лаю его срывать из-за плохой работы рядового полицейского.
Рядовому полицейскому Цакриссону было только двадцать три года. Он работал в отделе охраны второго участка. Старший криминальный ассистент уголовной полиции Стокгольма Гунвальд Ларссон был на двадцать лет старше. Цакриссон открыл рот, чтобы что-то сказать, но Гунвальд Ларссон поднял свою могучую правую руку и сердито заявил:
– Хватит болтать. Отправляйся в полицейский участок на Розенлундсгатан и выпей кофе или еще что-нибудь. Ровно через полчаса ты должен вернуться сюда свежим и энергичным, так что тебе лучше поторопиться.
Цакриссон ушел. Гунвальд Ларссон взглянул на свои часы, вздохнул и подумал: «Молокосос».
Он повернулся кругом, продрался сквозь кусты и начал карабкаться вверх по склону, ругаясь вполголоса, поскольку его итальянские зимние ботинки на толстой резиновой подошве скользили по обледеневшим камням.
Цакриссон был прав, утверждая, что на холме нет никакого укрытия от пронизывающего северного ветра, однако и сам Ларссон тоже был прав, называя вершину холма лучшим наблюдательным пунктом. Дом стоял перед ним как на ладони. Ларссон мог видеть все, что происходит в доме и возле него. Окна полностью или частично покрывал иней, свет нигде не горел. Единственным признаком жизни был дым из трубы, клубы которого тут же уносило порывами ветра в беззвездное небо.
Человек, стоящий на вершине холма, машинально переступал ногами и двигал пальцами в меховых перчатках. Прежде чем стать полицейским, Гунвальд Ларссон был моряком, сначала простым матросом в военно-морском флоте, потом плавал на грузовых судах в Северной Атлантике, и бесчисленные вахты на открытом ветрам мостике обучили его искусству сохранять тепло. Он также был специалистом по заданиям, подобным нынешнему, хотя теперь уже предпочитал лишь руководить. Немного постояв на холме, он заметил какой-то проблеск света в крайнем правом окне на втором этаже, словно кто-то зажег спичку, чтобы закурить сигарету или посмотреть, например, который час. Ларссон машинально взглянул на свои часы. «Четыре минуты двенадцатого. Цакриссон отсутствует уже шестнадцать минут. Наверное, сидит сейчас в буфете полицейского участка округа Мария и болтает с коллегами, попивая кофе. Однако это удовольствие продлится недолго, потому что через семь минут ему придется отправляться в обратный путь. Если, конечно, он не хочет получить выволочку», – подумал Гунвальд Ларссон, хмурясь.
Несколько минут он размышлял о людях, которые могли в настоящий момент находиться в доме. В этом старом здании было четыре квартиры, две на первом этаже и две на втором. На втором этаже слева жила незамужняя женщина лет тридцати пяти с тремя детьми от разных отцов. Больше об этой женщине Ларссон ничего не знал и не стремился узнать. В квартире слева на первом этаже жила пожилая супружеская пара. Им было около семидесяти, и жили они здесь уже лет пятьдесят, тогда как в верхних квартирах жильцы менялись довольно часто. Муж любил выпивать и, несмотря на преклонный возраст, был постоянным клиентом полицейского участка округа Мария. В квартире справа на втором этаже жил мужчина, тоже хорошо известный полиции, но по причинам, гораздо более серьезным, чем регулярные субботние пьяные скандалы. Ему было двадцать семь лет, и он уже успел шесть раз побывать в тюрьме. Преступления он совершал самые разные: от вождения автомобиля в нетрезвом виде до драк и грабежа. Звали его Рот, это он устроил вечеринку для своего приятеля и двух подружек. Сейчас они уже выключили магнитофон и свет – либо улеглись спать, либо развлекались несколько иным способом. Именно кто-то из них зажег спичку, мелькнувшую в окне.
Под квартирой Рота, на первом этаже справа, жил человек, за которым наблюдал Гунвальд Ларссон. Он знал, как зовут этого человека и как этот человек выглядит. Однако, что было довольно странно, Ларссон не имел ни малейшего понятия, зачем понадобилось следить за этим человеком.
Дело обстояло так. Гунвальд Ларссон являлся специалистом по раскрытию убийств и обезвреживанию опасных преступников, а поскольку в настоящий момент дела, связанные с убийствами, отсутствовали, его откомандировали в другой отдел, где он отвечал за это задание в дополнение к своим основным служебным обязанностям. Ларссон получил в подчинение четырех сотрудников и простой приказ от начальства: не позволить указанному человеку исчезнуть, не допустить, чтобы с ним произошло несчастье, и фиксировать всех, с кем он встречается.
Гунвальд Ларссон даже не поинтересовался, зачем это нужно. Наверное, наркотики. Похоже, сейчас все связано с наркотиками.
Наблюдение продолжалось вот уже десять дней, и наиболее примечательным событием за это время стала покупка «объектом» Ларссона двух бутылок ликера и приход проститутки.
Гунвальд Ларссон посмотрел на часы. Девять минут двенадцатого. Остается восемь минут.
Он зевнул и развел руки в стороны, чтобы похлопать себя по бокам.
И тут дом взорвался.
Пламя взметнулось с громким хлопком. Окна квартиры справа на первом этаже вылетели наружу, и, казалось, фронтон откололся от дома, когда одновременно со взрывом сквозь выбитые стекла вырвались длинные голубоватые языки пламени. Гунвальд Ларссон стоял на вершине холма, раскинув руки в стороны, словно статуя Христа Спасителя, и оцепенело смотрел на то, что происходит на противоположной стороне дороги. Однако в таком состоянии он находился лишь какое-то мгновение. Потом побежал, скользя и ругаясь, вниз по склону холма, через дорогу, прямо к дому. Характер и цвет пламени тем временем изменился, оно стало оранжевым и жадно лизало деревянные стены. Ларссону показалось, что крыша в правой части дома начала оседать, словно из-под нее убрали фундамент. Квартиру на первом этаже за несколько секунд охватило пламенем, и, когда старший криминальный ассистент подбежал к каменным ступенькам крыльца перед входной дверью, в комнате на втором этаже уже тоже вовсю полыхало.
Ларссон распахнул дверь и сразу понял: слишком поздно. Дверь справа, ведущую в прихожую, сорвало с петель, и она заблокировала лестницу. Лестница вспыхнула, словно гигантское бревно, и огонь начал распространяться по деревянным ступенькам. Волна нестерпимого жара ударила Ларссона, он зашатался, обожженный и ослепленный, и отступил назад, на крыльцо. Из дома доносились отчаянные крики людей, охваченных ужасом. Насколько знал старший криминальный ассистент, в доме находились по меньшей мере одиннадцать человек, запертых в смертельной ловушке. Вероятно, некоторые из них уже погибли. Языки пламени вырывались из окон первого этажа, словно из гигантского сопла.
Гунвальд Ларссон быстро огляделся вокруг в поисках лестницы или чего-нибудь еще, но ничего не нашел.
На втором этаже распахнулось окно. Сквозь дым и огонь старший криминальный ассистент разглядел женщину или, скорее, девушку, которая истерически кричала. Он приложил ладони рупором ко рту и громко скомандовал:
– Прыгай! Прыгай вправо!
Она уже взобралась на подоконник, но все еще колебалась.
– Прыгай! Немедленно! Как можно дальше! Я поймаю тебя.
Девушка прыгнула. Он поймал ее правой рукой за ноги, а левой за плечи. Она оказалась вовсе не тяжелой, наверное, весила килограммов сорок – сорок пять. Он ловко подхватил ее, не дав даже коснуться земли. Затем повернулся спиной к бушующему огню, чтобы девчонку не обожгло, сделал три шага и положил ее на снег. Спасенной было не больше семнадцати. Совершенно голая, она вся дрожала и билась в истерике. Каких-либо ран на теле девицы старший криминальный ассистент не обнаружил.
Когда он снова повернулся к дому, на подоконнике стоял мужчина, завернутый в простыню. Пожар усилился, из-под крыши валил дым, справа языки пламени уже начали прорываться сквозь черепицу. «Когда же наконец приедут эти чертовы пожарные!» – подумал Гунвальд Ларссон, подбираясь к огню как можно ближе. Горящее дерево трещало, фонтаны искр брызгали на лицо и дубленку полисмена, и так уже всю прожженную. Он громко закричал, чтобы перекрыть рев огня:
– Прыгай! Как можно дальше! Вправо!
Мужчина прыгнул, но тут вдруг вспыхнул край его простыни. Человек пронзительно закричал и попытался в падении сбросить с себя горящую материю. На сей раз приземление оказалось не таким успешным. Мужчина был значительно тяжелее девушки, он перевернулся в воздухе, неудачно задел Гунвальда Ларссона левой рукой и рухнул на землю, врезавшись плечом в булыжники. В последний момент старший криминальный ассистент успел подставить свою левую руку под голову падавшего, смягчив удар. Потом положил парня на землю, схватил горящую простыню и отбросил ее в сторону, при этом безнадежно прожег собственные перчатки. Мужчина тоже был голый, лишь на руке поблескивало золотое обручальное кольцо. Он ужасно стонал и издавал гортанные звуки, словно обезьяна. Гунвальд Ларссон оттащил его на несколько метров и оставил лежать на снегу вне досягаемости падающих горящих балок. Когда полисмен снова повернулся к дому, из квартиры справа на верхнем этаже прыгнула женщина в черном бюстгальтере. Ее рыжие волосы горели. Приземлилась она слишком близко к стене.
Гунвальд Ларссон бросился вперед и оттащил женщину от горящей деревянной обшивки в более безопасное место, погасил ее волосы снегом и оставил лежать. Она кричала и корчилась от боли; полицейский видел: дама сильно обгорела. Очевидно, она еще к тому же и неудачно упала, одна ее нога выгнулась под неестественным углом к туловищу. Женщина была немного старше прыгнувшей первой девушки: лет приблизительно двадцати пяти, рыжеволосая, волосы между ног тоже рыжие. На животе дамы Ларссон не заметил каких-либо видимых повреждений, кожа у нее была бледная и вялая. А вот на ее лице, ногах, спине и груди он увидел множество ожогов: бюстгальтер сгорел прямо на ней.
Подняв взгляд ко второму этажу, Гунвальд Ларссон увидел пылающую, как факел, фигуру, которая вскинула руки над головой и исчезла. Он догадался: это четвертый участник вечеринки и помощь ему уже не понадобится.