В спальне обнаружилась широкая кровать с балдахином. Там же стоял еще один шкаф — на этот раз для одежды. Кто-то уже успел принести сюда мой багаж.
— Если желаете позавтракать, я буду на кухне, — промолвила Памела.
— Благодарю. Лулу отыщет кухню в один миг.
Лулу, о которой шла речь, залезла в кожаное кресло — то что стояло поближе к камину, и всем своим видом показывала, что не собирается никуда идти. Да и вообще, судя по тому, как она выглядела, ей тут нравилось гораздо больше, чем в нашей маленькой грязной квартирке на пятом этаже в доме без лифта на Девяносто третьей улице. И, надо сказать, не одной ей.
— Уборка у вас будет проводиться ежедневно, — бодро продолжала Памела. — Если вам нужно что-то почистить или постирать — положите у двери, я обо всем позабочусь. Надеюсь, Хоги, вам у нас понравится.
— Думаю, лет двадцать-тридцать я протяну здесь без особых проблем.
В серванте отыскалась бутылка односолодового виски «Макаллан». Скотч был почти моим ровесником, разве что куда как мягче норовом. Смакуя его, я достал из сумки вязаный шерстяной костюмчик, который заказал для Лулу, когда она однажды зимой подхватила бронхит. Мне не хотелось, чтобы у нее снова начались проблемы с дыханием, потому что она от этого начинает храпеть. Я это знаю, потому что она любит устраиваться у меня на голове. С признательностью на меня посмотрев, Лулу втиснулась в костюмчик. Затем я поставил ее миски для еды и воды в ванную комнату. Туда же я отнес единственные в мире консервы, которые она ест: скумбрию марки «Девять жизней» для кошек. И для собак с большими странностями. Потом, развесив свою одежду, я решил отправиться на разведку.
В западном крыле помимо запертых дверей ничего интересного не нашлось. Восточное крыло оказалось полностью под замком. Лестница, что вела на третий этаж под купол, привела меня на маленькую площадку, где я уперся в массивные двухстворчатые двери. Закрытые. Возле них сидел еще один охранник, читавший газету «Ю-эс-эй тудей». Он поднял взгляд и без всякой улыбки посмотрел на меня.
— Комната мистера Скарра? — спросил я, кивнув на двери.
— А также студия звукозаписи. И кухня. И хранилище его работ. Все тут. А вы, значит, Хог.
Я кивнул.
— Он сейчас спит. Или просто не хочет, чтоб его беспокоили. Приходите позже.
На первом этаже я отыскал библиотеку, парадную столовую, отделанную панелями бильярдную и бальный зал, который размерами превосходил даже гостиную. Здесь можно было бы незаметно провести баскетбольный матч. Как я и ожидал, кухню отыскала именно Лулу. Памела мыла ягоды, что-то напевая себе под нос. Кухня оказалась современной и тоже далеко не маленькой. В ней имелось аж три холодильника и вытяжка таких размеров, словно тут готовили на целую армию.
— Вы уже ели?
— Нет, мэм.
— Тогда плесните себе кофе и присаживайтесь, — распорядилась она, показав на простой сосновый стол, — вам его еще долго ждать. Видите ли, днем он спит, а ночью — бодрствует.
Как граф Дракула?
— Так вы с ним знакомы?
— Лично? Нет.
Но я его знал. Знал, как и вся Америка с 1964 года, когда он впервые появился в программе «Шоу Эда Салливана»[18]. Страна увидела его хмурое рябое лицо, наглые бесстыжие глаза, глядящие в камеру, раздувающиеся ноздри, услышала резкий надрывный голос, напоминающий крик дикого зверя. В тот вечер он исполнил хит своей группы — песню Литл Ричарда[19] «Ух ты, Боже, ну и ну!». Сколько таких хитов еще будет! «Иди ко мне, крошка», «Мне нужно больше», «Может, это любовь?», «Новая эра», «Мисс Элоиз», «Двойное лихо»… Ну как мне его не знать? Это же Ти-Эс — такой талантливый! Преисполненный гнева. Напыщенный. Самодовольный. Заводящий толпу. Глумящийся над толпой. Тогда, на шоу у Салливана, он был с Рори Ло, который, тряся нечесаной гривой золотых волос и прикусив кривыми зубами нижнюю губу, безжалостно терзал гитару, вытряхивая из нее надрывное соло, ставшее визитной карточкой группы. Ти-Эс и Рори. Друзья с детства. Они вместе основали группу «Мы». Их называли «Двойное лихо». За их спинами, истекая потом и скалясь, Паппи Джонсон лупцевал ударную установку. Паппи, уроженец Луизианы, стал первой чернокожей рок-звездой Британии. За его образ жизни и неистовство на барабанах журналисты дали ему прозвище «дикарь с Борнео». Рядом с ним с бас-гитарой стоял Дерек Грегг — высокий красавчик с ангельским голосом и лицом мальчика из церковного хора.
Гадкие, мерзкие хамы. Бунтари. Четверка прокатилась по гребню волны, ударившейся о берег Америки — второй, после «Битлз». Именно эта вторая волна принесла нам «Роллинг Стоунз», «Ху», «Энималз». «Мы» протянула не дольше других. Впрочем, они пережили эпоху блюза, рокабилли, эйсид-рока, регги, хэви-метала и диско. Их музыка была неповторимой, и никто не смог их превзойти. Впрочем, это была не единственная причина, в силу которой они привлекали к себе столько внимания. Они отвратительно себя вели. Они были ужасны. Они ни в чем не знали меры: наркотики, драки, разврат. Они сражались против всего мира, время от времени переключаясь друг на друга. Создавалось впечатление, что в группе вечно царили раздор и свары. Скандалы, насилие и смерть неотступно преследовали их. Всего через год после того, как группа впервые появилась на шоу у Салливана, Паппи Джонсона задержали в Литтл-Роке, что в штате Арканзас, за секс с несовершеннолетней пятнадцатилетней белой девушкой. Группе запретили давать концерты в Штатах. Через два года Паппи передознулся и умер. Группа выжила. Познала сладость высочайшего триумфа. Распалась. Воссоединилась. Снова достигла зенита славы. А потом одним вечером летом семьдесят шестого на концерте в Атланте Рори Ло прямо на сцене застрелил один из бывших членов секты Чарльза Мэнсона[20]. Так Ти-Эс остался один. Он выпустил альбом «Сумеречный человек» и попытался выступать соло. Но после того, как кто-то во время концерта швырнул в него шутиху и она взорвалась прямо у его ног, Ти-Эс ушел из шоу-бизнеса и больше не возвращался. Он купил Гэдпоул и стал отшельником. После убийства Джона Леннона он нанял постоянную охрану. Ти-Эс теперь редко показывался на людях. Да что я говорю, последние лет десять он вообще не выходил в свет.
Ну как мне было его не знать? Одно время Трис Скарр был моим кумиром. Я взрослел под его музыку. Она стала частью меня.
И при всем при этом я его совсем не знал. Его никто не знал. Джей Вайнтроб про него все правильно сказал: Ти-Эс человек сложный, многоликий, противоречивый, преисполненный гнева и ярости. Живое воплощение рок-н-ролла. Он охотно заводил знакомство с представителями высших слоев общества и отличался взыскательными вкусами, но при этом открыто презирал выходцев из богатых привилегированных классов. Он устраивал дикие вечеринки с наркотиками, громил гостиничные номера, и при этом слыл интеллектуалом и тонко чувствующим поэтом. За последние тридцать лет он крутил романы с самыми известными красавицами, в том числе с Тьюлип, лондонской супермоделью, на которой в итоге женился. В этом был весь Ти-Эс. Он все изведал, все испытал. Он являл собой настоящий кладезь историй и вот теперь был готов поведать их миру. О сварах. О женщинах. О наркотиках. Одним словом, обо всем.
— Вас устроят яйца и бекон, мистер Хог? — спросила Памела.
— Никогда ничего против них не имел. И зовите меня Хоги. Очень вас прошу.
— Как Кармайкла?[21]
— Как сэндвич[22].
— Ясно, — чуть нахмурившись, промолвила Памела. Она удалилась в кладовую и вскоре вернулась с упаковкой яиц и куском бекона.
— Вам как сварить яйца, Хоги? — спросила экономка.
— Всмятку, — ответил я, помешивая кофе, — люблю, знаете ли, когда они внутри мягкие. Как, собственно, и все остальное.
Глава 2
Это я виноват, что мы заблудились в лабиринте.
Лулу вообще не хотела туда идти. Она была на седьмом небе от радости, лая на оленей, щипавших траву на опушке леса, и не желала отвлекаться от столь занимательного дела. Более того, ее старания дали результат: несколько оленей даже бросились наутек, гонимые страхом. В последний раз я видел ее такой счастливой, когда она загнала на дерево белку в манхэттенском Риверсайд-парке. Итак, Лулу упрямилась, но я настоял на своем. Я все же сильнее. С недовольным видом она потрусила рядом со мной. Мы углубились в лабиринт, дорожки в котором обрамляли аккуратно подстриженные живые изгороди трехметровой высоты. Сперва направо, потом налево. Затем налево, потом направо. Никогда в жизни не бывал в лабиринте, и мне тут пришлось по душе. Я и не думал, что здесь можно заблудиться, уверенный, что в случае чего Лулу-то уж точно меня выведет, она ведь как-никак собака. Моя уверенность не подтвердилась. Надо отдать должное Лулу, она изо всех сил пыталась найти выход, но всякий раз мы упирались в очередной тупик. Наконец, проблуждав в лабиринте достаточно долго, мы оказались в самом его центре, где располагалась беседка. Внутри обнаружился чугунный стол со стульями и небольшой сейф с табличкой, на которой красовались слова: «ОТКРОЙ МЕНЯ». Я открыл. Внутри лежали ракетница и записка: «ВЫСТРЕЛИ ИЗ МЕНЯ». Я выстрелил. Минут через двадцать к беседке вышел шофер.
— Мне ужасно неловко, — с виноватым видом признался я.
— Ну что вы, сэр. Это происходит со всеми нашими гостями.
— Даже когда с ними собаки?
— Нет, должен признать, это что-то новенькое.
Шофер сжульничал. У него имелась карта. Мы вышли с другой стороны лабиринта, к коллекции автомобилей Ти-Эс, которую он разместил в перестроенной конюшне. Тристам питал слабость к «Альфа-ромео». У него их было две: «Загато гранд-спорт» 1931 года и «Джульетта спринт куп рейсер» 1959 года. Любил он и «Феррари». У него имелся красный «Пинифарина» 1959 года, от которого у меня так и потекли слюни, и «Гран туризмо берлинетта 275» 1967 года. Нашлось тут место и кабриолету «Лагонда» 1952 года концерна «Астон-Мартин», и «Мерседесу» 1955 года — модели 3OOSL, «Паккарду» 1939 года с откидным верхом, «Студебеккеру» 1964 года «Гран туризмо хок», «Мазерати» 1972 года «Гилби-спайдер», «Бентли» 1952 года «Эртайп Континентал», «Форду» 1956 года «Ти-берд», «Шевроле-корвету» 1957 года. И этот далеко не все. У него был даже «Делориан»