— Ты разве забыл, что сегодня сын обедает у тетки?
Малуан снова отправился в город. Уже в половине четвертого зажглись огни витрин и уличные фонари. У морского вокзала засветилась и его будка.
Бесцельно побродив по улицам, он наконец устроился в уголке кафе «Швейцария», где по крайней мере можно было послушать магнитофонные записи.
В противоположном углу сидела нарядно одетая Камелия, с лисой вокруг шеи. Камелия подала знак, и он чуть было не предложил ей пойти с ним. Но его остановила мысль, что в кармане у него не более двадцати франков.
Как узнать — фальшивые или настоящие деньги лежат в чемодане? Предъявить ассигнацию в банк он не мог. Если бы только газеты…
Он стал просматривать только что полученные парижские газеты и какое-то время сидел тихо в своем углу, в тепле, слушая музыку. За соседним столиком играли в домино. Его стало клонить ко сну.
Открылась дверь. И до этого момента она открывалась раз двадцать, но тут он вдруг резко поднял голову и увидел клоуна. Тот вошел и присел за один из столиков, всего метрах в трех от Малуана. Англичанин его не видел. Когда к нему подошел официант, он сказал:
— Рюмку коньяка.
Клоун мог в любую минуту повернуть голову и заметить Малуана. Но этому помешала Камелия. Она решительно подсела к англичанину и спросила:
— Где твой приятель? Он назначил мне свидание на четыре, а сейчас уже около пяти.
Малуан выжидал. Он боялся того, что должно произойти. Ему казалось, что все обязательно закончится каким-то взрывом.
Человек из Лондона, отвернувшись от Камелии, увидел стрелочника, и в глазах его отразился ужас.
— Не знаю, — торопливо ответил он Камелии. — Думаю, он уехал в Париж.
Говорил клоун с акцентом. Говорил медленно, не спуская глаз с Малуана. Камелия тронула его за руку, чтобы заставить повернуться к ней.
— Что ему там делать, в Париже?
Клоун как-то неестественно улыбнулся.
— А я почем знаю? Тедди меня не посвящал во все свои дела.
Малуан сделал еще одно открытие: у этого человека либо испорчены зубы, либо они пожелтели от табака.
— Официант! — позвал клоун.
— Ты уверен, что Тедди нет в Дьепе? — настойчиво расспрашивала Камелия.
Можно было подумать, что Камелия заподозрила что-то недоброе. Она смотрела на англичанина недоверчиво.
К их столику подошел официант:
— Пять с половиной франков, считая рюмку мадам.
Англичанин уплатил, не глядя на стрелочника, и вышел через другую дверь, чтобы не поворачиваться к нему лицом. Оставшись одна, Камелия попудрилась, подкрасила губы и, в свою очередь, подозвала официанта:
— Жозеф, если меня будут спрашивать, скажи, что я не могла больше ждать… Вечером меня можно будет застать в «Мулен Руж».
…Когда мужчина в бежевом плаще вошел в отель «Ньюхевен», хозяйка, гордо восседавшая за конторкой в глубине холла, повернулась к окошку в буфетную:
— Жермен, подайте прибор месье Брауна.
И она обратилась с улыбкой к Брауну, который вешал плащ:
— Хорошо прогулялись? Мне кажется, что вы недостаточно тепло одеты для этого времени года. Здесь, в Дьепе, ветры сырые.
Он в ответ лишь улыбнулся, точнее, сделал вид, что улыбается, и направился к бару.
— Жермен! — снова позвала хозяйка. — Месье Браун ожидает вас в баре.
Хозяйка отеля, полная веселая женщина, всегда была очень любезна.
— Виски, месье Браун? — спросил Жермен, держа в руках бутылку.
Человек из Лондона сел в кожаное кресло, и было совершенно ясно, что ему нечем себя занять. Он бездумно смотрел прямо перед собой, а если и думал о чем-либо, то догадаться об этом по его лицу было нельзя.
Хозяйка отеля считала, что внешность у него изысканная, во-первых, потому, что он высокий и худой, а во-вторых, — иностранец очень серьезен.
— Собираетесь долго погостить у нас, месье Браун?
— Не знаю. Возможно.
— Если вам захочется заказать какое-нибудь особое блюдо, не стесняйтесь, пожалуйста. Зимой у мужа есть время.
Он кивнул.
— В котором часу вы привыкли вставать? Завтрак вам будут подавать в постель.
Он любезно улыбнулся, допил виски, со вздохом поднялся с кресла и поволок свое длинное тело по холлу. В салоне снова как бы сложился вдвое — опустившись уже в другое кресло.
— Жермен, зажгите свет! — попросила хозяйка.
Браун по-прежнему с грустным видом смотрел прямо перед собой, а когда он в одиночестве уселся за столик неподалеку от двух коммивояжеров, то никому бы и в голову не пришло, что в кармане у него остался только один фунт стерлингов.
…А в это время Малуан, сидя дома за ужином, даже не заметил, что его сынишка облокотился на стол.
— Сдается мне, что ты заболел гриппом, — заметила жена.
— У тебя одни глупости на уме, — ответил он. Малуан взял свой бидончик с кофе, бутерброды и, поцеловав жену и сына, надел фуражку.
Мадам Малуан была бы крайне удивлена, если бы ей сказали, что ее мужу страшно. И самое главное, что он боится темноты!
Спуск с косогора до набережной не был освещен. Малуан шел вниз с такой скоростью, что чуть было не упал. В то же время он думал, что мысль жены о гриппе не так уж и плоха. Пусть у него будет грипп, тогда на неделю дадут отпуск!
Огни набережной отражались в водах гавани, и было видно, как Батист направляет свою «Божью благодать» к причалам, заменяя удочки и верши.
— Привет, Малуан!
Голос доносился из сырой мглы, где дрожал огонек ялика, и свет этот казался далеким, хотя был совсем рядом.
— Привет, Батист!
Может, Малуан чувствовал бы себя лучше, если бы ему удалось выспаться? Проходя мимо, он заглянул в кафе «Швейцария», но англичанина там не было. К себе в будку он поднялся мрачнее тучи, опоздав на две минуты. Малуан занял свой пост, не обмолвившись и словом со стрелочником, которого сменил.
Светились огни «Мулен Руж». Туда уже подходили музыканты. Малуан присел у печки и взглянул на пульт.
III
Когда утром, после смены, волоча ноги, Малуан вошел на кухню, жена, едва взглянув на него, воскликнула:
— Ну, теперь-то ты видишь, что у тебя грипп? Так кто же был прав?
Она вовсе не была права. Никакого гриппа у него нет. Но видно, и впрямь у него больной вид, раз жена это заметила. Правда, у нее была особая способность чуять, когда дела не клеятся, особенно если речь шла о чем-нибудь грязном или постыдном, или о денежных затруднениях. Она первой замечала прыщик у кого-нибудь на лице или разоблачала обман Эрнеста.
— Много не ешь! Сейчас приготовлю тебе грог.
Обычно, возвращаясь с дежурства, он ел мясо с разогретым картофелем, но сегодня даже не присел к столу и, метнув злой взгляд на жену, направился к лестнице в спальню.
Никогда до сих пор он не испытывал после службы такой усталости. Все тело ныло, голова болела. А главное, его мутило, как после сильной попойки.
— Оставь меня в покое! — крикнул он жене, которая направилась было за ним наверх.
Он не хотел видеть, как она станет сновать вокруг постели, надоедая советами.
— Ты не станешь пить грог?
В ответ он захлопнул дверь. В ушах отдавалась сирена, ревущая в тумане. В комнате было холодно. Он швырнул один ботинок налево, другой направо, бросил на спинку стула брюки и, оставшись в одной рубашке, уставился на ноги.
Неужто его вновь будут одолевать думы? Разве недостаточно всей прошлой ночи? Крадучись, будто собираясь сделать что-то дурное, он босиком подошел к окну и рывком распахнул его, так что заскрипели рамы.
На улице был туман, и однако, присмотревшись, Малуан различил метрах в пятидесяти от дома фигуру человека.
Он был доволен тем, что напугал этого человека. Конечно, напугал, иначе для чего нужно было так резко распахивать окно да еще высовываться. Малуан был уверен, что после этого англичанин кубарем скатится с откоса и возвратится в город.
Малуан лег в постель, разговаривая сам с собой, как это делал обычно в будке:
— Я должен непременно уснуть, иначе больше не выдержу!
Какую ночь он сегодня провел! А ведь ничего ужасного не произошло, ничего, заслуживающего внимания. Предыдущая ночь была в тысячу раз драматичнее, ведь в нескольких метрах от него был убит человек.
Может, это связано с тем, что теперь он знал убийцу? Нет, конечно, он с ним не разговаривал, не знал ни имени, ни профессии, ни причины, по которой тот пошел на убийство. Но теперь лицо этого человека изучено им лучше, чем лицо шурина, которого он видит ежемесячно на протяжении последних пятнадцати лет.
До полуночи набережная оставалась безлюдной, и прибытие судна из Ньюхевена прошло как обычно. Вначале ночь была светлой, но затем туман стал заволакивать воду, медленно пополз вверх, окутал весь город.
Оставшись без дела, Малуан так набил углем печку, что она раскалилась докрасна. Пришлось отворить окно. Он часто это делал, ибо при закрытых окнах Малуану казалось, что он оглох, когда же рама открывалась, он различал и опознавал любые звуки в порту. Даже не прислушиваясь, говорил себе: «Вот из порта выходит «Франсетта». Неплохая погодка для забрасывания сетей!»
Или же: «Вот и вернулся на своей машине месье Бабю».
Впрочем, он в лицо не знал судовладельца Бабю, который часто уезжал в Гавр и возвращался на своей машине. Дом его был неподалеку от морского вокзала, и Малуан часто слышал шум подъезжавшего автомобиля.
Сейчас с кормы английского судна сгружали соленую рыбу. Но даже скрип лебедки не мешал Малуану различать другие, более слабые и удаленные звуки. Около часу ночи он услышал плеск воды в той стороне гавани, где Батист обычно причаливал свой ялик.
Он сразу все понял. Только спрашивал себя: находится ли англичанин на борту один или вместе с Батистом? Когда же в еще прозрачном тумане ялик показался посреди гавани, стало ясно, что в нем находится только англичанин.
Он не был моряком, так как не мог справиться с кормовым веслом. Поскольку на ялике было лишь одно обычное весло, то англичанину приходилось трудновато, тем более что он старался не шуметь. Клоун загребал то слева, то справа, и, несмотря на все предосторожности, весло всякий раз задевало за борт. Ялик вихлял из стороны в сторону. Странное зрелище представлял в тумане человек в мягкой шляпе, пытавшийся