Мистер Уортон открыл ворота под взглядом нескольких коров. Коров на кладбище не пускали. Мальчики побежали к первой могиле, выискивая дату:
– Тысяча восемьсот восемьдесят четвертый! Глядите, мистер Уортон!
Лео Рансибл, местный агент по недвижимости, на своей машине вез пожилую пару по плоским холмам. Оба старика жаловались на ветер и сырость; они-то думали, что здесь будет такой же здоровый климат, как в глубине страны.
– Слишком много папоротников, – сказал старик, когда они подошли осмотреть дом. Чтобы отпустить это замечание, он вынырнул из своего маразма. – Там, где растут папоротники, всегда сыро.
– Никаких проблем, – отозвался Рансибл, – я могу найти несколько домов в отличном состоянии в сухой открытой местности, и они будут вам по карману.
И теперь они собирались посмотреть эти дома.
Но конечно, это были фермерские дома, совсем не модные, не как те, к востоку от хребта Болинас, которые он им только что показывал. И они были не в лучшем состоянии. Рансибл прекрасно это знал, и он знал, что пожилой паре фермерские дома покажутся запущенными грязными лачугами. Их строили дорожные рабочие и люди с мельниц. Самый низший класс. Дома на сваях. Ему не нравилось их показывать, и он старался не брать их в работу. Ну ради бога, подумал он. Ты что, собираешься на закате торчать во дворе, где сыро и ветрено? Или все-таки будешь сидеть в теплой гостиной? Он формулировал эту мысль, прекрасно зная, что старики не купят ни одну из фермерских лачуг. Если он им что-нибудь и продаст, то это будет оштукатуренный или покрытым гонтом домик на склоне холма, а не лачуга из белой вагонки.
– Там, куда мы едем, большие участки? – поинтересовался старик.
– Нет, – ответил Рансибл, – но я полагаю, что у вас достаточно мудрости, чтобы не покупать большой участок.
Оба старика покорно закивали, настолько он был резок.
– Достигнув зрелости, человек должен наслаждаться жизнью, а не становиться рабом десяти акров сорняков, которые каждый год придется косить, чтобы не случился пожар. И знаете что? В округе есть список из более чем сорока растений, которые запрещено выращивать на своей земле. Вам придется выучить, как выглядит каждое из них, и лучше бы вас не поймали, а то выпишут штраф.
– А какое округу дело? – спросила старуха.
– Для скота опасно, – пояснил Рансибл, – список вывешен на почте. Опасные растения. Их становится все больше.
Дома, которые он собирался им показать, стояли вдоль дороги. Из окон каждого из них можно было разглядеть все остальные. В некоторых дворах лежали ржавые кузова автомобилей, которые каждый раз его страшно раздражали. Но ведь теперь приняли закон… Возможно, ему следовало написать в дорожный патруль или кому-нибудь в Сан-Рафаэле и перечислить имена нарушителей. В конце концов, из-за этого падают цены на недвижимость.
Но какое этому быдлу дело до соседей?
– Кем вы работаете, мистер Дитерс? – спросил он старика.
– Я сейчас на пенсии, а до того занимался банковским делом. Много лет работал в «Американ траст компани», а до этого в «Крокер».
Пожилая пара указала, что дом должен стоить не дороже девяти тысяч. Но Рансибл рассудил, что сумму можно будет поднять до десяти или даже десяти с половиной. Чувствовал он себя прекрасно, потому что у него было несколько домов в этом ценовом диапазоне. И погода стояла хорошая.
Летом легче показывать дома, когда тепло и нет грязи. Справа тянулись бурые поля. Мелькнул мост над болотом.
– А что тут насчет коммуникаций? – спросила миссис Дитерс. – Газа нет?
– Нет, тут пользуются бутаном, – пояснил Рансибл, – электричество от «Пасифик газ энд электрик», вода от водопроводной компании Вест-Марин из Каркинеза.
– Мусор? – спросил старик.
– Каждую неделю вывозят. И обслуживание септика.
– И верно, – сказала старуха. – Здесь нет канализации.
– Это деревня. Но не забывайте, что не придется платить городские налоги. В Каркинезе есть хорошая пожарная часть. Младший шериф, врач, дантист, продуктовые магазины, аптеки, почта – все, что вам нужно. Вы хотите ходить в город пешком или ездить?
Они приехали в агентство недвижимости на старом черном «паккарде», очень ухоженном.
– Мы могли бы ездить в Сан-Рафаэль за покупками раз в неделю, – сказал мистер Дитерс, – я думаю, так будет дешевле, чем делать покупки на месте.
– А почему вы так думаете? – спросил Рансибл.
Этого он очень не любил. Когда отказывались платить местным. Это же, в конце концов, соседи. Ну или будущие соседи. И еще деньги на бензин. Плюс время на поездку через Тамалпаис. Дел на весь день.
– Тут есть все необходимое по вполне разумным ценам. И вот что еще вам скажу. Если вы никогда раньше не жили в небольшой деревне вроде этой, вы приятно удивитесь. Торговцам приходится держать невысокие цены. Это необходимость. Они знают, что увидят вас снова; может быть, ваши дети вместе ходят в детский сад. И даже если у вас нет детей, вы знаете всех в округе, и, если с вами плохо обошлись в местном магазине, это все узнают. Не забывайте об этом. Здесь нет безличного сервиса, здесь все как в старые добрые времена. Когда все было по-человечески.
Говоря это, он съехал с окружной дороги на грунтовую. Впереди, за зарослями бамбука, виднелась лачуга Петерсонов; грязные дети играли рядом с мусорным баком.
– Конечно, – сказал он негромко, – здесь живут представители отнюдь не высшего общества. Большинство мужчин здесь – поденные рабочие. Но они хорошие, честные люди.
Остановив машину, он открыл дверь. Миссис Петерсон вышла на крыльцо одноэтажного четырехкомнатного дома, помахала ему, и он помахал ей в ответ. Залаяла собака.
Не выходя из машины, мистер Дитерс сказал:
– По-моему, это место нам не подходит.
– Нет, – согласилась его жена. Очевидно, они не хотели смотреть здесь дома.
– Здесь очень разумные цены. – Рансибл откровенно наслаждался ситуацией.
«Ты сам это придумал, – сказал он про себя. – Когда я покажу вам Бедняцкую лощину, вы с удовольствием купите дом на холме».
– Здесь так пусто, – сказала миссис Дитерс.
– Поначалу тут будет одиноко, – сочувственно сказал он. – Но вы привыкнете. Люди дружелюбны. Они всегда протянут вам руку помощи. Никто не запирает двери.
Он завел машину и поехал дальше. Старики благодарно кивнули. Сам Рансибл был чужаком в этих краях. До Второй мировой войны он жил в Лос-Анджелесе, в 1940 году пошел служить на флот, а к 1944 году командовал охотником за подводными лодками у берегов Австралии. Величайший момент в его жизни случился в тот год. Как он сам рассказывал, он стал «единственным евреем в мире, который потопил японскую подводную лодку в Йом-Кипур». После войны он занялся недвижимостью в Сан-Франциско вместе с партнером, в 1955 году купил летний домик в Каркинезе, чтобы быть поближе к воде, и сразу же организовал яхт-клуб – точнее, возродил старый. В 1957 году, три года назад, он перенес свою контору в Каркинез. Его единственным конкурентом был медлительный и дряблый местный житель по имени Томас, который тридцать пять лет торговал в Каркинезе недвижимостью и страховками и скоро должен был (по словам Рансибла) умереть. Томас все еще продавал дома пожилых жителей другим пожилым жителям, но все, молодые и старые, прибывавшие в эти края, обращались к Рансиблу.
Его объявления в газетах Сан-Рафаэля привлекли много народа – без них люди никогда бы и не услышали о Каркинезе, который стоял немного севернее Болинаса на берегу океана, отрезанный от остальной части округа Марин горой Тамалпаис. Когда-то никому и в голову бы не пришло жить на западной стороне горы, работая в Сан-Франциско или на равнинной части округа, но дороги становились все лучше. И автомобили тоже. И все больше и больше людей переезжали в округ Марин каждый месяц.
Крупные города были переполнены, а цены на недвижимость росли.
– Какие красивые деревья, – сказала миссис Дитерс. Они снова въехали в лес, после солнца так приятно в тени.
По дороге шла группа детей в сопровождении взрослого, которого Рансибл узнал. В этом классе учился его собственный сын, девятилетний Джером. Мистер Уортон махнул своей группе рукой, веля им отойти от машины. Дети остановились на травянистой обочине, кто-то помахал, узнав «студебеккер». Джером просиял и замахал руками.
– У них поход, – пояснил Рансибл Дитерсам, – это четвертый класс нашей школы.
При виде машущих рук, улыбки сына и кивка мистера Уортона он ощутил прилив гордости. Когда вы проживете здесь некоторое время, подумал Рансибл, вам тоже станут махать. Разве не приятно это было бы двум хрупким одиноким пожилым горожанам на склоне лет, тоскующим по месту, где они могли бы стать своими и жить в безопасности и комфорте?
«Какую услугу я вам оказываю, – подумал он, – показав вам четвертый класс школы Каркинеза». Дитерсы смотрели на него, и в их глазах были тоска и зависть.
Он точно знал, что продаст им дом. Возможно, прямо сейчас. Дело было в шляпе.
2
Уолтер Домброзио поставил две банки эмали на землю у дверей мастерской. Спросил у рабочих:
– Слушаете игру? Уилли только что упал.
Мальчик, прибиравший стружки, отозвался:
– Зато «Джайантс» получили очко.
– Этот новенький на второй базе хорош, – заметил один из рабочих и запустил токарный станок; его вой положил конец разговору.
Домброзио с уборщиком замолчали, но, когда шум прекратился, снова заговорили.
– Знаешь, парень, – сказал Домброзио, – если бы я упал на глазах у сорока тысяч зрителей, я бы повесился.
На самом деле он ничего не понимал в бейсболе, но чувствовал себя обязанным упомянуть об игре, раз уж спустился в мастерскую, показать, что тоже следит за игрой. Что он, конечно, работает наверху и носит костюм с галстуком, но ничем не отличается от них.
– Он слишком старается, – сказал Домброзио, – а значит, возможно, слишком сильно старается.
Рабочий кивнул и снова запустил станок.
Им не было до него дела. Домброзио,