И самый крайний, видимо, и по значению тоже, уже знакомый и почти родной, сидел Виталий Заворотнюк — член Политбюро, председатель Совета Министров РСФСР.
— У нас вообще-то совет! — пустив в голос «петуха» возмущённо заверещал Заворотнюк.
Я же, наоборот, положил руку на его субтильное плечо и слегка надавил.
— Ну-ка сядь.
Заворотнюк сел. Всё это происходило под звенящую тишину и гробовое молчание всей верхушки СССР! Что сказать, приятно, когда тебя уважают!
Тут на глаза мне попался стул, видимо, предназначенный как раз для моей персоны. Красивый и резной, он был жутко неудобен. Заявляю я это со всей ответственностью, ведь именно на таком резном и неудобном стуле я и сидел только что за дверями приёмной.
Поэтому товарищу Заворотнюку пришлось потрудиться ещё раз.
— Я передумал, — хлопнул я его по плечу. — Твоё кресло удобнее, вставай!
— Вы что себе позволяете, Часовой? — вмешался в наш диалог сам Барагозин!
Ну вот!
А я всё думал-гадал, когда властность и чувство хозяина наконец сменят его шок и непонимание ситуации. А он довольно быстро справился! Ну, для жителя Земли 1, быстро.
— Нет, Михаил Владиславович, — подчёркивая отношения, обратился я к Барагозину по имени-отчеству. — Это вы, видимо, забыли, что общаетесь с Часовым!
Барагозин стойко выдержал мой взгляд, однако всё же сглотнул. Но на ноги не поднялся. Нужно было его простимулировать.
— С каких пор стадо вдруг решило, что их вожак главнее пастуха? — Вонзив в него самый жёсткий из отрепетированных перед зеркалом взглядов, спросил я.
Кажется, проняло. Причём не только Барагозина, который почти мгновенно вскочил на ноги, но и остальных. Ежов — министр обороны, вдруг поправил туго затянутый галстук. Григорьев — первый секретарь Московского госкомитета, наоборот, сполз на своём кресле едва ли не до уровня столешницы. А Лихоимцев вдруг загремел подстаканником с давно остывшим чаем.
— И ты, Мэлс, видимо, считаешь себя пастухом, да⁈ — несмотря на покрасневшие белки глаз, обманчиво елейным голосом протянул Барагозин.
— А вас — стадом, — кивнул я. — Всё верно!
Вот тут терпение Барагозина начало подходить к концу, а вместе с ним и его елейный голос сменился на повышенные тона!
— Мэлс, хватит!!! — хлопнув ладошкой по столу, проявил эмоции Генсек.
Я, переводя взгляд с одного побелевшего лица на другое, поинтересовался:
— Ну что, господа враги народа, кому молчим?
— Ну, товарищ Сибиряк, это уже слишком! — взбунтовался главнокомандующий ВС СССР — Ежов. — Вы вообще в курсе почему вас сюда вызвали?
Вопрос Ежова требовал немедленного ответа, но мне надоело стоять. А предложенный резной стул даже на вид был жесток и неудобен. Поэтому господину Заворотнюку пришлось встать со своего удобного кресла ещё раз.
Вновь хлопнув самого младшего из секретарей политбюро по плечу, я заставил его встать и, поменяв свой неудобный стул на его замшевое кресло, расположился уже в нём.
Всё это происходило под безмолвным наблюдением остальных.
— Спасибо, что подождали, — расположив руки на удобных подлокотниках, поблагодарил я членов политбюро.
Генеральный секретарь ЦК партии Барагозин пребывал в плохо скрываемом гневе. Его «правая рука», кум и одновременно главнокомандующий всех войск Союза Сергей Ежов — тоже. А вот на лицах остальных читалась только растерянность.
И этим надо было пользоваться.
— Что же по поводу вас, Сергей Денисович, — обратился я к Ежову. — Я в курсе. Зачем, как вы выразились, ВЫ, — вновь пересчитывая взгляды, сделал я акцент. — Вызвали МЕНЯ!
И вновь театральная пауза. Секунды на четыре, не больше. Иначе можно потерять эффект, и оппонент начнёт думать. А думающие члены партии в данный момент в мои планы не входили.
— Лично вы, Сергей Денисович, — как бы невзначай я махнул рукой с заблаговременно надетым на неё гантом, — требуете, чтобы Часовые немедленно передали вам все полученные в других Т-мирах технологии.
Я перевёл перчатку уже на генсека.
— Ваш кум, Михаил Эдгарович, хочет от Часовых, чтобы мы не препятствовали Марсу и признали его право на самоопределение.
— Марсианская колония Союза имеет международное право… — сквозь зубы процедил Барагозин, но я не дал ему закончить.
— Я не договорил.
Покачав головой, я перевёл взгляд на следующего своего требователя.
— Представитель СССР в ООН, Эрик Комласс, требует от Часовых недопущение нуль-топливного кризиса между сверхдержавами и передачу частотных координат «Земли 12» под кодовым названием «Солярис» всем постоянным членам Организации Объединённых Наций. А этот Т-мир, я напомню, на данный момент является основным источником нуль элемента для СССР!
И вновь пробежавшись взглядом по всем присутствующим, добавил:
— Я никого не забыл?
Ответом послужило гробовое молчание, которое на эмоциональном кураже я воспринял как приглашение продолжить разбор.
— И всё это вы требуете от организации, чьё финансирование за последние 2,5 года было урезано в семь раз. На данный момент на весь СССР приходится всего семь действующих часовых! Чуете к чему я веду?
— Мэлс Денисович, — уже более сдержано, хоть и было видно, с каким трудом это ему даётся, попытался ответить сам генеральный секретарь. — Партия ведь вам уже сообщила что работа по строительству Академии Часовых уже ведётся.
Он покопался в папке у себя на столе, и подглядев в неё как в подсказку, добавил:
— Запланированная дата сдачи всего комплекса намечено на 15 августа этого года.
На этом месте, по расчётам Барагозина, я наверное должен был успокоиться и пойти на сглаживание конфликта. Ведь вроде как партия не отказывает и даже активно участвует в строительстве академии часовых.
Но в реальности всё обстояло несколько иначе.
— Как раз после всесоюзного съезда партии, на котором вы на общее голосование вынесете вопрос о моём отстранении⁈ — улыбнулся я своей самой американской улыбкой. — Позвольте спросить, кого вы хотите поставить на моё место?
Видимо, этот туз из моего рукава оказался козырным, потому как в следующую секунду Барагозин, не зная что ответить, только хлопал глазами. Да и остальные члены ЦК лишь испуганно переглядывались.
Ни у кого из присутствующих не нашлось что ответить, поэтому я продолжил.
— А теперь, если я ничего не упустил, позвольте ответить каждому из вас предметно по лично его интересующему вопросу.
Чувствуя, что придётся говорить ещё долго, не постеснялся и отхлебнул крепкого чая из стакана Заворотнюка. Бедный Виталий Ааронович, так и не присел на мой неудобный стул, оставшись стоять. А теперь ещё и наблюдал, как «его чай с лимоном и шалфеем» перестал быть его.
— По поводу технологий, Сергей Денисович, — вот!
Свернув из пальцев «фигу», я продемонстрировал её главнокомандующему вооружённых сил.
— Часовые не просто так не распространяются обо всех технологиях. Многие из них запретны, аморальны и опасны для самих обладателей. И чтобы не допустить подобного давления, институт Часовых подчиняется только решениям системы «Коллектив 2.0». И это закреплено конституционно!
Затем я перевёл взгляд уже на постоянного представителя СССР при ООН.
— Что же по поводу вашего вопроса, Эрик Комласс, необитаемый Т-мир «Солярис» был открыт САМИМ Прометеем! Передать координаты его мира нашим геополитическим врагам из ООН — значит отдать основную ресурсную базу по добыче нуль-элемента! Тянет на предательство, не считаете?
— Как вы смеете обвинять… — обнажая эстонский акцент, возбудился он. — Налаживание политических связей и сотрудничество в сфере освоения Т-миров…
— Перестаньте играть в напёрстки, Эрик, — покачал я головой. — Пару лет назад за такое предложение я бы взял вас под арест прямо здесь. Но не будем о грустном.
И переключился уже на главное действующее лицо в спектакле этого уездного ТЮЗа.
— Михаил Денисович, — перевёл я разговор на самого Барогозина. — Официальная позиция института Часовых: отделение Марса является антиконституционным, и Часовые не поставят свою подпись под этим преступным документом.
— Я так и думал, — спокойно покачал головой генсек.
Однако его кум оказался более резок.
— Тогда о своей Академии можете забыть! — вновь подскочил со своего места главнокомандующий Ежов. — А на всесоюзном съезде партии, Мэлс, мы поднимем вопрос о вашем отстранении в связи с утратой доверия!
К такому я был готов. Только вот прямой выпад в сторону Первого Часового спускать было нельзя. Поэтому спокойно поднявшись с обалденно удобного кресла, я неспешным шагом подошёл к и так стоящему на ногах Ежову.
— Ну-ка смирно, падаль!
Удивительно, но человек, которому подчиняются все военные силы Союза, среагировал с первого раза! А я в очередной раз обалдел от ауры и реноме своего предшественника.
Эх, я бы отдал многое, чтобы с ним лично познакомиться!
— Смирно, я сказал! — хоть это было и не нужно, сержантским тоном рявкнул на него я. — При мне генералы Соединённых Штатов Виталики вытягивались по ниточке! Меня — Сумрака — королева Британики встречала стоя! А ты, гнида подковёрная, смеешь мне чем-то угрожать⁈
Последние слова были произнесены буквально нос к носу. А чтобы так оно и оставалось, я для надёжности придерживал главнокомандующего за галстук.
— Что же, по поводу отмены строительства Академии Часовых, — всё ещё придерживая Ежова за галстук, — вы опоздали. Пока мы тут с вами расставляем все точки над буквами «Ё», на Красной площади уже стоят две сотни моих студентов!
Сначала я увидел в глазах непонимание и испуг, а потом все, даже Ежов, которого я всё ещё держал за галстук, закатили глаза. Не нужно было быть гением чтобы понять, что сейчас каждый из них подключился через нейроимплант к своим ресурсам, чтобы проверить мои слова.
А вот я, наоборот, застыл, пряча испуг за остатками уверенности. Ведь если что-то пошло не так, если колонна где-то остановилась или не доехала и сейчас на Красной площади никого…