— Что случилось? — встревожился Савельев.
— Немцы твою мать сгубили. Нет больше в живых Татьяны. И Петьку застрелили…
В глазах у Николая Ивановича потемнело. И все же нашел в себе силы, выслушал до конца.
Каратели расправились с его близкими в отместку за неуловимость советского разведчика. Сперва мучили, потом увезли в Нарву и расстреляли.
Долго горевать он не мог. Нужно было выполнить задание, подобрать надежных людей.
— Я теперь не уйду отсюда до прихода наших, — сказал Николай Иванович. — Так что посчитаемся с фашистами за все. Главное сейчас — найти подходящий народ. Нужны люди смелые, самоотверженные — работа предстоит нелегкая…
Вскоре такие люди нашлись, и отряд начал действовать. В назначенные дни Сокол вызывал Ленинград, чтобы передать разведывательную информацию.
Пришли проситься в отряд и односельчане Николая Ивановича — Виктор Александров и Владимир Михайлов. Молодые парни, они служили у немцев в полицаях. Оба сказали, что не могут больше служить врагу, что самое их заветное желание — сражаться против немцев с оружием в руках.
— Придется послужить немцам, — огорошил их Николай Иванович. — Там вы больше принесете пользы, чем в отряде.
«Полицаи» ушли с заданием.
Сообщения Сокола были короткими:
«Убили на дороге майора и двух обер-лейтенантов. Документы высылаем».
«Между Усть-Лугой и Валговицами курсирует бронепоезд. Обстреливает остров Лавансаари. Шлите подрывников».
Почувствовав возрастающую силу отряда, немцы взялись за усиленные поиски партизанской базы. Еще сильнее они разъярились, когда на железной дороге раз за разом стали рушиться под откос воинские эшелоны. Кое-что им удалось пронюхать. Потом они запеленговали рацию Сокола и обрушили на лагерь отряда артиллерийский удар. Пришлось срочно перебазироваться.
Тем временем разведчики продолжали свою работу. Они проникали в самые дальние деревни, беседовали с людьми, приободряли их, собирали сведения о немцах.
Много зла причиняли советским людям предатели. И тут пригодились Николаю Ивановичу его «полицаи», смело выполнившие первое задание командира отряда.
Ночью они подошли в Котлах к дому начальника района предателя Баранова, постучали. Хозяин выглянул, узнал полицейских.
— Двух неизвестных заметили, — сказал Александров. — Больно на партизан похожи. Надо бы задержать…
— Я мигом, — обрадовался Баранов. — Вот только оденусь и оружие прихвачу…
На улице Баранова обезоружили. Той же ночью незадачливый начальник района оказался на партизанской базе.
Кончался декабрь, а с ним — еще один год тяжкой, кровавой войны. 30 декабря разведчики доложили — из Кингисеппа прибыло около двухсот карателей. Завтра будут наступать на партизанскую базу.
И действительно — утром со стороны Хабаловского озера началась атака. Пришлось принять бой. Длился он весь день, до темноты.
Сокол сообщил об этом в Ленинград. Оттуда ответили: активных действий не вести, сохранить отряд для разведки.
Через несколько дней отряд получил задание: захватить «языка».
— Ну, ребята, — обрадовался Николай Иванович. — Если дело дошло до «языка» — значит, наши скоро начнут наступать! Надо постараться!
Двое суток ходили разведчики по лесам, часами лежали в засаде у дорог. И им повезло: наскочил на них немецкий мотоциклист.
Обер-ефрейтор оказался весьма осведомленным человеком. В этом Савельев убедился, допросив его на партизанской базе. Ленинград предложил Соколу немедленно переправить пленного на Большую землю. На другой день партизаны передали «языка» с рук на руки морским разведчикам.
А вскоре настал долгожданный миг: загрохотала ленинградская артиллерия. Советские войска перешли в решительное наступление. Немцы дрогнули, стали поспешно откатываться. Чтобы не дать уйти им, партизаны провели тылами врага морской батальон прямо в Усть-Лугу.
После снятия блокады Николай Иванович в последний раз собрал свой отряд.
— Что ж, товарищи! — сказал он. — Дело свое мы сделали. Спасибо вам за нелегкую вашу службу. Теперь кто помоложе, пойдет в армию, а остальные — по домам. Пора и рыбу ловить!
Так Сокол снова стал Николаем Ивановичем Савельевым, тружеником рыболовного промысла.
Василий Горбушин. В МАЕ 1945 ГОДА
Я — ленинградец. Работал на Кировском заводе, был мастером второго механического цеха, а незадолго до Великой Отечественной войны горком партии направил меня в органы государственной безопасности. В блокадные дни занимался оперативно-следственной работой. Затем вместе с нашими войсками проделал весь нелегкий путь от Ленинграда до Берлина.
События, о которых я хочу рассказать, происходили в мае 1945 года.
I
Захватить Гитлера, живого или мертвого, — такая была поставлена задача перед нами.
Вытекала эта задача из военно-оперативной обстановки: в полосе действий нашей 3-й ударной армии находились здания рейхстага и имперской рейхсканцелярии.
К ночи с 1 на 2 мая 1945 года эти здания были уже взяты и над ними развевались красные знамена Победы. В Берлине установилась относительная тишина. Смолк орудийный грохот, затихли минометы и автоматы. Из подземелий и подвалов, из полуразрушенных домов выходили немецкие солдаты и офицеры, строясь в длинные колонны военнопленных. На улицах немецкой столицы, на ее площадях высились кучи оружия, брошенного гитлеровцами. Воздух был пропитан запахом дыма и гари — от не остывших еще пепелищ и от последних не погашенных еще пожаров. Из окон многих домов свисали белые флаги капитуляции.
2 мая группа наших товарищей, в которую входили подполковник Клименко, майоры Быстров, Аксенов, Хазин и другие, начала действовать в здании рейхсканцелярии. Здесь ими были задержаны техник правительственного гаража Карл Шнейдер и шеф-повар рейхсканцелярии Вильгельм Ланге. И это оказалось очень кстати. И Шнейдер, и Ланге были использованы как опознаватели и проводники в лабиринтах фашистского подземелья.
Около запасного выхода из фюрербункера — последнего убежища Адольфа Гитлера, — в воронке от разорвавшегося снаряда были в тот же день обнаружены едва прикрытые землей полуобгоревшие трупы мужчины и женщины.
Лицо мужчины сильно обуглилось. Однако нацистский костюм, весь в клочьях, в черных пятнах подпалин, желтый галстук, золотой партийный значок со свастикой, да и вся тщедушная фигурка со скрюченной ступней правой ноги на металлическом протезе, — все это заставляло думать, что перед нами имперский министр пропаганды Геббельс — один из главарей разбойничьей гитлеровской империи.
Тщательно осмотрев оба трупа, Шнейдер и Ланге опознали в них Геббельса и его жену Магду. Опознать супругу Геббельса помогли найденные возле ее трупа номерной нацистский значок и золотой портсигар — подарок Гитлера с его личным факсимиле.
Об этой находке нами был составлен акт.
Несколько позже, в тот же день, трупы Геббельса и его жены были опознаны взятым в плен вице-адмиралом Фоссом, представителем военно-морских сил в ставке Гитлера. Вечером оба трупа были доставлены на грузовой машине во двор Плетцензейской тюрьмы.
Но где же Гитлер? О судьбе бесноватого фюрера носились по Берлину самые фантастические и самые противоречивые слухи.
Мы продолжали поиск.
Рано утром 3 мая майор Аксенов и лейтенант Ильин в одном из помещений фюрербункера обнаружили шесть детских трупов — пятерых девочек и мальчика. Все шестеро лежали на койках, словно живые. Трупы детей были укрыты одеялами й одеты в одинаковые ночные сорочки из белой в синюю полоску фланели.
Как засвидетельствовали опознаватели, это были дети Геббельса. Их трупы также были отвезены во двор Плетцензейской тюрьмы. Туда же был доставлен и обнаруженный во дворе рейхсканцелярии труп генерала Кребса, начальника штаба сухопутных войск фашистской Германии.
В тот же день удалось задержать врача госпиталя рейхсканцелярии Гельмута Кунца, который, как выяснилось, был причастен к умерщвлению детей Геббельса.
На допросе Гельмут Кунц показал, что 1 мая, в 20 часов 40 минут, по просьбе Магды Геббельс он сделал ее детям укол морфия. Потом, когда дети уснули, обезумевшая фанатичка потребовала дать им яд.
Лютой ненавистью ненавидели Гитлер и его подручные всех нас, пришедших в их логово, чтобы уничтожить фашизм. Они знали, что будут в ответе за моря человеческой крови и слез. Ведь их чудовищные экзекуции не щадили и малых детей. И вот теперь, в последнюю минуту, в ужасе перед возмездием, они, видимо, думали, что мы отплатим им той же мерою и в гневе своем не пощадим даже детей. Ведь у людоедов свои собственные представления о гуманизме, мерят они на свой аршин.
Словом, Магда Геббельс настойчиво требовала убить ее детей. Но даже привыкший к беспрекословному повиновению Гельмут Кунц отказался выполнить этот приказ фанатички. Тогда Магда Геббельс вызвала Штумпфеггера, личного врача фюрера, и они вдвоем разжимали рты спящим детям, совали в них ампулы с цианистым калием и сжимали детские челюсти, чтобы раздавить стекло. Геббельс в это время метался по своему кабинету. Убедившись, что дети мертвы, Магда спустилась к нему в кабинет с Гельмутом Кунцем и сказала: «С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе». Тот засуетился, забегал по кабинету, как затравленный волк. «Скорее же, у нас мало времени», — торопила жена.
Времени у них действительно оставалось в обрез: в ворота рейхсканцелярии требовательно и грозно стучался советский воин-победитель.
Супруги Геббельс приняли цианистый калий.
Кто вынес их трупы из подземелья и кто пытался сжечь, Гельмут Кунц не знал.
На вопрос о местонахождении Гитлера Гельмут Кунц ответил, что труп фюрера сожжен в саду рейхсканцелярии. Об этом ему якобы стало известно от Раттенхубера, начальника личной охраны Гитлера.
К исходу дня 3 мая более достоверных сведений о Гитлере мы не имели. Где он? В самом ли деле мертв? Не удалось ли матерому зверюге улизнуть из своей берлоги?
На фоне различных слухов и диких вымыслов свидетельство Гельмута Кунца выглядело правдоподобным. Поэтому мы решили продолжать самые энергичные розыски во дворе и в саду рейхсканцелярии. Должен сказать, что это занятие оказалось не из легких. Весь двор и весь сад были насквозь перепаханы бомба