- Почему не запомнили, - обиделся Мишка. – Низенький такой, костлявый, лицо еще болезненное, желтое. Мешок солдатский за плечами. И в руках железка непонятная в чехле.
- А-аа, - разочарованно протянул боец. – Так это новый агроном. Как же, видел я его вчера на станции. Он к вам в район в командировку из Ряжска приехал. Ну ладно, все равно спасибо, ребята. Если вдруг заметите еще кого, дайте знать. Сами понимаете, время военное.
Белугин перевел дух. Патруль медленно удалялся. Алексей осторожно поставил пистолет на предохранитель и убрал его в карман. Он и сам не помнил, когда достал оружие, все произошло как-то само собой, на автомате. Интересно, они меня ищут, или просто совершают обход? Насколько Алексей помнил из материалов, предоставленных помощниками Седова, немцы забрасывали парашютистов и в эти места. Совсем неподалеку располагались несколько оборонных заводов. Так что охрана железной дороги держала уши востро.
Мальчишки тем временем наловили рыбы, насадили плотву на прутья и ушли.
Белугин задумался. Извечный русский вопрос «что делать?» стоял перед ним во всей красе. Самым заманчивым и простым виделся вариант попробовать все-таки сесть на какой-нибудь проходящий поезд, следующий в Москву. Тем более, что железная дорога совсем рядом делала поворот и шла в горку, а, значит, машинист по идее должен был сбросить скорость. Идеальные условия для «зайца». Смущало, правда, что составы шли все больше военные, с охраной и часовые запросто могли пальнуть по подозрительному типу – не будешь же бежать за эшелоном с раскрытым удостоверением НКВД в руках и криком: «Я свой, не стреляйте!»
Вот, разве что, дождаться вагона или платформы без охраны? Решено, надо переместиться поближе, выбрать удобное место и ждать.
Длинный состав медленно входил в поворот. Состоял он по большей части из открытых платформ с затянутыми брезентом и маскировочными сетями танками и бронемашинами, но было и несколько теплушек. Правда, вот беда, часовые бдили повсюду.
Алексей совсем пал духом – это был уже седьмой эшелон, а удобный случай, как назло, все не спешил представиться. Хоть ты тресни! Вдруг парень насторожился. Замыкал состав вагон с пустой площадкой. По крайней мере с того места, где засел Белугин, с уверенностью процентов в восемьдесят, на ней никого не было. Рискнуть? А, была не была!
Как только паровоз, сбавив скорость, прошел поворот, Алексей выскочил из кустов и рванул к намеченной цели. Вихрем пролетел по насыпи, швырнул вперед опостылевший портфель и одним прыжком заскочил на площадку последнего вагона.
- Ты кто такой?! – Мирно куривший командир-танкист ошалелыми глазами уставился на возникшего, будто чертик из табакерки Белугина. – А ну, слазь немедленно, это военный состав! – Папироса полетела в сторону, а пальцы потянулись к кобуре.
- Не шуми, старлей, - устало попросил Алексей, разглядев на петлицах танкиста три кубаря. – Госбезопасность. Вот, гляди, - он достал из кармана пиджака удостоверение и продемонстрировал его содержимое. – А что до моего появления, так сам должен понимать, служба. Так-то, брат. Портфель лучше мой придержи, чтобы не улетел – болтанка тут у тебя похлеще чем в небе.
Старшего лейтенанта звали Олегом. Командир роты Олег Таругин. После ранения и последующего излечения он следовал на фронт с эшелоном, в котором везли новую и отремонтированную технику для пополнения наших частей. На фронте он был с первых дней войны, дважды горел, еще два раза был ранен.
- По-первости особенно страшно было, - рассказывал Таругин, отрешенно глядя на огонек папиросы. – Я ж на Т-26 начинал. Знаешь, что это за танк? Пятнадцать миллиметров брони и сорокапятка. Сидишь внутри и все время ждешь: вот сейчас тебя подобьют! Потом ничего, пообвыкся маленько. Тем более, что увидел, и на таких машинах немцам можно юшку пускать. Как мы их под Дубно давили!
- Так ты из пятнадцатого мехкорпуса?
- Из восьмого. А что, знакомый кто там воевал, так скажи, может я его знаю?
- Нет, - смутился Алексей. – Вспомнил просто. О ваших подвигах тогда много в газетах писали.
- Серьезно? – Таругин с сомнением поскреб подбородок. – Не видел. Хотя, меня тогда в первый раз зацепило, две недели без сознания провалялся. Спасибо ребятам из экипажа, не бросили, в госпиталь отвезли. Подлатали доктора и снова на фронт. Получил тридцатьчетверку. Вот это, скажу тебе честно, красавица! Броня, пушка, скорость – все при ней. Жаль, что немного их у нас, но все равно, под Москвой мы фрицев приласкали от всей души, драпали так, что порой догнать не успевали. Меня ж, как нарочно, опять подбили. Не углядел пушку замаскированную в одной деревеньке, а она нам в борт гостинец прислала, когда мы разворачивались. Механика сразу убило, заряжающего контузило. Выбрался кое-как, ребят вытащил, смотрю – на мне комбез горит. Ну, давай в снегу кататься, пламя сбивать. И в этот момент меня осколком снаряда в грудь шандарахнуло. Очнулся уже в медсанбате. Пехота выручила. Они за нами шли, вытянули.
- Так это у тебя с того раза? – Белугин показал на свежий рубец от ожога, уходящий за ворот гимнастерки Таругина.
- Ну да. Глазастая у нас госбезопасность, - широко улыбнулся старший лейтенант.
- Работа такая, - вернул улыбку собеседнику Алексей.
- Сам-то на фронте бывал?
- Доводилось, - Белугин помрачнел. Вспомнилось, как хоронил ребят у сбитой «пешки», жег фашистские танки, дрался, не надеясь выжить. – Не такой, конечно, боевой стаж, как у тебя, но кое-что пришлось тоже повидать.
- Я и смотрю, глаза у тебя…
- Что, «глаза»?
Таругин неспешно выпустил голубую струю дыма и медленно сказал:
- Заметил я, что у всех, кто на самом деле лиха хлебнул, глаза, точно пеплом малость припорошены. А тронешь чуть, угольки светятся.
- Да ты поэт, право слово, - засмеялся Алексей. – Стихи не пишешь?
Танкист заметно смутился и даже немного покраснел.
- Баловался немного.
- Серьезно?! Слушай, прочти что-нибудь, а?
- Да ну, нашел Маяковского, - сконфуженно отвернулся Олег. – Кстати, скоро станция будет, говорили, что остановимся, так я там кипятком хотел разжиться, а после в теплушку перебраться. Ты со мной?
Белугин задумался. Светиться лишний раз перед посторонними категорически не хотелось. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь сболтнул лишнего.
- Знаешь, давай-ка я лучше здесь останусь, - решил он наконец. – Ты мне бойца пришли для подстраховки, только растолкуй ему все сам. Лады?
- Как знаешь, - сухо сказал Таругин и отвернулся, глядя на проплывающие изогнутые шеи водоналивных колонок и коробки пакгаузов. Поезд въезжал на станцию.
Евгений. 1907
- Я могу идти, - с натугой прохрипел «студент», пытаясь подняться с кровати. Залогин торопливо бросился помогать ему. Он закинул руку товарища себе на плечи, приобнял его за талию и повёл к двери.
Белугин огляделся. В принципе, делать ему здесь было теперь нечего. Мелькнула шальная мысль устроить хороший пожар, который надежно скроет любые следы их пребывания в квартире загадочного инженера, но Евгений тотчас отбросил ее – мальчишество какое-то. Отдает душком второсортного детектива. Настоящий шик оперативной работы заключается как раз в том, чтобы проделать свои дела тонко и незаметно: тихо пришел, также тихо ушел. А как только начался шум, гам, пальба и беготня то это означает, что все идет наперекосяк. Собственно, они и без этого уже достаточно накуролесили у Махрова, ни к чему умножать сущности.
Евгений аккуратно сложил нужные бумаги и убрал их в потайной карман пиджака. Тщательно застегнул пальто и направился вслед за боевиками. На пороге оглянулся. В полумраке нельзя было хорошо рассмотреть лицо Ольги, но Белугину показалось, что на нем застыло удивленное выражение. Так, словно девушка и не поняла, что же с нею произошло. Жаль, красивая была, хоть и стерва, подумалось вдруг. О Павле и Моте он уже забыл, вычеркнув их из памяти без всякого сожаления. Обычные пешки, сколько их полегло, кому это интересно. А вот Ольга вполне еще могла принести определенную пользу в работе. Интересно было бы проследить ее связи со старообрядцами, разговорить на предмет источников финансирования партии и не только. Да видно не судьба. Что ж, вставайте, граф, вас ждут великие дела!
Белугин вышел в коридор. Аккуратно закрыл дверь квартиры, замер и прислушался. «Студент» и Киря спускались по лестнице. Залогин негромко бормотал что-то успокаивающее, его товарищ тихо постанывал. Но вроде бы уже гораздо меньше, значит, парень потихоньку приходит в себя. Это хорошо, убивать его не хотелось – чем-то он был симпатичен Егению. Даже несмотря на то, что участвовал в убийстве оперативника Службы на даче.
Из-за других дверей не доносилось ни звука. Странно как-то, неужели никто не слышал шума борьбы и выстрелов? Впрочем, им сейчас это только на руку. Не хватало еще ввязаться в драку с кем-то из жильцов. Некстати вспомнилось, как он, выполняя решение комитета, ликвидировал одного разоблаченного провокатора.
Дело было достаточно давно: Белугин только-только легализовывался в этом времени, зарабатывал авторитет среди «товарищей-революционеров». Поэтому действовал с показной жестокостью, при свидетелях – случись Евгению работать самому, он исполнил бы все быстро и незаметно. А так пришлось вламываться посреди бела дня в квартиру Иуды, с пафосом оглашать приговор, а потом ещё и отбиваться от набросившейся на него сумасшедшей старухи – матери предателя, которая норовила грудью прикрыть родную кровиночку. А «деточка», не будь дураком, ринулась бежать. Недалеко, правда, он утек. Но перемазался тогда Белугин преизрядно, точно на бойне поработал.
Евгений недовольно скривился и отогнал неприятное воспоминание. Рановато о мемуарах думать, нужно дело делать! Белугин сбежал по лестнице, нагнал выхода на улицу боевиков и негромко приказал:
- Идите к саням. Посмотрите, все ли там чисто. Если порядок, то гоните сюда, прямо к дому, не останавливайтесь – я на ходу запрыгну. Всё понятно?