В «Центральной» администратор в синем халатике и в мохнатых тапочках сонно позевала в ладошку. Два трехкомнатных номера и люкс? Люкс ее не удивил, но вот трехкомнатные…
«Зачем вам столько? Сколько вас?» – подозрительно спросила она.
«Нас пятеро».
«Ну вот!» – взглянула она так, будто мы не умели считать.
«Не вот, а да! – поправил администраторшу наглый Леха. – Нам условия нужны. Мы приехали работать».
«Химические опыты ставить?» – насторожилась администраторша.
«Почему химические?»
«А жил до вас один. Химичил что-то, вонь потом разгоняли».
«А жилец?»
«Какой он жилец? Его в ФСБ забрали».
Администраторше мы не понравились, зато номера оказались старинные, отвечающие зданию.
Правда, все тут нуждалось в немедленном ремонте.
Рамы и стены облуплены, на высоченных потолках – паутина. На стенах непременные репродукции Шишкина, в гостиной – дубовый сервант, плюшевые диваны. Время тут остановилось где-то при Брежневе. Заявление администраторши, что в люксе останавливался господин Немцов вызывало у Лазаря недоверие. «Почему это господина Немцова не приняли на заводе? Для таких, как он, существует специальный профилакторий».
«А не захотелось ему».
«Тогда понятно».
Разобрав вещи, я позвонил главному бухгалтеру, с которым связывался еще из Москвы, и он сразу начал орать на меня.
«Семин? – орал он. – Какой Семин? Семиных много! Ах, который из Москвы!»
Очень голосистым оказался Спикер, – такое волжский главбух носил прозвище.
Дознался до прозвища Валентин Якушев. Мне понравилось, как он пашет. В принципе, мог ограничиться самыми простыми вещами, но взял на себя труд без шума поднять материалы на всех людей, с которыми нам предстояло работать в Волжске.
Договорившись со Спикером о машине (ее предоставлял завод), мы спустились в холл. Новое время не очень жаловало Волжск, а может, сам Волжск упирался, не хотел входить в новое время: например, ресторан гостиницы начинал работать с двенадцати, а оба буфета, – с десяти.
«Да в буфетах с утра все равно ничего нет, кроме бульона из кубиков, – утишила наш гнев все та же администраторша. Она была все в том же синем халатике и в тех же мохнатых тапочках. – А в ресторане вам не понравится».
«Почему?»
«А дорого».
«Где же можно позавтракать по человечески?»
«А по человечески завтракают дома».
«А командированные?»
«Думать надо».
«Это как?»
«Ну, умные люди консервы с собой берут, яйца вкрутую, колбасу, хлеб, – объяснила администраторша. В принципе, она не была злым человеком. Просто ей не с чем было сравнивать. – Хотите, – предложила она, – я вам заварю кофе? – Она так и сказала – заварю. – У меня кипяток есть и порошок к нему».
«Какой еще порошок?»
«Отечественный».
Не сговариваясь, мы посмотрели на мышь Ксюшу.
Умный Ксюша, сдержанный, в темном костюме, тревожно моргнул. Потом вынул изо рта неизменную трубку и спросил, неожиданно, как для нас, так и для администраторши: «А где здесь ближайший бар?»
«В Стокгольме», – обиделась администраторша.
За полчаса мы обошли центр города, обнаружив ну, от силы, десяток коммерческих точек. Это было невероятно. Даже для типичного представителя городов красного пояса это было невероятно. Все же в одной точке мы отоварились арабским кофе, польскими сливками, немецкой ветчиной, минералкой и французским коньяком. Потирая небритый подбородок, поглядывая на нас растерянно, небритый владелец точки спросил:
«Москвичи?»
«А что, местные к тебе не заходят?»
«Если и заходят, то так… Поболтать или пригрозить… Сожжем, угрожают… Не будет в Волжске капитализма, угрожают… От страны отделимся, но не будет капитализма… Я тут думаете разбогател?…»
«Нет, мы так не думаем, – усмехнулся я. И спросил: – А что все-таки мешает?»
«Да денег нет! Живых денег нет! – взорвался владелец точки. – Понимаете, во всем городе нет живых денег. Люди думать бы забыли об угрозах, имей они возможность вот как вы придти и отовариться. Чтобы купить кусок колбасы или шоколадку нужны живые деньги! Не могу же я брать за ветчину и вино тракторами или комбайнами».
«А чего ж? – усмехнулся Леха. – Продукция известная».
«А что мне делать с трактором или с комбайном? – изумился владелец магазинчика. – Я бы, может, и взял, так власти схватят меня за руку. Здесь люди как живут? Огородами да рыбой! Им на заводе зарплату годами не выплачивают. Иногда выдают талоны на крупу и на сахар, как до перестройки. Вот люди и кипят. Дескать, вот наши вернутся!»
«Какие наши?»
«Ну, какие… Так говорят… Какие…»
«А бизнес?» – нагло поинтересовался Леха.
«Вы про бандитов, что ли? – опасливо покосился владелец торговой точки. Даже усики на его бледном, подчеркнутом щетиной лице опасливо дрогнули. – Если вы про бандитов, то их много. Правда, и ментов тоже навалом. Зато коммерческие точки в городе можно на пальцах пересчитать. – Он многозначительно покосился на наглого Леху, видно, приняв его за главного. – Когда над тобой сразу две крыши и ты обеих боишься, собственная начинает ехать. Понимаете?» – в круглых черных глазах владельца на мгновение промелькнул отблеск адского пламени, жарко пожирающего коммерческие ларьки. До перестройки этот парень работал, наверное, на том же заводе, жил на берегу, любил рыбалку. Сквозь распахнутую дверь тесноватого магазинчика и сейчас до самого конца просматривался зеленый переулок, упирающийся прямо в Волгу. От утренней реки, чуть прихваченной нежным туманцем, несло мощью и спокойствием.
Может, не зря приехали, подумал я.
Может, поможем обустроиться парню, может, люди увидят на руках деньги, может администраторша «Центральной» в мохнатых тапочках поймет, что настоящий кофе это вовсе не порошок и что настоящий кофе в принципе не может быть отечественным.
Директор завода принял только меня.
Лазарь и Леха задумчиво листали газеты в приемной, а Валентин (безопасник от Большого человека) настойчиво пытался разговорить рыжую секретаршу, надменно поджимавшую комсомольские губки. Умный Ксюша уединился с главбухом, который оказался чем-то похож на него – маленький, подвижный, с высоким кричащим голосом. Голос, конечно, отличал Спикера, зато во всем остальном они были как братья.
Чрезвычайно занятый, чрезвычайно любезный, в превосходном английском костюме, который он вряд ли одел в честь нашей встречи, директор сразу извинился, что не сможет уделить мне много времени. Поэтому лучше все вопросы разрешить сразу, сказал он.
«Как? – удивился я. – Все? Сразу?»
«А почему нет? – любезно улыбнулся директор. – Из Москвы мне звонили, специфика таких проверок нам известна. Задавайте вопросы, я отвечу. По крайней мере, час я вам могу уделить».
«Но я пока еще не знаю, какие вопросы следует задавать».
«Вот как? – удивился директор. – А для чего тогда вы приехали?»
«У нас большая программа, – замялся я. – Надо изучить поставки, сбыт, разобраться с бухгалтерией, поговорить с разными людьми. Завод-то на боку, завод поднимать надо».
Это директору не понравилось. Он нахмурился:
«С кем, собственно, вы собираетесь говорить?»
«Ну, с начальником отдела снабжения, – перечислил я. – С начальником отдела сбыта, с главным технологом, непременно с энергетиками, непременно с замами по капстроительству и по социалке. Само собой, с начальником отдела ценных бумаг и инвестиций. Честно говоря, затруднительно мне сейчас перечислить всех. Мало ли кто нам понадобится? Это выяснится по ходу работы».
«Вы не назвали главбуха», – насторожился директор.
«С главбухом мы обязательно встретимся. Как же без главбуха?»
Директор недовольно поджал губы. Похоже, он действительно не понимал или не хотел понимать смысла нашей комиссии. Он столько всяких комиссий перевидал на своем веку, что еще одна его просто не интересовала. «Завод лежит на боку…» Это его обидело. Он не зря спросил про главбуха. С одной стороны главбух по долгу своему обязан работать на государство, контролируя налоговые отчисления, с другой – именно он обязан облегчать жизнь завода. Информация, полученная Валентином, подтверждала, что в последние полтора года отношения директора со Спикером не складывались, поэтому, наверное, он и спросил про главбуха. Думал, наверное, нельзя ли его подставить?
«Хватит вам недели?» – подумав, спросил директор.
«На что?» – удивился я.
«Насколько я понимаю, – тоже удивился директор (очень мы в то утро удивляли друг друга), – вы прилетели, чтобы разобраться в ситуации? – Он пересилил себя: – Помочь заводу?»
«Конечно».
«Ну, вот видите, – обрадовался он. – Я вчера созванивался с Москвой, с тем-то и с тем-то, – он назвал имена замов собственного министра и укоризненно покачал головой, не отметив с моей стороны адекватной, по его понятиям, реакции. – Давайте сделаем так, – он поощрительно улыбнулся. – Прямо сейчас вы отправляетесь по интересующим вас отделам, изучаете, беседуете, я обо всем распоряжусь. А вот завтра… Завтра прямо с утра на Волгу, на рыбалку, есть у нас особенные места. „Выдь на Волгу, чей стон раздается?“ – лукаво процитировал он, не понимая скрытого смысла цитаты. – А какая ушица! Какая ушица! – мечтательно завел он глаза. Наверное, он ненавидел ушицу. Наверное, ему приходилось слишком многих кормить этой волжской ушицей. – Вы знаете, мы купили собственный виноградник на юге. Мы держим там собственных мастеров, сами попробуете. Любите коньяк? – он мечтательно возвел глаза и я понял, что он и коньяк ненавидит. Наверное, ему слишком многих приходилось поить этим коньяком. – Сегодня подъедут наши бельгийские коллеги, в компании с ними и отправимся. – (Вот для кого он надел английский костюм.) – Вы встречали рассвет на Волге?»
Судя по всему, он и рассветы ненавидел.
Да и чем, собственно, я мог его заинтересовать?
По хорошему-то он и меня должен был ненавидеть, как рассветы на Волге, как собственный коньяк и ушицу. Я же приехал мешать ему. Я приехал выявлять воров и разгильдяев на его заводе. Я приехал, чтобы понять, с ког