<яные> солонки и четыре хлеба на блюдах. Один старик говорил речь; говорил очень хорошо. Школа – лучшая в уезде.
Чехов – А. С. Суворину. 13 августа 1896 г. Мелихово
Перепись кончилась. Это дело изрядно надоело мне, так как приходилось и считать, и писать до боли в пальцах, и читать лекции 15 счетчикам. Счетчики работали превосходно, педантично до смешного. Зато земские начальники, которым вверена была перепись в уездах, вели себя отвратительно. Они ничего не делали, мало понимали и в самые тяжелые минуты сказывались больными. Лучшим из них оказался пьющий и привирающий а lа И. А. Хлестаков – все-таки характер, по крайней мере, хоть с точки зрения комедии, остальные же черт знает как бесцветны и как досадно иметь с ними дело. <…>
Весь пост и потом весь апрель придется опять возиться с плотниками, с конопатчиками и проч. Опять я строю школу. Была у меня депутация от мужиков, просила, и у меня не хватило мужества отказаться. Земство дает тысячу, мужики собрали 300 р. – и только, а школа обойдется не менее 3 тысяч. Значит, опять мне думать все лето о деньгах и урывать их то там, то сям. Вообще хлопотлива деревенская жизнь.
Чехов – А. С. Суворину. 8 февраля 1897 г. Москва
Живу я теперь, как Вам известно, в деревне, в собственном имении, заложенном в земельном банке, живу здесь лето и зиму и, когда становится скучно, уезжаю во едину из столиц. Я по-прежнему не женат, не богат, все еще не седею, не лысею. Отец и мать при мне; постарели, но не очень. Сестра летом живет дома и занимается хозяйством, зимою учительствует в Москве. Братья служат. Имение у меня неважное, некрасивое, дом небольшой, как у помещицы Коробочки, но жизнь тихая, не дорогая и в летнее время приятная.
Чехов – С. А. Петрову (архимандриту Сергию). 23 мая 1897 г. Мелихово
Я строю еще новую школу, по счету третью. Мои школы считаются образцовыми – говорю это, чтобы Вы не подумали, что Ваши 200 р. я истратил на какую-нибудь чепуху.
Чехов – А. С. Суворину. 24 августа 1898 г. Мелихово
5. Утро –4°. Деревья сажают около пруда в поле. Полдень 0°. Ване письмо. Вечер –2°. Маша и М. И. уехали. Зарезали 2-х овец, весу 2 пуда 8 фунтов.
6. Утро –3°. Тихо и пасмурно. Капусту рубят – секут. Из ледника выбрасывают лед. Купили 2 куля угля. Полдень –3. Снег валит. Метель. Вечер –5°.
7. Утро –5°. Снегу выпало на 1/2 аршина. Зарезали 2-х телят больших весу 3 пуда 36 фунтов. Полдень 0°. Начали на санях ездить. Вечер –8°. Капусты нарубили 60 ведер.
8. Утро –12°. Окна заледенели, как зимою. Восход солнца яркий. В доме во всех комнатах холодно. Дров еще не навозили. Полдень 0°. Роман поехал на санях в Лопасню. От Вогау получен чай, сахар и кофе. Вечер –2°.
12. Сего месяца Павел Георгиевич Чехов скончался в Москве в пять часов пополудни.
П. Е. Чехов. Дневник. Октябрь 1898 г.
Последнюю запись – о смерти отца – сделала в мелиховском дневнике М. П. Чехова.
…В октябре нашу семью постигло несчастье. Наш отец приподнял в Мелихове с полу тяжелый ящик с книгами, и у него произошло невправимое ущемление грыжи. Пока по отвратительной грязной дороге его довезли до станции (13 верст), пока три часа везли в поезде в Москву и пока поместили в клинику, кишка у него омертвела, и явилась необходимость вскрывать брюшную полость. Отец не выдержал операции и умер. Мы похоронили его в Новодевичьем монастыре, и я, мать и сестра с грустью возвратились в Мелихово. Я прошел по пустынным комнатам. Брата Антона нет – он в Ялте; отца нет – он в могиле; «прекрасной Лики» тоже нет – она в Париже. Даже нет нашего вечного друга А. И. Иваненко – он навсегда уехал к себе на родину. Опустело наше Мелихово! Точно один отец занимал весь наш дом – так почувствовалось в Мелихове его отсутствие.
М. П. Чехов. Вокруг Чехова
Милая Маша, твою телеграмму Синани получил вчера 13 окт<ября> в 2 часа дня. Телеграмма неясна: «как принял Антон Павл. Чехов известие о кончине его отца». Синани был смущен и думал, что ему нужно скрывать от меня. Вся Ялта знала о смерти отца, а я не получал никаких известий, и Синани показал мне телеграмму только вечером; после этого я пошел на почту и там прочел только что полученное письмо от Ивана, который извещал меня об операции. Пишу я это 14-го вечером, и до сих пор никаких известий, ни звука.
Как бы ни было, грустная новость, совершенно неожиданная, опечалила и потрясла меня глубоко. Жаль отца, жаль всех вас; сознание, что вам всем приходится переживать в Москве такую передрягу в то время, как я живу в Ялте, в покое, – это сознание не покидает и угнетает меня все время. Что мать? Где она? Если она не поедет в Мелихово (ей там тяжело одной), то где ты поселишь ее? Вообще много вопросов, которые следовало бы решить. <…> Мне кажется, что после смерти отца в Мелихове будет уже не то житье, точно с дневником его прекратилось и течение мелиховской жизни.
Чехов – М. П. Чеховой. 14 октября 1898 г. Ялта
У меня умер отец. Выскочила главная шестерня из мелиховского механизма, и мне кажется, что для матери и сестры жизнь в Мелихове утеряла теперь всякую прелесть и что мне придется устраивать для них теперь новое гнездо. И это весьма вероятно, так как зимовать в Мелихове я уже не буду, а без мужчин в деревне не управиться.
Чехов – М. О. Меньшикову, 20 октября 1898 г. Ялта
Толстой
Насколько я успел заметить, у Чехова не было «богов» в литературном мире. Анализируя всякую человеческую личность, он всегда делал спокойный, замечательно правдивый вывод. Вот это, дескать, его хорошие черты, а вот это – дурные. <…>
Я уверен, что если бы, например, и Л. Н. Толстой сделал худой поступок, то Чехов бы сказал: «Да, это дурно». И если бы последний негодяй сделал хорошее, то Чехов сказал бы: «Да, он поступил хорошо».
Б. А. Лазаревский. А. П. Чехов
Неужели Вам не понравилась «Крейцерова соната»? Я не скажу, чтобы это была вещь гениальная, вечная – тут я не судья, но, по моему мнению, в массе всего того, что теперь пишется у нас и за границей, едва ли можно найти что-нибудь равносильное по важности замысла и красоте исполнения. Не говоря уж о художественных достоинствах, которые местами поразительны, спасибо повести за одно то, что она до крайности возбуждает мысль. Читая ее, едва удерживаешься, чтобы не крикнуть: «Это правда!» или «Это нелепо!». Правда, у нее есть очень досадные недостатки. Кроме всего того, что Вы перечислили, в ней есть еще одно, чего не хочется простить ее автору, а именно – смелость, с какою Толстой трактует о том, чего он не знает и чего из упрямства не хочет понять. Так, его суждения о сифилисе, воспитательных домах, об отвращении женщин к совокуплению и проч. не только могут быть оспариваемы, но и прямо изобличают человека невежественного, не потрудившегося в продолжение своей долгой жизни прочесть две-три книжки, написанные специалистами. Но все-таки эти недостатки разлетаются, как перья от ветра; ввиду достоинства повести их просто не замечаешь, а если заметишь, то только подосадуешь, что повесть не избегла участи всех человеческих дел, которые все несовершенны и не свободны от пятен.
Чехов – А. Н. Плещееву. 15 февраля 1890 г. Москва
У меня в сарае холодно. Я бы хотел теперь ковров, камина, бронзы и ученых разговоров. Увы, никогда я не буду толстовцем! В женщинах я прежде всего люблю красоту, а в истории человечества – культуру, выражающуюся в коврах, рессорных экипажах и остроте мысли. Ах, поскорее бы сделаться старичком и сидеть бы за большим столом!
Чехов – А. С. Суворину. 30 августа 1891 г. Богимово
Для моей повести рекомендуемое Вами название «Ложь» не годится. Оно уместно только там, где идет речь о сознательной лжи. Бессознательная ложь есть не ложь, а ошибка. То, что мы имеем деньги и едим мясо, Толстой называет ложью – это слишком.
Чехов – А. С. Суворину. 8 сентября 1891 г. Москва
Толстой-то, Толстой! Это, по нынешним временам, не человек, а человечище. Юпитер. В «Сборник» он дал статью насчет столовых, и вся эта статья состоит из советов и практических указаний, до такой степени дельных, простых и разумных, что, по выражению редактора «Рус<ских> вед<омостей>» Соболевского, статья эта должна быть напечатана не в «Сборнике», а в «Правительственном вестнике».
Чехов – А. С. Суворину. 11 декабря 1891 г. Москва
Я хотел быть у Толстого, и меня ждали, но Сергеенко подстерегал меня, чтобы пойти вместе, а идти к Толстому под конвоем или с нянькой – слуга покорный. Семье Толстого Сергеенко говорил: «Я приведу к вам Чехова», и его просили привести. А я не хочу быть обязанным С<ергеенк>у своим знакомством с Толстым.
Чехов – А. С. Суворину. 7 августа 1893 г. Мелихово
Двуличновольнодумствующий Саша!
Обращаюсь к тебе с предложением исполнить нижеследующую мою просьбу. Третьего дня утром, когда я был в Ясной Поляне, к Льву Толстому явился человек с котомкой за спиной. Он просил милостыни. Помутнение роговицы в обоих глазах, видит очень плохо, ходит ощупью. Не способен к труду. Лев Толстой попросил меня написать куда-нибудь: нельзя ли сего странника законопатить в какой-нибудь приют для слепых? Так как ты специалист по слепой части, то не откажи написать оному страннику, куда он должен обратиться с прошением и какого содержания должно быть последнее? Вот его status: отставной солдат Сергей Никифоров Киреев 59 лет, ослеп на оба глаза 10 лет тому назад, живет в Кашире, в доме Киреева. Адресуйся в Каширу.
Я говорил про тебя Толстому, и он остался очень недоволен и упрекал тебя за развратную жизнь.
Хина родила сучку Селитру. Больше нет никаких новостей.
Чехов – Ал. П. Чехову. 11 августа 1895 г. Мелихово
Дочери Толстого очень симпатичны. Они обожают своего отца и веруют в него фанатически. А это значит, что Толстой в самом деле великая нравственная сила, ибо, если бы он был неискренен и небезупречен, то первые стали бы относиться к нему скептически дочери, так как дочери те же воробьи: их на мякине не проведешь… Невесту и любовницу можно надуть как угодно, и в глазах любимой женщины даже осел представляется философом, но дочери – другое дело.