Как аргентинского гражданина с паспортом, Гевару могли освободить в любую минуту, на этом настаивал его адвокат, бывший министр экономики в правительстве Арбенса, однако Эрнесто решительно отверг эту идею: «Ни за что! Я хочу, чтобы меня считали кубинцем».
Наконец по ходатайству общественности (за кубинцев вступились бывший президент Мексики Ласаро Карденас, художники Сикейрос и Ривера) Фидель Кастро и 18 его бойцов были освобождены, за решеткой остались только Че Гевара и кубинец Каликсто Гарсиа: первый – добровольно, второй – потому, что у него были не в порядке иммиграционные бумаги. Чтобы уладить дело, Фидель был вынужден дать взятку мексиканским властям.
«Я сказал Фиделю, – пишет Че Гевара, – что из-за меня ни в коем случае не должна задерживаться революция. Я помню также решительный ответ Фиделя: "Я не оставлю тебя!" Так и вышло: пришлось потратить время и деньги, чтобы вызволить меня из мексиканской тюрьмы».
Предотвращать экспедицию никто не пытался: для мексиканской стороны, притерпевшейся к такой активности, никакой опасности бригада Кастро не представляла, североамериканцы предоставили кубинцам возможность до поры до времени делать все, что заблагорассудится. И вот однажды Че собрал вещи, пробормотал что-то насчет полиции, которая идет по следам, – и ушел из дома: как оказалось, навсегда.
Высадка на Кубе: путешествие дилетантов
Для высадки на Кубе Фидель Кастро купил деревянную прогулочную яхту. Это суденышко, способное принять на борт двадцать человек, за три года до продажи уже тонуло. Пришлось ремонтировать надстройку, менять оба двигателя, перестилать палубу. Фидель собирался приобрести второе судно, но поджимало время, уходили деньги, и он решил обойтись одним.
Отплытие необходимо было скоординировать с выступлением «Движения 26 июля» на острове (так революционеры называли себя в честь даты нападения на казарму Монкада в 1953 году). Для этого в октябре 1956 года в Мехико с Кубы приезжал соратник Фиделя Франк Пайс. Решено было, что в день отплытия в город Сантьяго-де-Куба будет послана условная телеграмма. Ровно через пять суток в Сантьяго начнется восстание, а на месте высадки участников экспедиции будет ждать резервный отряд, которому Фидель должен доставить оружие.
Штурман Роберто, бывший лейтенант ВМФ Кубы, впервые увидел яхту лишь во время посадки и, доверившись судовому формуляру, определил скорость ее в девять узлов, в то время как на деле она не достигала семи. Поэтому путь от мексиканских до кубинских берегов занял не пять суток, а почти неделю. В распоряжении Роберто не имелось даже хорошей карты кубинского побережья, вдоль которого ему предстояло вести яхту на протяжении почти половины пути. Позже выяснилось, что никто из кубинцев – участников экспедиции совершенно не знаком с местом предполагаемой высадки, да и сам Фидель Кастро на том берегу никогда не бывал.
Посадка началась в ночь с 24 на 25 ноября. Яхта осела почти по самый фальшборт, когда на ее палубе собрались все 82 человека. Море обещало быть неспокойным.
В открытом море яхту встретил сильный северный ветер. Перегруженное судно стало швырять по волнам, и все поняли, насколько серьезны были предупреждения портовых служб, не рекомендовавших выходить в открытое море.
«Мы лихорадочно стали искать лекарство от морской болезни, – пишет Че Гевара, – но так и не нашли. Были спеты кубинский гимн и Гимн 26 июля, все это длилось, наверное, не более пяти минут… Люди сидели с мученическими лицами, обхватив руками животы, одни уткнулись головами в ведра, другие распластались в самых неестественных позах…» [1]
У Эрнесто начался приступ. Это было плохое начало. Болезнь настигла его в самый неподходящий момент и выставила на всеобщее обозрение как досадную обузу.
На полу каюты появилась вода. В лихорадочной спешке пассажиры яхты стали выбрасывать за борт все, что попадалось под руку в темноте: консервы, канистры с горючим и с пресной водой. Лишь когда рассвело, обнаружили, что кто-то забыл завернуть кран в туалете, и вода тонкой струйкой лилась на пол всю ночь.
Утром установилась прекрасная погода, и тут-то пришлось горько пожалеть о выкинутых за борт сокровищах. Никто не предполагал, что плавание будет продолжаться восемь суток. В первые дни получали по банке сгущенного молока на двоих. На пятый день, предполагая, что приближаются уже к кубинскому мысу Крус, конечной точке путешествия, было съедено все, за исключением ананасов. Никто не сокрушался по этой причине: подошел расчетный срок, и на исходе пятого дня все вглядывались в горизонт, где вот-вот должен был показаться огонь маяка. Но огня так и не было.
Ночью, устав от ожидания, штурман Роберто влез на крышу каюты, чтобы заглянуть за линию горизонта, и, поскользнувшись, упал в воду. Пришлось остановиться и дать задний ход. Яхта долго ходила кругами в темноте, наконец потерпевший подал голос – и все завершилось благополучно, но с потерей драгоценного времени.
Яхта двигалась вдоль острова, держась на некотором отдалении от берега, курс был верный. Вскоре стали попадаться торговые суда под кубинским флагом, при их приближении все прятались в каюте и в трюме, наверху оставался только штурман Роберто.
Слушая радио, узнали, что Франк Пайс начал восстание в назначенный час: его боевики с красно-черными нарукавными повязками «Движения-26» пошли на штурм полицейского управления Сантьяго, перекрыли баррикадами улицы, ведущие к крепости Монкада. Но помощь от Фиделя не поступила, сотня бойцов осталась без оружия, и восставшим пришлось с боями и потерями уходить в горы. Смысла продолжать плавание к условленному заранее месту – Никеро – уже не было, и Фидель Кастро принял решение высадиться юго-западнее, в районе Белисе.
Наконец кубинский берег приблизился, и тут яхта дрогнула и встала как вкопанная: штурман Роберто посадил ее на мель. Поскольку до берега было далеко, спустили единственную имевшуюся на борту шлюпку, которую никто не догадался заранее проверить, и она тут же затонула, так как оказалась дырявой. Пришлось идти к берегу, подняв над головами оружие, по горло в воде. Берег в этом месте представлял собой морское болото, заполненное жидкой грязью и поросшее мангровыми зарослями, под которыми тоже не было твердой земли. Если бы штурману удалось провести яхту вдоль берега еще одну милю, бригада могла бы высадиться на песчаном пляже вблизи дороги, ведущей в сторону гор.
Лишь один самолет пролетел над брошенной у берега яхтой, когда люди Кастро уже шли по зарослям, все глубже забираясь в болото. Неверное направление, как пишет Че Гевара, «было выбрано по вине неопытного и безответственного товарища, назвавшегося знатоком здешних мест. И вот мы уже на твердой земле, заблудившиеся, спотыкающиеся от усталости и представляющие собой армию призраков, движущихся по воде по воле какого-то механизма. К семи дням постоянного голода и морской болезни добавились три ужасных дня на суше» [2] . Сам Эрнесто еще находился во власти изнурительного приступа, сложные запахи мангрового болота привели к возобновлению кашля и спазм, но времени на передышку не было: нужно было как можно дальше уйти от места высадки.
Люди Кастро, голодные, но целые и невредимые, еще двое суток шли по болоту. Мексиканская армейская обувь, неприспособленная для ходьбы по болотам, раскисла в соленой воде, и ноги у всех были сбиты в кровь. Еле двигаясь по пояс в грязи, бойцы теряли немногое снаряжение, которое взяли, уходя с корабля.
Набрели на запоздалого путника, местного жителя, и взяли его с собой в качестве проводника: Фидель Кастро хотел кратчайшим путем добраться до предгорий Сьерра-Маэстры, там, в диких зарослях, в каком-нибудь овраге можно было укрыться и передохнуть. Но осуществить этот план, не вступая в соприкосновение с противником, не удалось. «Наш проводник был главным предателем и навел на след отряда, – записал Че в своем дневнике. – Отпустив этого предателя, мы совершили ошибку: ненадежных людей из местного населения нельзя оставлять без надзора, когда находишься в опасном районе» [3] .
Вряд ли можно было считать «главным предателем» перепуганного крестьянина, случайного встречного, наверняка не понимавшего, куда и зачем идет среди ночи эта толпа вооруженных, покрытых коростой засохшей грязи людей. Проводник, увлекаемый в темноте все дальше и дальше от родного дома, был скорее пленником, чем единомышленником герильи, которая еще ничем не заслужила его сочувствия. Он наверняка ничего не слышал о борьбе доктора Кастро против деспота Батисты. Регулярная армия в этих местах появилась, лишь когда поползли слухи о том, что на берег высадились и шастают по болотам какие-то иностранцы.
Че Гевара был на этом острове чужим и воспринимал всякого крестьянина прежде всего как жертву эксплуатации, которая с нетерпением должна ожидать, когда ее освободят. «Предательство» проводника его поразило. Если бы он не был настолько погружен в свой внутренний идеальный мир, он бы понял, что держать всех ненадежных под надзором не в состоянии даже миллионная армия.
На рассвете 5 декабря отряд дошел до местечка, название которого звучало как насмешка – Алегрия-дель-Пио (Святая радость). Люди стали устраиваться на привал. Место для привала было на редкость неудачное: низкорослый кустарник, в котором решено было дожидаться наступления темноты, был окружен открытым пространством. Измотанные люди повалились на землю как подкошенные. Не были выставлены даже караульные посты. Все хотели спать. Эрнесто в своих записях отмечает вечные споры о карауле; никто не хотел дежурить последним, с четырех до пяти тридцати утра, когда сон самый сладкий. Бойцы революции обижались и протестовали, как подростки в туристических лагерях. Сон оказался недолог. Брошенная на мели яхта стала для батистовцев надежным ориентиром.
К середине дня над плантацией появились военные самолеты «байбер» и авиетки, принадлежащие частным лицам. На небольшой высоте самолеты кружили над зоной привала, все ближе подбираясь к цели, и, пролетая над кустарниками, покачивали крыльями. Повстанцы счита