ловить преступников… Это же готовая тема для статьи! Смертельно хочется узнать подробности! Когда это было? И где?
Польщенная, девушка охотно начала рассказывать:
– В первый раз – в апреле этого года. Мы с дядей приехали отдохнуть в Борнмут и, конечно, совершенно не ожидали, что…
– Пат, – сэр Уильям предостерегающе коснулся руки племянницы, – думаю, инспектор сам предоставит мистеру Финнегану эти сведения, если сочтет нужным.
– … что весной на взморье может стоять такая прекрасная погода, – Патрисия, несколько обескураженная, послушно изменила конец фразы. – Мой дядя прав, мистер Финнеган.
Репортер тоже был обескуражен, но не терял надежды разговорить своих собеседников и принялся расспрашивать девушку о ее учебе в школе изящных искусств.
Тема была нейтральной, и сэр Уильям позволил себе отвлечься и залюбовался солнечными бликами, играющими в бассейне фонтана. Внезапно он почувствовал, как его легонько тронули за плечо. Он повернул голову: рядом ним стоял благообразного вида старичок с тросточкой; сквозь очки смотрели внимательные глаза.
– Хотите узнать здешние тайны? – негромко спросил он.
Сэр Уильям кивнул, заинтригованный. Старичок опасливо огляделся по сторонам и, наклонившись, быстро проговорил:
– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.
Он снова огляделся и, опираясь на тросточку, но все же довольно бодро, устремился к воротам.
Глядя ему вслед, пожилой джентльмен машинально повторил:
– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.
Джек Финнеган и Патрисия тут же повернулись к нему.
– Вон тот человек, – сэр Уильям указал на старичка, который уже почти скрылся в тени арки, – предложил мне раскрыть некие здешние тайны.
– Тафтон-стрит, – газетчик потер подбородок, вспоминая, – это, кажется, где-то в районе Вестминстера… Идемте скорее!
Он вскочил и протянул руку Патрисии.
– Подождите, – охладил его пыл сэр Уильям. – Вы не думаете, что прежде следует поставить в известность инспектора Найта?
– Он занят! – отмахнулся Финнеган. – Идемте, мы должны поспешить!
– Нет. Мы обещали его дождаться.
Пожилой джентльмен встал и хотел было направиться к корпусу хирургического отделения, но тут Найт вышел оттуда сам и, заметив всю компанию, подошел к фонтану.
– Сэр, мисс Кроуфорд, я сожалею, что вам пришлось потратить столько времени, ожидая меня.
– Не извиняйтесь, инспектор, – сказал пожилой джентльмен. – Лично я готов потратить столько времени, сколько нужно. Кстати, предвижу, что это понадобится прямо сейчас.
И он рассказал Найту о загадочном старичке.
– Как он выглядел, сэр? – поинтересовался инспектор.
– Одежда на нем далеко не новая, но не оборванец. Лицо приятное, интеллигентное – видимо, в прошлом занимался умственным трудом.
– Он выбрал именно вас – очевидно, вы вызвали у него доверие…
– Я готов с ним встретиться.
– Я впечатлен, сэр. Сам бы я никогда не осмелился вам это…
– Ах, перестаньте, инспектор!
– Я еду с вами.
– А я? – одновременно спросили Джек Финнеган и Патрисия.
Инспектор поколебался и решил:
– Так и быть, присоединяйтесь. Однако разговаривать со стариком будем только сэр Уильям и я – иначе он может испугаться большой компании. Вы согласны, сэр?
Пожилой джентльмен согласился, еще и по такой причине: ему не хотелось оставлять свою племянницу в обществе бесцеремонного газетчика.
Из окошек кэба все четверо могли видеть, как город готовится к празднованию золотого юбилея королевы – пятидесятой годовщины восшествия ее величества на престол. На стенах домов прикрепляли флаги и гирлянды; над проезжей частью натягивали узкие полотнища с вензелем VR – монограммой Виктории14; на одной из широких центральных улиц на специальной конструкции устанавливали огромный транспарант с надписью: «Виктория – наша королева». Ожидалось, что ее величество проедет по городу в торжественной процессии. Маршрут был уже известен; вдоль него, где это было возможно, фасады домов до самых крыш закрывали специально возведенные деревянные галереи со скамьями, способные вместить сотни зрителей. На тех участках, где подобных галерей не было, предприимчивые владельцы кафе и ресторанов спешно обустраивали у своих заведений открытые веранды.
Проехав по набережной Виктории и миновав стройную громаду Вестминстерского дворца, кэб свернул вглубь следующего квартала и вскоре остановился на пересечении с Тафтон-стрит. Здесь открывался вид совсем иной и отнюдь не праздничный: обшарпанные стены, закопченные стекла в окнах, выщербленная и замусоренная мостовая, бедно одетые прохожие. Картину дополняли звуки, далеко не гармоничные: в общем шуме выделялись выкрики торговцев устрицами и печеной картошкой; из окна в окно визгливо переговаривались рассерженные женщины; грохотал своей тележкой старьевщик; двое подвыпивших мастеровых исполняли куплеты непристойной песни, подпирая друг друга и выписывая на ходу зигзаги; где-то блеяла коза.
Патрисия была поражена: столь разительный контраст – и это всего в нескольких минутах езды от здания парламента!
– Остатки мрачного прошлого, – прокомментировал сэр Уильям, заметив, как изменилось лицо племянницы. – Когда-то совсем рядом находился печально известный Акр Дьявола, как назвал его Диккенс. Это был район совершенно невообразимой нищеты, настоящее логово преступности15. На моей памяти трущобы начали расчищать – прокладывать новые улицы, сносить тысячи ветхих домов и строить на их месте новые. Город постепенно меняется к лучшему, хотя, как видишь, не так быстро, как хотелось бы.
Ехать к нужному дому кэбмен отказался.
– Здесь такой народ, – объяснил он: – как-то у меня чуть ли не на ходу фонарь открутили. Наши не любят ездить в такие места. Если хотите, я вас здесь подожду.
Инспектор Найт велел Патрисии и газетчику оставаться в кэбе, а сам вместе с сэром Уильямом направился вдоль по улице.
Благообразный старичок сидел на замызганных ступенях у входа в дом номер шестьдесят пять и читал вслух какую-то книгу. Рядом с ним примостилась девочка лет пяти и слушала, открыв рот, трое оборванных мальчишек такого же возраста сидели на корточках напротив. У их ног возился в пыли полуголый годовалый малыш.
Неподалеку носились несколько мальчишек постарше и пинали неровный шар, свернутый из тряпок. Увидев двух хорошо одетых джентльменов, они подбежали и вернулись к своей игре только после того, как те выдали каждому из них по монетке.
– Добрый вечер, – сказал сэр Уильям, подойдя к старичку. – Вы хотели со мной поговорить.
Тот поднял на него непонимающий взгляд.
– Вы хотели рассказать мне о каких-то тайнах, касающихся больницы Святого Варфоломея, – напомнил пожилой джентльмен.
Старичок оживился:
– Да, да, я вас узнал. Давайте отойдем в сторонку.