Разумеется, я понимал, что меня может ждать впереди. Но я так измотался за всё это время, что мне уже было всё равно. Попытка вырваться на волю закончилась. Пускай и полным обломом.
И на меня начала наваливаться апатия. Туман… Чувство приближающегося беспамятства. Окружающий мир словно отдалился куда-то в другую комнату. Стал нестрашным и неважным. Пусть даже и бьют — всё равно потом опять будет тихо… Краем сознания я ещё соображал, что это слишком уж может походить на смерть, но даже сил реагировать уже не было.
А если ещё молчать и не слышать голоса говорящих…
Но эти кретины всё время мешали. Они трясли меня, дёргали, и вместе с возвращающейся головной болью окружающее снова прояснялось. Залиба перед самым моим носом держал снаряжённую обойму.
Свет факелов неожиданно ярко отблёскивал на толстых цилиндриках девятимиллиметровых патронов. Значит, уже вечер. Или даже ночь. Долго же я валялся в отключке.
— Что нужно с этим сделать? — донёсся до меня навязчивый, как муха, голос. — Что… Нуж-жно… С-с-с… Э-этим… С-сде-е-елать…
— Отстань, — сказал я ему. Всё-таки он вынудил меня шевелить языком, скотина. Жаль, что я не пристрелил его в потасовке. Зудит, как муха на стекле, гипнотизёр хренов. Не знает, что я негипнабелен. — Да отвяжись ты! Надоел!
От этих усилий дурнота прошла по всему телу. Боль острым железом вонзилась в череп, внутри всё нестерпимо замутилось, и я ощутил неудержимую тошноту. Голоса на какое-то время отдалились, и я сразу почувствовал облегчение.
А хорошо бы, мелькнула мысль, облевать стоящего передо мной Залибу. Вот жаль только, сил нет даже на то, чтобы для этого прицелиться. Ишь чего захотели! Обучи их с пистолетом обращаться!
Кстати, сами-то что, разобраться не могут? Там ведь всего-то и делов, что одну обойму из рукоятки достать да вторую вставить. Но потом я вспомнил, насколько хитрая у «макарыча» защёлка, и только внутренне усмехнулся.
Да, не для слабых умов. Похоже, конструкторы специально постарались, чтоб просто так открыть её было невозможно…
Ох, да не трясите вы меня! На что вам пистолет? Запасных обойм всё равно всего три штуки. Двадцать четыре патрона. А потом можете им гвозди забивать! Или орехи колоть! Патронных фабрик здесь у вас нет!
Сейчас мне было очень даже хорошо. Безопасно! Я ничего не боялся, поскольку Потур с Залибой были далеко. И добраться до меня никак не могли. Тычки и толчки охраны поддерживали меня в реальности всё меньше и меньше.
И можно было позволить себе на всё наплевать. И ещё понаслаждаться напоследок тем, как я ловко провёл своих мучителей, ускользнув от них буквально «во внутренний мир», ха-ха!..
И я было отключился напрочь, но тут оказалось, что что-то меня ещё не пускает. Причём не с моей, а скорей с противоположной стороны. Внешней. Что-то такое зацепило моё внимание, покуда я ещё был достаточно вменяем.
Но что? Собрав оставшиеся силы, я с недовольством стал перебирать в памяти смутные картинки, увиденные перед тем, как потерять сознание. Что? Что я вообще такое мог увидеть без своих очков — в ближайшем-то метре?
Потур. Залиба… Смутные тени вокруг в свете факелов. Да, факелы… Обычные факелы, ничего особенного. Что? Нет, не они. Но что-то близкое, очень близкое. Буквально под самым носом…
А что у меня могло быть под носом? Залиба. Нет, не то. У алжирского бея под носом шишка!.. Надо же. Нет. Не это. Но что? Может, померещилось просто? В отблесках факелов на патронах в обойме. В обойме?
Ну и что? Ну обойма. Действительно, ближе её под носом и не было ничего. Ну так и что? Воронёная железка, в ней восемь штук патронов. Чего уж в них такого особенного?
Я ещё немного посоображал напряжённо, пытаясь понять. Потом почувствовал, что начинаю отчаиваться. Я совсем готов был уже освободиться от всего этого издевательства, и вдруг в самый последний момент на тебе!
Так же как в свалке у ворот: я уже отбился от всех навалившихся на меня, перестрелял, поднялся на ноги — и тут получил чем-то по башке! Обидно. А ведь уже почти вырвался… Стоп!
Стоп.
Стоп.
Не может быть. Не может…
Я сообразил, в чём дело. Но открытие это меня нисколько не успокоило. Скорее наоборот. Я стал лихорадочно соображать, проверяя, не ошибся ли.
В голове с треском разорвалась петарда, и я опять увидел вокруг себя в неверном свете факелов окружающие меня устрашающие фигуры. И чей-то голос в очередной раз спросил, доносясь откуда-то из поднебесья:
— Будешь говорить?
Но теперь я их уже не боялся. Спасительная темнота, куда можно было убежать и спрятаться, продолжала оставаться рядом — всего лишь одно незначительное движение, и всё.
Я ощутил это почти сразу же, не успев ещё до конца очнуться, и сумел подавить начавшийся было страх, разламывающую головную боль и тошноту. Теперь уже необязательно было блевать на колдуна Залибу.
Я хихикнул — со стороны это, наверное, выглядело придурковато, — с радостью выдохнул:
— Идите вы все… к едрене фене! — и быстренько юркнул в небытие. Теперь я был для них недосягаем!
Но ребята оказались упорные! Они принялись вытряхивать меня обратно с настойчивостью, достойной великого дела! Они жутко досаждали и надоедали, никак не желая оставить меня в покое.
Тайна, вишь, пистолета, им понадобилась! Ха-ха-ха! Но я всё время оставлял их с носом, удирая опять и опять. И каждый раз это получалось гораздо лучше, чем в предыдущий.
В своём роде это оказалась полезная тренировка. Правда, сперва я ещё побаивался, как бы чего-нибудь не сбилось, но потом успокоился и даже развеселился. Тщетность усилий этих идиотов доставляла огромное наслаждение.
Они, конечно, могли вернуть меня к нормальному восприятию окружающего. Это было в их силах. Но вот удержать в нём меня они уже не могли. Я уходил от них снова и снова, честное слово, даже жалко было их усилий!
Я даже было подумал, не вступить ли теперь с ними в переговоры. Но, поразмыслив, решил повременить. Пусть они лучше сначала малость успокоятся. Тогда и поговорим. К тому же мне вовсе не хотелось терпеть дикую головную боль, слабость и тошноту. Похоже, у меня было сотрясение мозга.
Закончилось это состязание в конце концов моей победой. Я погрузился в своё ничто настолько далеко, что все усилия моих, так сказать, собеседников перестали достигать своей цели.
В крайнем случае ощущались только какие-то отдалённые толчки и невнятные звуки — наподобие помех в радиоприёмнике. Меня уже не выдёргивало в нормальный мир.
Теперь я мог вернуться к своей так ошарашившей меня мысли. О патронах. А оно того стоило, сколь бы странно ни звучала тема в существующих обстоятельствах. Поскольку наблюдение и впрямь выходило интересное.
В обойме у «макарова» восемь патронов. Восемь! Я это хорошо помнил. И когда палил в камере, захватывал Залибу и шёл по двору, я свои выстрелы ещё считал. А потом забыл!
Когда началась свалка у дверей, у меня просто всякое соображение отшибло. Надо думать, от страха. Я только нажимал и нажимал на спуск. Никакой перезарядки, естественно, не делал.
Но к тому моменту должно было вообще оставаться не более пары-тройки патронов! Это я могу сказать совершенно точно! По сути, пистолет был пуст! Но я стрелял из него! Причём много! Не меньше двадцати раз!
Это уже ни в какие ворота не лезло! Ну положим, мой приход сюда, в этот мир, тушёнка, пистолет, консервы, фляжка с выпивкой, даже вафельный торт и перстень-зажигалка — это как-то ещё понятно.
Время от времени тот, кто всё это придумал, должен был бы снабжать меня предметами первой необходимости. Время от времени, подчёркиваю! Потому что еда у меня появлялась не каждый день. А только тогда, когда я уже доходил от голода, — где-то раз в пару суток. Фляжка с бренди объявилась, когда я сутки мок под дождём и у меня зуб на зуб не попадал.
Наконец, пистолет я получил не раньше и не позже того, как, избитый и помирающий от ужаса, был брошен в подвал.
Но здесь всё более-менее понятно. Повторяю: если исходить из того объяснения, что кто-то следит за мной и время от времени мне… Ну скажем, содействует.
Гм. А ведь в этом случае безразмерность восьмизарядного магазина вполне, кстати, объясняется. Действительно ведь, затруднительное положение-то имело место. Но не совсем понятно тогда, как быть с сигаретами, спичками…
Ну пожалуй, спички, кажется, тоже вполне объясняются — попадая в категорию крайне необходимого. А бренди? Я не алкаш, постоянной тягой к спиртному не обладаю, дождей последнее время не было.
И если относительно сигарет ещё можно согласиться, что у меня неодолимая тяга к куреву, то с фляжкой это не проходит. Почему же тогда в таком случае она не опорожнялась?
Впрочем, ладно. Это, в конце концов, просто непонятно. Куда серьёзней другое. На первый момент менее бросающееся в глаза.
Организовать внепространственную переброску консервов, торта, фляжки и пистолета в определённую точку — задача весьма трудная, требующая точного прицела и немалого расхода энергии.
Ну насколько, конечно, я это представляю. Раз в два-три дня это ещё кажется реальным. Но у меня в голове не укладывается, как это можно делать постоянно!
Загоняя, например, патроны в патронник со скоростью непрерывной стрельбы из пистолета. На огромном расстоянии! Или ещё: доливать по глотку во фляжку всякий раз, как только из неё отпивается!
Или спичку в коробок. Я проверял! Недостача восполнялась моментально. И ограничений в доставке новых пополнений не было никаких. Во всяком случае, я этих пределов не стал добиваться. Хватило и трёхсот спичек.
Абсурд! Выходит, что кто-то где-то сидит и всё время наблюдает за состоянием этих вещей! И постоянно обновляет израсходованное. Бред какой-то, честное слово. Ему что, делать больше совсем нечего?
Дурацкая затея — сидеть и следить за удовлетворением моих прихотей. Да и прихоти-то… Почему, если им так уж приспичило, они просто не прислали мне килограммов десять золота, например? Там ещё, дома?