– Я заберу свои вещи на неделе, – сказал Уолт.
– В любое время, – сказал Лауш.
– Это ужасно, – сказала она.
– Нет, не ужасно, – хрипло сказал Уолт, – что в этом такого?
Он яростно откашлялся.
– Ты не передумаешь? Я не возражаю. – Лауш сказал это таким официальным тоном, что даже она поняла, что это лишь проявление вежливости.
– Нет, спасибо, – сказал Уолт.
Когда они припарковались напротив «Лауш Компани», за красной «альфой», Шерри спросила:
– А как же я?
– А что вы? – переспросил Лауш.
– Если мой муж не умеет себя вести, значит ли это, что я должна за это платить? Даже если не хочу?
– Как угодно, – без особых эмоций ответил Лауш, – если хотите, выходите на испытательный срок. Как мы и договаривались.
– Это очень мило с вашей стороны, – сказала она, – восхищена вашей справедливостью.
– Хорошо, – сказал Лауш, – что ж, на этом все. Счастливой дороги через гору.
Уолт уже вышел из машины и сел в «альфу» спиной к ним.
– Я позвоню завтра, – сказала она Лаушу.
Лауш кивнул.
– Спокойной ночи, – попрощалась она. Выйдя, она закрыла дверцу и последовала за мужем. Села за руль «альфы», открыла сумочку и поискала ключи.
«Бьюик» проехал мимо них, и Лауш не посмотрел в их сторону. Ее муж не пошевелился; она хотела помахать рукой, но передумала. Очевидно, делать этого не следовало.
– Ну и вечер, – сказала она, заводя двигатель.
Осев на сиденье, Уолт молчал.
9
Из окна ванной комнаты Джанет Рансибл отлично видела склон и задний двор дома Домброзио. Она видела патио, три зеленых железных стула с пластиковыми деталями, переносной гриль, забытую чашку с блюдцем. Дерево загораживало ей вид на дверь в патио, а кусты, растущие на склоне холма, не позволяли заглянуть в дом. Но зато она видела гараж, который был пристроен к дому сбоку.
Через окно гаража она разглядела Уолта Домброзио. Было одиннадцать утра.
Посмотрев на вчерашнюю газету, она удостоверилась, что сегодня среда. Он остался дома и накануне, она его видела.
Он потерял работу в Сан-Франциско? Уволился? Или заболел? Или взял отпуск?
Но спортивная машина по-прежнему выезжала рано утром; она каждое утро слышала, как машина спускалась с холма около пяти сорока пяти. И она возвращалась на холм вечером. В то же время, что и всегда.
Итак, Джанет решила, что миссис Домброзио уезжает одна. И точно по тому же графику, что и ее муж. За рулем спортивной машины должна была сидеть Шерри, потому что семья Домброзио состояла всего из двух человек. И она не видела Шерри днем, только ее мужа.
В полуденной тишине до Джанет донесся скрежет пилы. Уолт в своей мастерской что-то пилил.
Возится в мастерской посреди дня, подумала она. Выходит, он остался без работы. Если только это не какая-то работа, которую они заставили его взять на дом. Но это казалось маловероятным.
Однако казалось маловероятным и то, что он потерял работу, а его жена сразу же нашла работу, которая заставляла ее ездить в Сан-Франциско и обратно в то же самое время. Все это озадачивало.
Сдавшись, Джанет вышла из ванной и вернулась в гостиную, где еще дотлевала в пепельнице на кофейном столике сигарета.
А что, подумала она, усаживаясь на диван, может, он потерял работу, потому что у него отобрали водительские права? Но – святый боже. Это означало бы, что Лео виноват в том, что он потерял работу, потому что именно Лео виноват в том, что он лишился прав.
Она настолько расстроилась, что не могла сидеть. Поднявшись, она зашагала по гостиной, сжимая кулаки. Ногти впились в ладони. «Боже, – думала она. – Я молилась, чтобы этого не случилось, но я знала, что это случится. Этого я и боялась».
Далеко внизу визжала пила. В гостиной она слышала, как он работал в гараже. «Что он делает? – подумала она и зажала уши. – Это что, будет продолжаться весь день? Я буду вынуждена слушать это в собственном доме? Это не я вызвала полицию, а Лео». Но Лео-то не слышит этих звуков. Он в своей конторе. Он в безопасности в агентстве недвижимости Рансибла. Защищен от всего.
Это мне придется заплатить за то, что сделал Лео, подумала она. Так всегда бывает. Виновный никогда не платит. Платит невинный. Вот в чем истинный смысл христианства.
Подойдя к книжному шкафу, она достала Библию короля Якова, а затем, для пущей убедительности, еврейскую Библию Лео. Открыв обе книги наугад, она закрыла глаза и выбрала по строчке из каждой.
К черту все это, подумала она, читая строки, которые ничего для нее не значили; они, по идее, не могли ей помочь. Должен быть какой-то способ понять, что делать, сказала она себе. Узнать, как правильно.
У стола она опустилась на колени, затем села на коврик. Вытащила из-под стола газеты и журналы и перебирала их, пока не нашла журнал «Уик», который пришел вместе с «Кроникл» в начале месяца. В нем была статья, которую она запомнила. На момент чтения статья показалась ей очень глубокой, и теперь она хотела поискать в тексте моральное руководство.
Она не нашла статью, которую хотела, но зато в другом журнале нашла статью, которую раньше не заметила. Статью о новом молодом диск-жокее – на фотографии он казался хорошим, честным, надежным человеком, – в которой он давал советы растерянному миру. Конечно, в первую очередь они были нацелены на подростков, но, прочитав их, она поняла, что они могут пригодиться и остальным.
Если что-то верно, думала она, для одного человека, это верно и для всех остальных. Независимо от возраста.
Долгое время она изучала советы молодого диск-жокея и в конце концов нашла то, что понимала с самого начала. Прежде всего нужно хранить верность своему мужу. Она должна держаться его независимо от того, что он делает. Он ее муж. Лео был рядом с ней, когда у нее случился ужасный срыв в пятьдесят восьмом году, когда она пыталась работать. Он страдал так же, как и она. И он лишился помощи, которую она могла бы ему оказать; он был женат на женщине, которая не могла нести свою долю бремени, и все же он не бросил ее.
«Если бы я выполнила свою задачу, – подумала она, – он бы не был таким напряженным и нервным. Он бы не наговорил всего этого Полу Уилби и не позвонил бы Уолту Домброзио. По крайней мере, он бы подумал получше. Это моя вина. Я виновата».
Что бы Лео ни сделал неправильно, если это вообще неправильно, вина в любом случае ее. И поэтому, поняла она, если Уолт Домброзио потерял работу из-за отсутствия водительских прав, то это ее вина.
Она подумала: «Если бы я не подвела Лео в пятьдесят восьмом году, если бы я осталась в конторе и делала свою работу, если бы я не была такой слабой, то Уолт Домброзио не пострадал бы».
Его ужасные страдания, его арест, внесение залога, судебное слушание, лишение водительских прав, а потом скандал с работодателем… Это было слишком. Она не могла вынести даже мысли об этом.
Снова зажав уши руками, она побежала на кухню и закрыла дверь; затаив дыхание она молча стояла, морщась и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. «Я недостойна жизни на этой планете, – сказала она себе. Она произнесла это вслух. – Я должна умереть», – сказала она себе. Слезы стекали по ее щекам и капали на рубашку. Она видела большие темные пятна, растекшиеся по белой ткани.
Боже, подумала она. Все бы отдала за стаканчик.
Придется сменить рубашку, поняла она. Она вернулась в спальню, опустила шторы, закрыла дверь, расстегнула рубашку и сняла ее. В полумраке спальни она рылась в ящиках комода. Наконец она сдалась и включила лампу.
У лампы, накрытая пластиком, стояла вырезка из журнала, найденная много лет назад. Она прервалась и перечитала стихотворение. Она читала его тысячу раз, и оно всегда ее успокаивало.
Когда главнейший из судей
Финальный даст свисток,
Победа неважна, важней,
Какой ты был игрок.
«Да, – подумала она. – Дело в том, какой ты игрок. И какой же из меня игрок? Довольно паршивый. Причиняю боль всем вокруг, позволяю им снять с меня мою ношу и нести ее самостоятельно, потому что я слишком эгоистична. Сначала родители, потом Лео, потом даже соседи.
Это распространилось на все общество. Как в тот раз, когда я не появилась на ярмарке тортов и поэтому не было белого торта с шоколадной глазурью. И оказалось, что многие люди хотели как раз его. Он отлично бы продался.
С другой женой, – подумала она, – с активной, решительной, умной, Лео, возможно, смог бы воплотить в жизнь некоторые из тех сказочных идеалов, которые теперь мучают его. Например, он хотел, чтобы я баллотировалась в школьный совет… но разве я смогла бы?» А вот другая женщина могла бы. Лучшая женщина. Прежде всего Лео нужен был напарник, женщина, которая могла бы работать с ним бок о бок, как те женщины в Израиле. Может быть, если бы он женился на еврейке… и в этом она его подвела. Она не была еврейкой и даже не перешла в иудаизм. Она держалась за свою старую веру не потому, что уважала ее, а потому, что боялась изменений. Она не знала, что может повлечь за собой новая вера.
Она решила, что в первую очередь он нуждается в ней не дома, а на работе. Там, где идет битва. Как только в городе станет известно, что из-за Лео Домброзио потерял работу, люди будут думать о нем еще хуже. «И, – подумала она, – я знаю, что он все равно тревожится. Я точно знаю». Это еще одна опухоль, разъедающая его изнутри. Интересно, он уже знает о работе?
Ему потребовалось два месяца, чтобы узнать о потере прав… может быть, он не заметит, что Домброзио дома днем. В конце концов, мы не разговариваем с Домброзио. А Лео днем на работе, если только не забывает что-то дома и не возвращается.
«И что он почувствует, когда узнает?» – спросила она себя. Сможет ли он простить себя? А может, он сможет дать Домброзио работу? В агентстве по продаже недвижимости. Но там есть только одна работа – печатать документы, отвечать на звонки и выдавать ключи. Для этого Лео держал пож